равно. Немота оберегала мальчика от людской злобы, ибо его немощь виделась
особой печатью Судьбы.
Как-то раз в непогоду под вечер в дверь к Торвальду постучали:
- Кого там чёрт принёс? - буркнул кузнец, потянувшись за молотом на всякий
случай.
- Добрый человек, не пустишь ли ты усталого путника на ночлег?
- Ну-ка, малец, посмотри! Сколько их там притаилось?
Мальчик глянул сквозь затянутое мутным пузырем окошко и показал кузнецу
два пальца.
- Что ж ты, странник, один просишься? Товарища не зовёшь?
- Это верно, мой конь и вправду мне лучший друг, чем иной человек! И если
по утру ты берёшься его подковать, то я в долгу не останусь! - рассмеялись
за дверью.
Торвальд вопросительно посмотрел на немого воспитанника, тот согласно
закивал.
- Ну, открывай тогда, да поживее. Не видишь, гость промок!
Мальчик бросился выполнять приказание. Он с трудом отомкнул тяжелый засов,
пропустив незнакомца внутрь жилища.
- Спасибо, Инегельд! - услышал хозяин дома. - Будь добр, позаботься о моём
благородном скакуне.
- Откуда ты знаешь, что этого немого мальчишку зовут Инегельдом.
- Я много чего знаю. Всяк имеет собственное имя, даже последняя тварь, а
уже человек и подавно. Но ты сначала обсуши да напои гостя, а потом и
расспрашивай.
"И что это я, в самом деле?" - подивился кузнец и, вспомнив законы
гостеприимства, выложил на стол угощение, которое, конечно же, не могло бы
удовлетворить изысканный вкус, но голодному сей ужин показался бы богатой
трапезой.
Тем временем незнакомец скинул длинный с капюшоном серый плащ и развесил
его у очага. Торвальд сумел, наконец, рассмотреть ночного гостя во всех
деталях. То был мужчина лет сорока пяти, несомненно, опытный воин, на что
указывала пустая левая глазница, следствие ярой схватки. Густые
светло-золотистые волосы путника стягивал стальной обруч с затейливым
рисунком, кузнец вполне доверял своему взгляду мастера и был готов
поклясться, что от Эльсинора до Упсалы вряд ли сыщется искусник, способный
сотворить эдакое украшение. Рыжеватая правильно подстриженная борода
незнакомца лопатой закрывала его бычью шею, спускаясь на могучую грудь.
Широкие плечи и толстые, словно поленья, руки викинга свидетельствовали о
недюжинной силе. Вместе с тем его ночной гость был из знатных, потому что
пальцы его обеих рук украшали богатые перстни. По роду занятий Торвальд
знал толк в камушках.
Незнакомец почти ничего не ел, но пил он много, ничуть не хмелея.
- Где ты был прошлой ночью? - наконец осмелился спросить кузнец, видя, что
гость сыт.
- В долине Медальдаль.
- Ну, уж этого никак не может быть. Видать, ты, незнакомец, большой
шутник! Ведь до неё неделя пути.
- Может быть, но у меня хороший конь, - возразил ему резонно гость.
- Тогда твоему коню пришлось бы лететь! - захохотал Торвальд.
- Я ему то же самое говорил! - весело заметил странник, ничуть не
обидевшись.
Выпили. Стукнули кружки. Выпили ещё.
Тут вернулся Инегельд, который, наконец, управился с чудесным скакуном и
теперь во все глаза уставился на ночного гостя.
Кузнец поманил хлопца к себе, тот, видя, что хозяин изрядно пьян, с
опаской подошел поближе.
- Так, значит, ты у нас Инегельд? - погладил Торвальд мальчугана по голове
- Имя-то странное?
- Обычное имя. Варяжское! - уточнил гость. - А восточнее звался бы и вовсе
Ингволодом.
- И откуда ты всё знаешь?
- Мне именем моим ведать положено, - рассмеялся тот в ответ.
Хотел было кузнец спросить, как зовут его гостя, да уронил голову на стол.
Внимательно поглядев на спящего выпивоху, незнакомец вдруг усадил мальчика
к себе на колено и, взяв за тонкие ручонки, сказал то ли Инегельду, то ли
себе:
- Ну что, хелги? Пора начинать всё сначала. Поедешь со мной?
- Поеду! - улыбнулся ему ребенок.
Утром ковалось Торвальду из рук вон плохо, подковы же получились такими
громадными, каких никто ещё не видывал. Да и нужно-то было четыре подковы,
а вышло целых восемь. Когда же кузнец их примерил, то они оказались коню
как раз в пору. Чудеса, да и только!
- Пожалуй, я поверю, что с эдакими копытами он обставит любого скакуна. Но
откуда ж ты приехал, незнакомец, и куда держишь путь?
- Явился я с севера и пока гостил тут, в Норвегии, но думаю податься ныне
обратно в Свейскую державу, а оттуда - в Хольмгард. Я много ходил морем,
но теперь снова надо привыкать к коню. Тебе он нравится?
- Я не смыслю в хороших лошадях, - схитрил кузнец.
- Слушай, хозяин! Мне подходит твой мальчуган. Я забираю его.
- Как это так! Забираешь?
- Хорошо. Назови свою цену. Я готов купить этого хлопца.
- Видишь ли, человек я неразумный да неучёный. - проговорил кузнец. - Если
Инегельд и вправду готов тебе служить, то ничего я с тебя не возьму, грех
наживаться на убогом. Хоть на старости лет трудно мне станет без
молодого-то помощника.
- Молодец, Торвальд! - похвалил одноглазый, снимая с указательного пальца
золотой перстень с изумрудом. - Думаю, это немного скрасит твоё
вынужденное одиночество. Ну, зови мальчишку!
Сияющий Инегельд вскоре занял место впереди незнакомца, крепко держась
хрупкими пальчиками за повод. Конь укоризненно посмотрел на людей
непостижимо голубыми добрыми глазами.
- Не притворяйся, старина, что тебе тяжело. Всё равно не поверю, -
усмехнулся наездник.
- Где же ты собираешься быть к вечеру? - спросил кузнец, хотя думал вовсе
о другом. Он-то приметил, что ночной гость странно поседел к утру, только
виду не подал.
- Мне нужно на восток, я буду в Спармерке, не успеет и стемнеть, - ответил
седобородый.
- Это уж верное хвастовство, потому что туда и за семь дней не
добраться... - возразил Торвальд чудаковатому гостю. - Да, чуть не забыл!
Как зовут тебя? Потому, явись отец или мать ребенка, мне придётся им все
рассказать.
- Слышал ли ты об Одине?
- Ещё бы, его у нас старики часто поминают. "Чтоб тебя Игг, то бишь Один,
к рукам прибрал!"
- Теперь ты можешь его видеть. И если снова мне не веришь - смотри!
Вперёд, Слейпнир! Вперёд!
Торвальд только рот открыл, когда его гость пришпорил коня, и Слейпнир
перелетел через ограду, даже не задев её. Между прочим, колья в той ограде
были восьми локтей в высоту.
- А о родителях мальчика не беспокойся. Их больше нет среди живых, уж мне
ли это не знать! - послышалось кузнецу сквозь грохот копыт.
- Прощай, Торвальд! - вторил Одину чистый детский голос".
* * *
- Больше кузнец их не видел, - завершил Влас небылицу. - С тех пор многие
рассказывали эту историю, и всяк по-своему, но всё происходило именно так,
а не иначе.
- Хорошая сказка! Спасибо! - молвил парень, - Одного я лишь не понял.
- Чего ж тут непонятного? - удивилась Хозяйка.
- Да, кто таков этот Один?
- Уф! - выдохнул Влас.
* * *
- Что-то вороны раскричались? - молвил Василий, указав водчему на двух
крупных и черных, как смоль, птиц. - Не к добру это! Видать, опять
каратели облаву затеяли.
- Не боись! Прорвёмся. Я все тропы знаю! Только, поспевай!
Влас ускорил шаг и теперь сержанту приходилось за ним бежать, что не
особенно удобно в лесу, полном глубокого снега.
- А про воронов - люди брешут. Они - птицы в хозяйстве полезные. Иной раз
и присоветовать что умное могут. Да, кстати, чуть не забыл! - Влас
протянул парню небольшой свёрток.
- Что это?
- Да, твой дружок просил матери его передать. Так, не поленись, съезди к
ней. Воля умирающего и для меня - закон!
- Зинченко? - изумился Василий.
- Он самый. Постучал под вечер. И говорит - мол, передай Акулине
Гавриловне! Обещал уважить - всё-таки последняя просьба...
- Что ты несёшь, старик?
- Вот и дорога! - оборвал Влас, переваливая через бугор.
За ним вскарабкался и Василий.
Внизу, по ту сторону, у подножия склона извивалась чёрно-коричневой змеей
довольно широкая дорога. Странный цвет объяснялся тем, что по ней медленно
продвигалась вперед моторизованная колонна гитлеровцев.
- Тоже мне, проводник нашёлся, - подумал Василий.
- Стой! - двое в форме сельской полиции направили на русских дула винтовок.
- Кто такие? Откуда! Чего шляетесь по лесу?
- Да мы свои.
- Оно и видно, что свои. Держи-ка этих своих на мушке! - приказал полицай
напарнику, разглядывая Василия.
- Здешние мы...- быстро заговорил Василий, снимая ушанку, и положил руку
на топор за поясом. - Вот, по дрова пошли. Холодно! Мороз!
- Ну-ка, спускайтесь сюда, лесорубы хреновы! Вниз и по одному. Да не
вздумайте драпать! - скомандовал тот, что постарше. - Ишь, за дровами они
вышли. Здесь до ближайшей деревни версты три с гаком. Уж мне ли не знать!
- Контра. Фрицам продался! - сплюнул Василий.
- Что ты сказал, щенок! - не расслышал полицай.
- Постой-ка тут, Вася. А я с ними пойду, договорюсь! - подмигнул сержанту
Влас и шагнул вперёд, поправляя на голове высокую меховую шапку.
- Почему остановились? - Курт подозвал к машине фельдфебеля.
- Заминка, господин капитан. Партизан поймали.
- Где они?
- А вот, один сюда топает.
Вальтер посмотрел в ту сторону, куда указывал проводник.
По склону к ним спускался высокий бородатый старик в серебристом, как
паутина, шерстяном плаще, в широкополой не по сезону шляпе, надвинутой на
глаза, из-под которой виднелась седая борода, заплетённая в косу. Странный
русский опирался на длинную гладкую палку. У ног его, виляя хвостом,
крутилась огромная овчарка.
- Руки вверх, дед! И быстро... Смотри, без шуток! - скомандовал полицай.
- Я те сейчас покажу, кому тут лапы подымать! - пробасил старец и полез в
карман плаща.
- Граната! Стреляйте! - крикнул кто-то.
- Ах, ты так! - полицай разрядил в старика винтовку...
Но к его несказанному удивлению дед не упал!!
- Твою мать, неужели промазал?! - он дал второй, а затем третий выстрел.
- А ну, давайте все разом! - захохотал седобородый старик.
В тот же миг серая собака Ивана прыгнула на предателя, разом откусив ему
голову. Да и не овчарка это вовсе, а волчище, каких поискать.
Гитлеровцы старательно в упор расстреливали деда из автоматов, но тот
стоял, заговорённый, и смеялся. Затем он вытянул руку, на которую, откуда
ни возьмись, приземлился здоровенный ворон.
Навья птица громко приветствовала Хозяина:
- Харр! Харр!
Тут к своему ужасу Курт увидел, как этот старик свободной рукой поправляет
край дурацкой шляпы. Как ее поля медленно приподымаются, обнажая открытый,
широкий лоб мыслителя, мохнатые брови, и единственное страшное,
неимоверное навье око. Это был глаз, пронизывающий взором насквозь,
проникающий в самую подноготную, глаз, срывающий маски, то был леденящий
душу глаз самого Одина - ужасного Игга - Отца павших.
- Боже мой! - застонал Вальтер.
- Думаете, сварганили себе железки - и самые сильные? Ну, да я вас ужо
поучу! - седобородый Старик легонько толкнул высоченную корабельную сосну.
Та, не выдержав прикосновения, подалась вперёд и начала тяжело, медленно и
верно падать.
Как только грянули первые выстрелы, Василий камнем упал в снег.
Перекатился, уходя от пули, и замер, обомлев. Влас стоял, окутанный
кольцами распоясавшейся вьюги. Разудалый сивый Мороз. Пространство ревело
в его честь. Скрипели лесные великаны. Гигантская сосна рухнула на танк,
сплющив, размозжив, размазав его в лепешку. Следовавшая за ним машина с
офицерами исчезла среди вечнозеленой хвои.
За этой сосной повалились и другие, перегораживая путь.
- Ура! Бей фрицев! За Родину!
С обеих сторон на дорогу высыпали партизаны.
- Васька, ты чего? Ранили? - как ни в чем не бывало, ухнулся рядом в снег
Кондрат.
- Не, скорее контузили. Посмотри на дорогу. Видишь там бородатого деда.
Ну, лесника такого кряжистого, Власия!
- Да, где? Ни черта не видать! Никакого старика мы в отряде не держим.
- Да, вон! Там!
- Это, Вась, Госпожа Метелица фрицу Кузькину мать кажет.
- Может и так? - засомневался он, потому что его недавний Водчий исчез.
Испарился, пропал Влас, словно бы и не приютил старец Василия в странной
обители, будто бы и не случилось ничего волшебного. Лишь искристый снег
да морозный ветер лепили в воздухе замысловатые фигуры.
Примечание автора:
Харр, Игг, Высокий, Седобородый, Отец павших (Вальфэдр) - имена
древне-германского бога Одина, который у славян соотносится с Велесом
(Власом, Волосом) - навьим богом и проводником в мир мертвых, богом
мудрости и магии, искусств, дикой природы и богатства. В эпоху, когда
традиционная вера славян переживала гонения, многие функции Велеса по
наследству перенесли на святителя Николая. Он же Рождественский дед, дед
Мороз.
ХАРБАРД ДОЛЖЕН БЫТЬ ДОВОЛЕН
- Ты выдержал испытание, Инегельд! - молвил жрец, стиснув мою ладонь, и я
впервые осознал, какие у него длинные паучьи пальцы. - Мы не погрешили
против древнего закона, и Харбард может быть доволен. Пришла пора
расстаться, - еле слышно продолжил он.
- Да, отец и впрямь порадуется, - решил я, - хотя, конечно, ему ведомо всё
на Свете, или почти что всё.
Едва полумрак девятой пещеры уступил права лучезарным детям Сол, нет, даже
раньше... В тот самый миг, когда отец усадил меня на восьминогого скакуна
впереди себя, уже тогда он ведал - я пройду все девять пещер. И, может
быть, только теперь - пройду все девять миров.
- Прощай, учитель! - подумал я, пожимая, как равный, сухую старческую руку
чуть ниже локтя.
- Боги подсказывают, что мы вряд ли встретимся с тобой у Хель, Инегельд,
но и в Вальгалле нам не увидеться. Прощай! - ответил жрец, отступая во
мрак последней пещеры.
Хель! Ха! Было бы о чем горевать. А главное - не сыну Харбарда, пусть даже
приёмному, пугаться её указующего перста. Воистину, мир её безрадостен,
царство безголосых, как и я, теней. То сама навь - откуда нет возврата.
Альфэдр дважды сомкнул веко, прежде чем я спустился в цветущую Медальдаль.
Третьего дня выдался добрый дождь, один из первых сильных, все оживляющих,
и мне пришлось изрядно потрудиться, прежде чем была найдена единственно
верная тропа. Только прошедший девять пещер сумел бы отыскать дорогу
назад, а простолюдину пути туда нет. С тех пор, как бонды уверовали в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг