верным до самого конца - я его постараюсь сдержать, коль ты позволишь мне
это.
Я видел смерть, не так много, но видел. И я нёс её сам на острие меча. Я
знаю предательство и разочарование, может, не в полной мере, но с меня
этого было довольно, да, ты тоже всё это видела, наверное... Так неужели
ничто не подсказывает тебе, что в этот раз всё уже идёт не так!? А лучше,
чище, совсем, совсем по-другому, по-настоящему, как бывает только в
детских сказках...
Да, в сравнении с этими горячими арапами, что, проходя мимо, громко
обсуждают тебя на своём тарабарском языке - я просто лёд чистейший, я
северянин - всё необузданное и дикое прячется во мне. А если что и
проявляется - под твоим строгим взглядом я загоняю это вниз, в самую
глубину. Может быть, я даже сумею так долго существовать, прежде чем ты
разрешишь мне выпустить себя. А коль не суждено... Я не знаю, что тогда.
Позови меня, просто позови, и даже если ты спрячешь пронзительный, ни с
чем не сравнимый взгляд этих внимательных глаз за длинными ресницами, я
хотя бы обхвачу твои загорелые под южным неправедным солнцем колени.
Уткнувшись в них лицом, я поведаю тебе о той нераскрытой, таящейся во мне
нежности, которую не доверить никакому пергаменту. О том, как ждал тебя,
как схожу с ума, и как счастлив, что ты снова здесь, рядом.
Так повелевай же, любимая! Что же ты медлишь!? Что же ты молчишь?
Я, быть может, и дурак, коль всё это так открыто говорю тебе. Но разве это
не лучший способ доказать, что я не лгу. Ты лишаешь меня даже самой
надежды быть необходимым. Зачем ты так? Сегодня я и мизинцем не коснулся
твоей кожи, а ты так отдёрнула руку, едва я указал на этот странный
змеиный браслет... Твоя воля, Твоё слово тут для меня закон. Но, коль я не
совсем безразличен, родная, милая моя, да подскажи же путь, который ведёт
к твоим ногам, и к твоей руке, извлекающей из струн столь пронзительные
звуки грусти и любви.
А мой путь давно безжизнен без тебя, о жестокая валькирия. Если я не
нужен, если в тебе не теплится ничего, ни лепестка... то пусть отныне он
будет таким.
Но что же ты молчишь, если хотя бы искра, хотя бы уголёк мерцает в тебе, в
этих дивных очах?
И я поддался бы им, и я пропал, я хотел бы пропасть, утонув в твоих чудных
глазах, потерять в них всё то, что нашел до сих пор, потерять себя и стать
иным, пройдя этот сосуд перерождений. Пусть будет тихий вечер, нешумный
круг редких друзей, ласковая мелодия божественной лиры, проникающая сквозь
полутьму. Я приглашу тебя на танец, медленный и неспешный, вечный танец,
как пригласил бы тебя на Жизнь до исхода.
Пусть будет потрескивать костёр, пусть всё повторится, когда, вдоволь
накружившись в хороводе, мы взойдём на крутой берег Вислы, и слыша лишь
один ту скромную мелодию, я предложу, я прошу, я буду умолять тебя всего
об одном танце среди последних зелёных мурав умирающего лета.
А теперь ты спи, и смотри свой сон, о сумасшедшем, поверившем в случай,
судьбу, сказку. О том, кто создал себе богиню, и о том, что она не должна
быть так безжалостна и неумолима.
Целую твои пальчики, да воссияет на каждом из них кольцо или перстень.
Тогда будет предлог ещё раз перецеловать их все до единого. Ответь же хоть
что-нибудь! Потому что та пустота, куда уходили мои письма эти последние
месяцы, меня приводит в такое же страшное опустение. Словно какой-то
чёрный коршун бил влёт этих милых голубей, раздирал их на клочья и
выклёвывал маленькое сердце.
А со мной? Что будет со мной? Ничто не обессиливает так, как нежелание
принять помощь. Великие боги! Да скажи хоть одно слово! Я молил бы тебя
только о том, чтобы принять на себя ту боль, хотя бы малую толику боли,
что ты испытываешь последнее время. Незнание, непонимание, что с тобой
происходит. Возможность быть одним лишь зрителем - эта роль изводит меня,
доводит до полоумия. Сказать, что ты прекрасна - это оскорбить тебя.
Марианна, ты сама не представляешь, насколько ты очаровываешь людей, то
сияя воинственной валькирией, то щекоча им нервы хитрым чёрным котёнком, а
то просто убивая холодной рассудительностью. Зачем же ты губишь себя,
ввергая в какую-то странную небыль, из которой возвращаешься вот уже не
первый месяц с такими потерями.
Ты будешь счастлива, я клянусь, что сделаю для этого всё... и даже выше
моих сил. Я облеку тебя в царственные одежды, ведь украсить каждый из этих
перстов - это так мало и естественно. У тебя будет величественный замок, и
в нём всё самое лучшее, если это так необходимо для счастья.
Но, ради всего святого, не замыкайся в своём замке. Ты думаешь, это ты в
нём заключена? Нет, это я узник одинокого замка, названного, словно в
насмешку, твоим благословенным именем. Марианна! Марианна! Марианна! Я
произношу его нараспев, мне становится теплее на душе.
Я восславлю тебя в моих балладах, я пронесу славу твою на острие меча.
И я... Что я? Да оживи же меня, выпусти всё лучшее во мне, и запри всё
худшее! Ты одна, одна в целом свете можешь это сделать со мной. Я не хочу,
чтобы это была не ты!
Пусть же моё чувство застынет на пике, на взлете, пусть я продолжаю
парить... А ты, ... неужели ты не взлетишь, не поднимешься ко мне в эти
выси, где мне так одиноко, Марианна? Или ты просто спустишь тетиву, пока я
на излёте? Что ж, стреляй! Я даже не успею удивиться, я приму эту стрелу
от тебя, как должное, и не спрошу, за что. Что плохого я сделал Тебе,
родная!?
Если это так случится, то вдруг, когда-то, много лет спустя, ты, быть
может, услышишь одну из тех баллад, которых я не спел тебе у костра в
нашем лагере - и тогда ты вспомнишь об этом выстреле, убивающем без
промаха.
И если я не сумел разбудить тебя - то горе мне, то моя вина, а не твоя.
Значит, я просто не так талантлив, не так добр, не такой... словом, каким
ты хотела бы видеть рядом верного рыцаря.
Если бы ты указала только путь. Я постарался бы стать таким, каким хочешь
ты. И, наверное, из третьего котла с кипящим молоком я всё-таки выйду на
божий свет. Не надо варить меня, душа, в кипятке первого. Я тебе ещё
пригожусь. Позови меня, ты только позови! Позови, как-нибудь, через сотни
веков. Или вот сейчас, прямо сейчас, Марианна-Марианна, моё чудо и
спасение моё.
- Я проведал, что есть некто по имени Орм, - продолжал свой рассказ Ридар,
глоток за глотком отхлебывая из непустеющей чаши, - Орм, который полтора
года назад обманул её. Хоть и дракон, как выяснилось, но она была к нему
сильно неравнодушна. Именно тогда мы и встретились. Орм был горяч, весел,
талантлив, любвеобилен. Это и положено дракону, он не такой, как мы, люди.
- А главное, драконы совсем не такие, как рыцари! - поправил Старик,
отпивая в свою очередь.
- Первые признаки её превращения я заметил слишком поздно. Ещё в Великий
праздник Тора она была той самой славной Марианной, к которой я
привязался... Да что там, которую я полюбил так искренне и чисто. Ещё до
праздника уставшей к исходу года Сол она оставалась всё тем же милым,
родным человеком, которому я был нужен. Я её ни в чём не торопил, зная
немного девичью историю или догадываясь о том, чего она мне не говорила...
Двенадцатого дня после Громницы мы встретились - отметить год с того
самого момента, когда я первый раз предложил ей кубок. До того мига я лишь
издали вздыхал о ней, и мы наблюдали друг за другом украдкой. Итак, это
был год, самый лучший в моей жизни, и такого уже не будет никогда...
Ридар сделал ещё глоток, качнулся и уронил голову. Но пламя полыхнуло, и
он очнулся, точно задремавший путник.
- О чём это я? Ах, да! У меня был обручальный перстень белого золота с
аметистом, камнем вечной любви. Это было уже особое кольцо, я неспроста
ходил к волхвам. Мы сидели по разные стороны стола, и я опустил на её
глазах этот перстень в бокал красного вина. Он оказалось на дне. Марианна
выпила вино и примерила кольцо на тот палец, где ему и суждено было
находиться.
Потом были цветы и долгие неспешные слова уже у самого её дома...
В благословенный день Фрейи накануне праздника Сол, она была всё ещё тем
самым человеком с изломанной судьбой, которого я выхаживал, как мог,
пытаясь притупить боль от драконьего яда.
Прости, Старик, я выхаживал её для себя. То, что я ей был нужен, придавало
мне колоссальные силы, такие, что сейчас мне дают ярость и боль. Но тогда
это были светлые силы, у меня получалось решительно всё. Я ввёл её в круг
людей, близких мне, которым я безраздельно доверял, я придумал для неё и
для себя радужный мир, в котором, мне верилось, не может быть ни драконов
с их ядом, ни предательства.
Итак, в пятницу, накануне, она была всё ещё тем единственным человеком,
потеря которого стоила бы мне себя и Удачи.
Мы встали лагерем близ капища, где это было и в прежние времена, разбили
шатры - гости праздника ещё не все съехались, а я не люблю шумных сборищ.
К тому же лишь посвящённые могут прибыть на праздник.
Ночь прошла замечательно. На груди, в ладанке, я давно носил ещё одно
кольцо, таким можно лишь раз в жизни украсить персты избранницы. Они жгло
меня, но я терпел. Когда Марианна отошла от костра, мы оказались бок о бок
с её матерью, удивительно похожей на дочь, словно бы между ними не было
двух десятилетий. И я сказал ей, что хотел бы сделать Марианне предложение.
- Повремени, Ридар! - молвила она. - Я и сама вижу, к чему идёт дело, но с
дочкой сейчас творится неладное.
- Значит, я не ошибся! Это ведь Орм? - проговорил я.
- Она справится сама! Не мешай ей, такие раны не заживают скоро, -
ответила мать.
Мы ещё немного поговорили, и она ушла спать вслед за дочерью.
На другой день был ритуал, и каждый, кто принимал в нём участие, говорил
сокровенные слова богам пред ликом кумиров:
- Время поворачивается, скоро завертится новый круг, - произнёс я, - падут
на землю великие снега, покроют её пушистым одеялом. Грядёт великая охота
- и пусть каждый ловчий догонит своего зверя, но пусть самый хитрый и
умелый зверь избежит своего охотника! - Потом я добавил, глядя на Неё. -
Это и время свадеб, так пусть же каждый суженый найдет свою суженую, а она
обретет его. Да будет так!
- Нельзя бросаться клятвами, потому что сказанного не воротишь, Ридар! -
только и вымолвил Старик, но рассказчик прервал его.
- Подожди, и мне это ведомо. Но слушай же дальше, ты, в самом деле, напоил
меня, Старик, и в наказание за это услышишь историю до конца. Пусть она
покажется тебе бессвязной, но язык уже заплетается, путаются мысли, и пока
я не свалился тут...
Впрочем, и она в следующую ночь выпила не в меру напитков. И когда я
попытался с ней поговорить, она от меня просто убежала. Я лёг в шатёр и
стал слушать лес.
Вскоре Марианна вернулась к костру, ещё более хмельная. Мёды,
приготовленные загодя, выпили в первую же ночь, но это был чистый напиток.
Кто и что наливал ей в кубок?
Она сказала, как ей хорошо сейчас, но почему-то очень холодно. Я никогда
не поверю, что мёд вызывает озноб. Наконец, она спросила у оставшихся при
костре, где это Ридар. Но они были тоже пьяны. Ты слушай, Старик! И молчи!
Это весьма поучительная история, а меня, когда я сам напьюсь, пробивает на
душещипательные разговоры.
Я взял топор и двинулся в лес. Я повалил высокое живое, красивое дерево -
простите меня, боги - и приволок его к костру.
Когда я вернулся, она сидела на прежнем месте, укутавшись в одеяла. Я
попросил её перейти в шатёр к матери, но Марианна возразила, что там
холодно, а здесь её греет огонь. Потом она легла прямо у костра.
Как одержимый, я расправился с сосной. Пламенело страшно. Футов пять, а то
и шесть в длину - полыхающие угли.
Она лежала, чуть приоткрыв глаза, и смотрела на небо, куда возносились
искры. А я сидел всю ночь у её изголовья, изредка поворачивая поленья и
поливая угли, норовившие то и дело добраться до неё. Тогда я укрыл её
плащом, а утром оказалось, что он прожжён в нескольких местах случайными
искрами, что не может не случиться у костра...
Мы уже стали сниматься, когда в лагерь пришёл один наш общий знакомый.
Старик, он нес в руках рог с мёдами. Ты, конечно же, знаешь эту
замечательную историю, и слышал об Одине, который похитил мёд поэзии у
великанов - этим он украл у них Удачу.
Это был чужой рог, Старик! И это были чужие мёды!
Одно дело, когда рог принимается из рук хозяина, и ты пьёшь с ним на
равных. Но сакральный напиток был у кого-то унесен, украден, а может это
позволили сделать намеренно. И выпитое тогда может сравниться по действию
разве лишь с драконьим ядом.
Прежде чем я успел что-либо сделать, рог пошел по кругу сидящих у костра.
Из рога испили все, кроме меня, когда я добежал - было уже поздно. Пили
все, великие боги! И первой - Она, моя Марианна, принимая отравленную
заклятием брагу из этого сосуда. Да, рог был, несомненно, защищён от
непрошеного человека. На нём не было надписей, но серебряные змеи оплетали
его сверху донизу...
- ... Приходи к нам завтра, - сказала её мать, помня о моих словах.
И снова лунный день, а мне везёт разве что в среду, - сбивчиво продолжал
свой рассказ Ридар. - Но я не мог больше медлить.
Марианна была не в настроении. Она была просто подавлена, и первый раз, по
словам матери, улыбнулась, только завидев меня. За разговорами - доброе
вино, вкусная пища - мы кое-как привели её в чувство. Она отошла, стала
неожиданно приветливой, и я подумал, что надо скорее делать ей предложение.
Играет музыка, эти восхитительные виолы.
Вот сейчас, уже сейчас...
Вдруг среди танцующих появляется высокий светловолосый, бледный парень. Я
видел его несколько раз, но никогда бы не подумал, что это мог оказаться
сам Орм. Он делает знак Марианне. Они отходят в сторону и обмениваются
парой фраз. Я срываюсь с места и уже иду к ним. Но разговор завершён, Орм
исчезает, а Марианна возвращается к нам. Затем, сказавшись больной, она
поднимается к себе и пропадает навсегда...
Три дня я пытаюсь встретиться с ней. Она назначает время и место, но не
приходит. В пятницу утром у меня идёт горлом и носом кровь, хотя я не
слабого десятка.
Я беру злосчастное кольцо и мчусь к ней, загнав коней. На пороге у её дома
одна из роз ломается, и в руке уже чётное число. Но я не внимаю
предостережениям богов.
Наконец, меня принимает её матушка. Она в крайнем недоумении, как, неужели
я ещё ничего не знаю? И она сообщает мне новость. И белый свет меркнет в
глазах. Я ухожу, оставив кольцо новобрачной. Я бреду, не разбирая пути,
через спящую долину, а с того её конца мне весело подмигивает огонёк. Это
горит мой дом, а в нем все дурацкие вирши.
Да, как смешно! Утром следующего же после явления Орма дня, они тайно
обручились. А сегодня у них свадьба, настоящая свадьба, Старик. И он уже
обвивает её кольцами, как тот злодейский рог.
Теперь самое страшное. Я привык доводить дела до конца, Старик - меня
несёт, но ты потерпи, ведь сейчас самое интересное!
Я решил, что всё-таки встречусь с Марианной в последний раз, до того, как
она выйдет замуж. А вдруг, всё-таки, случится чудо... Но плоды любых дел
отныне будут зреть долго, и не один год, как я понял.
Мне, конечно же, не хотелось незваным викингом прийти к ней на свадьбу,
там бы я просто не ручался за себя.
... В горнице никого не было, кроме неё и матери. Та предупредительно
вышла, едва я приблизился. Потом я опустился у ног Марианны на колено и
сказал всё, что себе сочинил, глядя в мутные, безжизненные глаза змеи.
Старик! Это была совершенно иная женщина. Она была одета не так. И не так
причёсана. И в глазах её не было ничего от той любимой и родной женщины,
которой я слагал баллады. Ничего от той поразительной женщины, о которой
мечтал, во имя которой я перевернул бы мир...
Это была нежить, передо мной сидела нелюдь! И впервые за всю свою жизнь я
по-настоящему испугался. Это была подмена, великие боги!
Она сказала мне, что очень жаль, мол, так получилось. И что ей надо было
давно признаться: "Я использовала тебя, Ридар, когда Орм был холоден и не
прилетал ко мне. Но теперь он мой и только мой!"
Наконец, её уста произнесли, что никаких, совершенно никаких чувств она ко
мне не питает, и надеется на крепкую дружбу впредь. Потом Марианна, словно
оправдываясь, заговорила о достоинствах Орма.
Я прервал её и молвил, что дружба и любовь - разные вещи. Я сказал, что
приду к ней на помощь, когда она меня позовет, я сказал, Старик, что когда
этот Орм, будущий муж, не сумеет помочь ей, я приду, а пока...
Она остановила меня в дверях. Она удивилась: неужели мы больше никогда не
сядем в большой зале у камина, и я не поднесу ей кубок вина. "Мне так не
хватает наших вечерних посиделок", - вздохнуло то, что было некогда
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг