- Урррр, - сказала Аська сквозь дремоту, растянув кошачью улыбку от уха до
уха.
СОЛНЦЕ, ВОЗДУХ И ВОДА
Сигарета, названная в честь английских герцогов, тихо дымила.
Клиент надоел до смерти, но Илья терпеливо поддакивал старикашке, внушая
от фразы к фразе мысль о неизбежности переезда.
- Побойся бога, сынок! Я ж в Москве, почитай, осьмой десяток доживаю. Куды
ж мне теперь? Дал бы помереть спокойно, а там...
- Отец! Ну, что ты заладил. Москва, да Москва. Темень, вонь, грязь,
теснота... А будет у тебя отдельная квартира.
- В тесноте, сынок, да не в обиде, - прошамкал старик и смахнул слезу.
- Ну, батя. Ты чё? Мы ж свои, русские люди. Договоримся. Кури! - он
протянул своё "Мальборо".
- Это я от ветра, - поправился дед и вытащил "Памир", разломил сигаретку,
раскрошив содержимое дрожащими пальцами - вторую половинку сунул обратно.
- А там солнце тебе, понимаешь! Воздух там! Вода, понимаешь ли... А, бать?
Водохранилище там огромадное. Квартирку на первом этаже справили, чтоб
значит не подыматься высоко. Ты ж с коммуналки-то полдня спускаешься, а
потом ещё полдня карабкаешься на свой восьмой.
- Заботишься, выходит, - горько молвил старик.
На столе загудел телефон.
- Погодь, отец! - Илья потянулся к аппарату обратно через стол... -
Риэлтерская компания "Велес". Слушаю вас!
- Биб-биб-биб, - раздалось в ответ.
Илья глянул на часы, там высветилось пятнадцать:
- Чтоб их шут разэдакий взял! Техника на грани фантастики! Так, на чём это
мы остановились, - он затянулся сигаретой, пустил вниз дым, погонял его
рукой. - И соседи согласные - им квартиры не лучше твоей... то есть, не
хуже твоей дали. А ты говоришь - "не в обиде". Всё поровну. Всё
справедливо.
В кармане затренькал сотовый. Илья похлопал клиента по морщинистой в синих
прожилках руке, мол, всё образуется. Тот неловко отвёл ладонь и сунул в
китель, на котором позвякивали ордена.
Сотовый тренькал. Илья поднялся, отошёл в угол и взялся за трубку.
- Да, почти Ленинский проспект! Конечно, престижный! О чем рэч, дарагой!
Сто десять квадратных - общая площадь, кухня - семнадцать метров... всё,
как обещали, будет евроремонт. А, что? ... Ну, полторы-две штуки баксов...
А всех уже выселили, один-то и остался. Нет! Всё будет в ажуре!
Илья круто развернулся к деду, он шёл, чуть ли не приплясывая.
- Ладно! Хочешь ты, али не хочешь - мы тебя выселим. Добром не хош - так
будет поплохому. Последний раз предлагаю...
- Старуха у меня. Тяжко ей будет на Даниловское-то ездить к сыночку, за
могилкой ухаживать. До одной Москвы цельный час в поезде, а ещё по городу.
- Машины, конечно, не дадим. Вот цветной телевизор - это да, - ухмыльнулся
Илья, выпроваживая клиента
- Старуха у меня, шут тебя забери... - обернулся тот на пороге, и гордость
последний раз вспыхнула в очах ветерана, вспыхнула и погасла, - А, все вы
одним миром мазаны! - и махнул рукой напоследок.
- А у меня, дед, большие деньги стынут, - возразил Илья, - Короче, думай -
не думай, а завтра поможем тебе переехать. Не забудь свечку Николе
Чудотворцу поставить - авось, поможет! - добавил он, злорадно усмехаясь.
- Только и остаётся, - едва различимо прошептал старик.
Илья глотнул уже остывший кофе и застучал по клавиатуре. Дверь тихонько
скрипнула.
- Алла! Ну, сколько раз...
Секретарша, длинноногая, в мини-юбке, едва сходившейся на крутых бёдрах,
стояла в проеме, прислонившись к стене.
- Илья, тут ещё один трудный, - она завела глаза. - Только никак не пойму,
что за хата. В базе данных не значится.
- Пусть займётся Павел?
- Он поехал тачку смотреть.
- Тогда Иосифу передай.
- Он на оформлении, ты же знаешь. Остальные тоже там, страхуют.
- Да! "Что-то с памятью моей стало..." - привязалась песенка, - "Всё, что
было не со мной..." Ладно, давай его сюда. Учитесь, пока я жив.
Алла прикрыла дверь, но неплотно, уже скоро Илья расслышал: "Генеральный
директор вас сейчас примет".
- Вежливость, - орудие риэлтера! - поднял он к небу палец, - Солнце,
воздух и вода - наши лучшие друзья! Вот ведь на пионерское-то как
потянуло...
В нос шибанул едкий запах мускуса, так вонял, наверное, кабан, что они с
друзьями завалили на охоте давеча.
Клиент был не то чтобы стар, хотя на широченную грудь его лопатой легла
седая бородища, на бледном как смерть лице вошедшего не угадывалось ни
единой морщинки. Какой-то дурацкий старомодный тулуп, валенки. И росту был
мужик неимоверного. Что всего смешнее - толстая палка - клюка самопальная.
- Эко наследил? - только и вымолвил Илья, осматривая гостя.
- Дык, снегу-то вона скоко намело! - забасил мужик.
- Садитесь, пожалуйста! - Илья двинул коленом кресло.
- Благодарствуйте! - снова пробасил гость, подобрал полы, да как сядет -
колесики в ковёр так и вдавило, а клюку-посошок промеж колен пристроил.
- Вы уже беседовали с кем-то из моих сотрудников? А то я не припомню. Меня
зовут Илья, - и протянул руку.
- Власом был испокон веку! - гость заграбастал директорскую ладонь, и та
потерялась меж его хладных, как лёд, и костлявых пальцев.
- Ай! Какой вы! - отдернул кисть Илья, точно ожёгся, - Может, кофейку?
- Не! - буркнул Влас, - Лучше сразу о заботе твоей поговорим. У меня
самого нынче дел невпроворот - некогда кофий пить.
- Моя забота - это твоя забота, отец, - ответил Илья и похвали себя, уж
больно ловко "на ты" перешёл. - Хата, говоришь, есть? И как, велика?
- Шире некуда, - ответил гость, да как посмотрит на Илью из-под мохнатых
бровей.
- Бум меняться, бум! Это Райкин, - нервно засмеялся директор, а подумал:
"Во, глазищи-то! Шут меня возьми!"
Снова звякнул телефон.
- Да! Алло! Фирма "Велес", слушаю вас! Да, обмен через куплю-продажу!
Расселение коммуналок!
- А говоришь - "не припомню"?! Хорошо, сменяемси!
- Ты как, отец, к свежему воздуху? Природе? Тянешься?
- Кто ж к ней не тянется, молодец. Разве природа всякая бывает. Случается
поганая, а бывает - и краше некуда, - хитро подмигнул Влас.
- Не! С экологией всё в полном ажуре! - не понял его директор, - Солнце,
вода... Район, конечно, восточный, но сам бы так жил.
- Сам, гуторишь, жил бы так? А кто тебе мешает - живи, я не против! -
сказал, да как стукнет клюкою об пол...
На рассвете катер "Неумолимый" шёл к базе, когда вперёдсмотрящий
просигналил: "Человек за бортом!"
- Человек за бортом! Полундра!
В единый миг все высыпали на палубу.
Свежий ветер бросал в лицо солёные брызги.
Солнце, громадное, с каждой минутой возгораясь всё сильнее, всё ярче,
медленно восставало над морем.
По курсу слева, на скалах нервно приплясывал мужик в стильном, но порядком
измятом костюме.
- Что ж ты дурак, кричал - "за бортом"? - выругался первый помощник, -
Вишь, японцу неможется, культура опорожниться на природе не позволяет.
- Це не японец! - молвил вахтенный в ответ, опуская бинокль. - Це из
местных, из "новых русских".
- Эк припечатал! А чего-й то он там орет, нервный?
Сквозь посвист ветра до них долетели только три слова: "Солнце. Воздух.
Вода".
ВЛАСЬЕВА ОБИТЕЛЬ
(из романа "Наследие Арконы")
Люблю я в глубоких могилах
Покойников в иней рядить,
И кровь вымораживать в жилах,
И мозг в голове леденить...
(Н.А. Некрасов, "Мороз - Красный Нос")
Чёрно-коричневой змеёй моторизованная колонна плавно огибала холм, редко
поросший высоченными соснами...
- Что делать, Вальтер? Похоже, зима добьёт нас раньше, чем русские
"катюши". Вначале всё шло хорошо. Непроходимое бездорожье и распутицу
сменил морозец. Мы быстро продвинулись вперёд. Но когда у фельдшера
застыла ртуть в термометре - встали не только моторы, но даже крестьянские
лошади.
- А паровозы, Курт? Паровозы! Неужели в этой варварской стране нет
паровозов? - удивился Вальтер, разглядывая совсем незнакомое обмороженное
лицо университетского друга.
- У них ненормальная колея, мой дорогой! - возразил тот. - Она на
девяносто миллиметров шире обычной. Когда это выяснилось, кинулись было
перешивать, но в этих кошмарных условиях, как я уже сказал, сталь Круппа
идёт трещинами. Наши топки приспособлены под уголь, а русским некуда
девать лес, они топят дровами. В Новгороде Иваны вывели из строя весь
подвижной состав. У нас нет горючего, глизантина для радиаторов, зимней
смазки... Эх! - Курт обречено махнул рукой, - Если уж говорить начистоту -
в ротах лишь каждый пятый солдат имеет зимнее обмундирование.
- Я привёз вам шнапс, шоколад и табак.
- Спасибо, Вальтер! Это по-христиански! А то моральный дух истинных
арийцев не на высшем уровне...
- Что ты этим хочешь...?
- Не лови меня на слове! - холодно улыбнулся Курт. - В вашем Штабе, там,
наверху должны сознавать: наши превосходные солдаты, которым до сих пор
была под силу любая задача, начали сомневаться в безупречности
фельдмаршала фон Лееба.
- Если ты обещаешь молчать, скажу по секрету, что уже подписан приказ о
его отставке.
- Кто же взамен?
- Вроде бы Кюхлер.
- Один чёрт! - Курт вздохнул и поправил высоко поднятый воротник. - Мы
сдохнем здесь раньше, чем сойдёт снег. Порою мне кажется, что близок
Рагнарёк.
- А бог Донар тебе не мерещится? Или его пасынок на лыжах - ведь, как
говорил профессор Линдмарк, Улль-охотник из этих мест? - насмешливо
спросил Вальтер.
- Здесь и не такое привидится! Страна Снежных Великанов. Кругом болота,
промёрзшие до дна, лесные дебри, а в дебрях этих - бандиты.
- Ты о партизанах?
- Бандиты! Дикари! Они взрывают мосты, полотно. Они убивают своих же по
малейшему подозрению в сотрудничестве с нами. Нервы стали никуда. По
коварству и жестокости русские превосходят даже сербов. И вообще, оставим
этот разговор! Лучше скажи, что нового в Берлине? - прервал излияния души
Курт.
- Трудно сказать, - Вальтер задумался. - Я ведь, выражаясь фронтовым
языком - тыловая крыса. Да, всё обычно. Пригляделось... Картину смотрел,
называется "Фридерикус". Король ходит полфильма в дырявых ботинках -
наверное, наших женщин готовят к кадрам об убитых сыновьях. Но, вообще,
все уверены в конечной победе.
- Я тоже уверен, ты не думай, Вальтер! Я тоже уверен. Вот согреюсь - стану
совсем уверенным... - Курт отхлебнул из фляги, затем, закрыв её,
встряхнул, чтобы убедиться в достаточном количестве содержимого.
* * *
- Товарищ сержант! А, товарищ сержант! - белобрысый паренек вытер рукавом
нос.
На его лице расцвела лучистая улыбка.
- Обожди, Зинченко! - отозвался тот. - Дай дух перевести...
- А всё-таки утекли! Утекли, товарищ сержант! - снова восхитился парень.
- Тихо, весь лес разбудишь...
Автоматная очередь аккуратно прошила вату телогрейки на спине. Зинченко
рухнул в снег.
- Гады!!! - заорал Василий, опустошив рожок трофейного шмайсера в берёзы.
- Рус, здавайс! - услышал он в ответ.
- Как же! А это видали! - Василий рванулся через сугробы, петляя среди
деревьев. Вслед засвистели пули. Он пару раз огрызнулся из винтовки,
отбросив бесполезный теперь автомат.
Занималась вьюга. Немцы, было рассыпавшиеся в цепь, приотстали...
Оглянулся. Никого. Спасибо Матушке-Зиме! Сам-то он привычный. Все русские
"А" - любят быструю езду, "Б" - поют с детства военные песни, и, наконец,
"В" - не боятся мороза. Но на немца надейся - а сам не плошай.
Взяв пригоршню снега, Василий надраил порядком покрасневший нос, дошла
очередь и до ушей. Это заняло у него минуты две. Прислонившись к стволу
высоченной сосны, он вслушивался в нарастающий вой, пытаясь различить
скрип сапог. Попробуй, походи-ка, Фриц, по нашим-то чащобам! Достав из-за
пояса рукавицы, он погрузил в них по пятерне, испытав несказанное
удовольствие.
До партизанской стоянки было километров десять-двенадцать. Снегу навалило,
да ещё вьюга. Затемно доберется. Жаль, правда, ребят. Но тут уж, как
говорится, судьба. Ничего не попишешь... Фрицы, сволочи, для острастки по
кустам стреляют. И надо же было Сашке высунуться. Их машина точно на мину
шла, а он, дурак, возьми и покажись... А может, его и не заметили? Но так
глупо - в самую грудь! Эх, Сашка! Только охнуть и успел.
Немцы вылезли на дорогу и устроили такой салют, что если б не упал в
ложбинку - крышка. Затем два часа преследования. Оторвались. Ещё более
нелепая смерть Зинченко. Как его... Мишка? Ваня? Сева? Все звали по
фамилии. Сержант обязан знать имя и отчество своих подчинённых. Завтра
вернёмся - похороним по-свойски. Не гоже человечьим мясом зверьё кормить.
И лежит теперь этот улыбчивый рядовой Зинченко, тупо уставившись в
холодное небо. И нет ему больше дела до этой проклятой войны. Но не
пройдёт и дня, как напишет о нём комиссар - "ваш сын погиб смертью
храбрых", и упадёт мать, рыдая, сраженная скупыми строчками похоронки. А
Зинченко лежит себе среди лесочка... Теперь, наверное, уж не лежит. А
где-то там.
Василий неопределённо посмотрел ввысь, но тут же одернул себя: "Ишь,
засмотрелся! А ну, вперёд! ...Я всегда готов по приказу
Рабоче-крестьянского Правительства выступить на защиту моей Родины - Союза
Советских Социалистических Республик, и как воин, - тут он ускорил шаг,
пряча щеки в кучерявый чёрный воротник - ... и как воин
Рабоче-Крестьянской Красной Армии, я клянусь защищать её мужественно,
умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для
достижения полной победы над врагами.
Если же по злому умыслу я нарушу... Вон, брат отца. Умница. Книжный
человек. А десять лет отсидел ни за что... И чего он мог нарушить - одному
Богу известно".
Впрочем, дядька не любил распространяться на этот счёт. И, что касается
его срока - так это односельчане только подумали - не миновала, мол,
Власова суровая кара советского закона. Ну, был мужик, да сгинул. А за
что? Куда? Деревенька маленькая. Худая. Всяк про соседа своего знает. Но
про дядьку никто ничего толком не ведал. Пропал дядька в тридцатом, Ваське
тогда едва двенадцать исполнилось, а объявился лишь в тридцать восьмом.
Вернулся, старый чёрт, ничуть не изменившись, будто под пятьдесят, хоть
старше отца Васьки на пятнадцать лет, а тому уже к шестидесяти. Занял
пустую избу у самого краю. Зарылся в тома книжек. На расспросы
отшучивался. Один раз из обкома заглянули, но как приехали, так и уехали.
Мало ли заброшенных деревень на Святой Руси?
"Что-то вьюга разыгралась? Остановишься - помрёшь. Нынче темнеет
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг