Тот снял шлем, огладил ладонью короткую бороду, поднял на учёного чистые
голубые глаза. Их взгляды встретились.
- Мы удивительно похожи? - изумился старик. - Вылитый я, - пробормотал он
немного спустя, приглядываясь.
- Я был ещё мальчишкой, когда прочитал историю Вашей жизни. Я восхищался
Вами, как ученик может боготворить любимого учителя. Я не из страны
вообще, как географического пространства - нас разделяет целый век. Но
меньше слов. У нас осталось два часа! Вы скоро перестанете существовать
здесь и в это время. Взгляните, - я представлю вам самые неопровержимые
доказательства...
Незнакомец протянул учёному маленький потрёпанный белёсый том.
- Кажется, это кириллица? - сказал Хевисайд.
- Пролистайте.
На развороте учёный нашел фотографию и несколько минут вглядывался в неё.
- Гм... Когда это они успели? Я никогда так хорошо не выглядел, -
улыбнулся старик.
- Это копия с вашего портрета, - пояснил молодой гость, - ни единого
позднего фото не сохранилось. И это большая удача!
Затем была страница на английском. Там значилось:
"Оливер Хевисайд", Москва, Наука, 1985 год...
Потом шла аннотация на двух языках.
- Это будет через шестьдесят лет! - вымолвил незнакомец.
- Так... Оливер Хевисайд, год рождения 1850, год смерти 1925... - учёный
поднял глаза на пришельца, тот кивнул. - На протяжении всей жизни вёл
очень замкнутый образ жизни чудака-одиночки... Разработка операционного
исчисления... Расчистка трактата Максвелла и запись его уравнений через
напряжённость... Слой Хевисайда-Кеннели... Сведение механической массы к
электромагнитной...
Старик отложил книгу разворотом вниз и тяжело вздохнул.
- Научная активность была поразительно высока, однако, огромное число его
исследований, - продолжал незнакомец наизусть, - осталось при жизни
неопубликованными и неизвестными современникам. Блестящий инженер, физик и
математик, он вёл научные исследования до конца жизни.
- Вы полагаете, моё время совсем вышло? - проговорил старик, - Я думал,
что протяну ещё немного, хотя конец очевиден.
- У вас не осталось и полутора часов, - подтвердил гость, запалив лампу и
поставив ее на стул при кровати.
Хевисайд снова принялся за чтение:
"Предсказан монополь Дирака... Предсказано излучение Вавилова-Черенкова...
Разработана система сверхдальней радиосвязи... Пионерские работы в области
сверхдвижения... Разработка Единой Теории Поля. Член Королевского общества
- не приехал на торжественное заседание по приёму..."
- Добавим к этому вывод знаменитой формулы Специальной Теории
Относительности, первооткрывателем которой считают Альберта Эйнштейна, -
заключил пришелец.
Хевисайд уронил книгу на колени. Медленно сложил её. Потом он молчал.
- Я полагаю, вам также нужны мои рукописи, - произнес он наконец.
- Нет! Нам нужны вы, лорд Оливер Хевисайд. Считайте, что я предлагаю Вам,
ну, в некотором роде загробную жизнь. Только люди ныне, там, в моём
грядущем - как боги.
- Этого-то я и опасался, - слабо улыбнулся старик.
- И потому Вы сожгли свои записи? - то ли спросил, то ли подтвердил гость.
- Они слишком опасны для общества, где правят единицы, или для того мира,
где не правит никто! - из последних сил проговорил Хевисайд.
- А что вы скажете о мире, который принадлежит только учёным, - возразил
незнакомец торопливо.
- Это несчастный мир, - ответил Оливер Хевисайд, - Пожалуй, на сей раз я
уклонюсь от вкусного обеда, потому что знаю, как он может быть приготовлен.
* * *
- Неужели вы откажетесь от перспективы увидеть венец своего творения?! Как
можно? У Вас никогда не было нормальных условий для работы - а там ресурсы
всей планеты будут к Вашим услугам... - горячо заговорил пришелец.
Но Хевисайд знаком прервал его:
- Не огорчайтесь, Валентин! - молвил он на всеобщем языке, - У вас ничего
не получится с моим перемещением.
Названный Валентином обалдело уставился на старика.
"Он умер семидесяти пяти лет от роду. В департаменте выделили машину для
перевозки тела. Это был первый и последний раз, когда Оливер Хевисайд
воспользовался автомобилем..." - также наизусть проговорил старик.
Валентин положил руку на шлем.
- Там, в столе! - улыбнулся ему Хевисайд, - Надо выдвинуть ящик и
откроется панель. Видите её?...
В руках у гостя оказался небольшой диск-голограмма с изображением
четырёхмерного куба, внутри которого чётко выделялась надпись на всеобщем
языке Земли: СИВР-356.
Тогда Валентин извлек из сумки на поясе точно такое же удостоверение
Института Времени - голограмму в виде четырёхмерного куба на фоне Млечного
Пути - и предъявил старику.
- А, двести тридцать седьмой? - протянул учёный. - Орлов Валентин
Викторович. Я так и думал.
- Вот незадача! - огорчился Валентин.
- Всё ещё впереди! - ответил тот, кто некогда был Оливером Хевисайдом. -
Но, как вы понимаете, мы у себя в будущем также не заинтересованы в
раскрытии собственной деятельности.
СОБАЧИЙ АНГЕЛ
Медленно, ощупывая перила, я спускался в подземный переход. Вниз по тем же
склизким ступенькам пронеслись юнцы в дурацких красных колпаках на
западный манер. Год близился к закономерному исходу.
"Только беспечный мальчик или глубокий старик по нашей-то по русской
погоде может под самый Новый год носить на башке такое убожество" -
подумал я.
Но тут же спохватился: сам и вовсе вышел "без головы".
Накануне, правда, было слякотно, а нынче коварный мороз прихватил
вчерашнюю грязь и слизь.
Хоть и идти недалеко, всего-то из гостиницы "Москва" в Госдуму, навязчивая
мысль о менингите - следствие плохого настроения - заставила меня
задержаться на Охотном ряду.
Одноимённый комплекс, что на скорую руку сварганили под Манежной площадью,
так же скоренько приказал долго жить. Не прошло и года, как потребовалась
реставрация.
Но с этой стороны Манежки кипела жизнь. И "над", и "под".
Я запасся "Джином с тоником", откупорил банку, прислонился к холодному
мрамору стены и сделал пару глотков.
Отягощённый предпраздничными покупками, народ месил коричневую жижу.
Ворчала уборщица, кропотливо сгребая грязь. Мерно брёл, пошатываясь, бомж,
волоча за собой мокрый и рыхлый картон.
Пять заляпанных сверху и донизу стеклянных дверей распахивались в едином
порыве и ходили ходуном. Шестая оставалась нетронутой - при ней
полусидела, полулежала большая старая овчарка. Собачий силуэт явственно
проступал сквозь муть стекла, и эту створку люди не трогали - кому охота
связываться с такой здоровой на вид псиной.
Я отхлебнул ещё и взвесил банку в ладони. Жидкости хватило бы минут на
пять, залпом я никогда не пью - разве только "святую воду". И вдруг...
И вдруг я наткнулся на взгляд, полный невыразимой, невысказанной боли. В
нём была не только боль, там была мудрость и жалость. Жалость к нам,
людям. Потому что этот человеческий взгляд принадлежал той старой
бездомной овчарке. Я не выдержал и отвёл глаза.
Несомненно, она когда-то носила ошейник, но годы взяли своё. Либо хозяин
умер, либо - спился и вышвырнул собаку из дому. В переходе было ощутимо
теплее - она грелась.
Нет! Я тут же отбросил глупое предположение. Она ждала. Она кого-то или
что-то ждала, заглядывая в лица нам, хозяевам здешней жизни. Жизни, в
которой старой овчарке больше не было места.
Но люди проходили мимо. Двери всё так же ходили взад-вперёд. Уборщица
по-прежнему сгребала грязь, а бомж волочил свою постель...
Я не видел, как эта девушка оказалась рядом с худой овчаркой. Одетая
скромно, не по моде, она как-то застенчиво присела около собаки и
погладила её большой умный лоб. Потом девушка достала из сумочки что-то
завёрнутое в целлофан и на ладони поднесла к собачьей морде.
Овчарка отвернулась. С трудом приподнялась. И, хромая, перешла к
противоположной стене, мимо стеклянных дверей. Там она вновь легла.
Народ изменил направление и потёк в освободившийся проем, матерясь и с
натугой протаскивая в дверь ёлки, крепко связанные по рукам и ногам.
Девушка была настойчива, она вновь подошла к собаке, наклонилась, стала о
чём-то с ней говорить. Овчарка в ответ жалобно заскулила, точно извинялась.
Я давно уже опустошил банку и наблюдал издалека, комкая тонкий металл в
руке - диалога я не слышал.
Девушка положила еду подле овчарки и отошла в сторону, встала, прижавшись
к стене, почти коснулась меня локтем.
- Извините!
Я глянул на незнакомку и скорее почуял, чем осознал, что она заметила и
принимает моё участие.
- Ничего... Только вы зря это. Пищу не возьмёт.
- Я это знаю, - подтвердила мою догадку незнакомка, поправив чёрные, как
смоль, волосы, соскользнувшие на лоб из-под белого пухового платка.
Действительно, овчарка снова тяжело поднялась, медленно, но верно, оставив
подношение на полу, она вернулась на прежнее место и улеглась, уронив
морду на лапы.
Я замер, комок подступил к горлу - к хлебному мякишу протянулась грязная,
вся в царапинах и подтёках рука. Бомж схватил гамбургер, или что это ещё
было, затравленным псом огляделся, а потом запихнул половину булочки в
рот, сглотнул - в ту минуту все мои чувства обострились, а мороз пошёл по
коже, когда дернулся его кадык.
Рванув стеклянную дверь на себя, бомж быстро зашагал прочь из перехода,
время от времени поднося руку ко рту.
- Она знала?
Я посмотрел нищему вслед и совсем забыл про незнакомую девушку. А она
исчезла, как сквозь землю провалилась.
Когда же я перевёл взгляд на овчарку, то чуть не разрыдался там же, и
слёзы душили меня - далеко уже не мальчика, пережившего немало смертей -
всю дорогу домой...
На собачьем теле белым саваном лежал пушистый девичий платок.
ИГРА БУДЕТ ВЕЧНОЙ
- Скучно, - сказал "малыш" Вили и сладко зевнул.
- Ещё бы, - подтвердил второй "малыш" и потянулся, расправляя могучие руки.
- Сыграем? - предложил третий, прищурив глаз.
- Неплохо бы, а во что, братец? Во что? - в один голос спросили его ребята.
Глыба, на краю которой, свесив ноги, сидела троица, висела над самой
глубокой пропастью, о какой и помыслить нельзя. Иной бы удивился, почему
скала туда не падает, но разве можно задумываться над такими пустяками,
когда игра требует совсем иного:
- Во что? - отозвался хитрец. - Например, как победить великанов?
- Э, великаны такие большие, они непобедимы, - огорчился Вили и сплюнул в
бездну, зияющую под ногами.
- А я верю, с ними можно справиться, - неожиданно молвил второй, потому
его и прозвали - Ве, т.е. "верующий".
- Когда мы вырастем? Когда тоже станем великанами? - усмехнулся Вили и
махнул рукой.
- Я не хочу быть, как они... Великаны такие высокие... И потом, это
случится не так скоро, - ответил Ве.
- Нет! Мы не будем ждать наступления лучших времён, мы будем играть
сейчас! И только мы будем править в своих владениях, и властвовать надо
всем на свете, большим и малым, - неистово воскликнул старший и ударил
могучим кулаком по тверди скалы.
Едва он так молвил - и тьма озарилась пламенем.
Вили и Ве испуганно вскочили, только третий брат продолжал сидеть, болтая
ногами над самой пустой в целом свете пустотой.
- Что это было?
- Да, что это, брат?
- Разве вы не знаете? Сначала была область, и имя ей Муспелль. Всё в ней
горит, пылает, и всё плавится - она светлая и жаркая. Иногда искры
Муспелля прилетают сюда, чтобы напомнить о ней. Вот, и сейчас полыхнуло!
- Мама никогда не говорила об этом, - обиделся Вили. - Ты сочиняешь.
- А я верю, что так оно и есть, - поддержал Ве старшего брата и спросил. -
А кто живёт в той области?
- Ведаю, что живёт там Суртр, он сидит на самом краю Муспелля, и потому
никто не может туда попасть. У него такой меч, пред которым ничто не
устоит.
- Но вот мама говорила, - возразил несговорчивый Вили старшему брату, -
всё иначе. Задолго до её рождения была такая тёмная область - Нифльхейм. В
середине её бил поток и текли там холодные, быстрые и свирепые реки. Когда
эти бурные реки удалились от своего начала, ядовитая вода застыла подобно
шлаку, бегущему из огня, и стала льдом. И когда окреп тот лёд и перестал
течь, яд вышел наружу росой и превратился в иней, и этот иней слой за
слоем заполнил бездну.
- Ничего подобного, - в свою очередь обиделся старший брат, и глянул вниз
на всякий случай. - Вот она, эта бездна. Она пустая, а я над ней сижу и
болтаю ногами.
- Его было не так много, чтобы заполнить всю бездну, - поправился Вили,
только с одного края был тяжёлый лёд, а тут как раз всё свободно...
- Это потому, что сюда долетают искры Муспелля, - догадался Ве.
- И потом, где тёмная область соприкоснулась с огненной - там из инея
возник Он - Аургельмир? - отозвался старший брат.
- Ладно, вставай! Давай играть, - миролюбиво согласился Вили и тронул
брата за плечо. - Только скажи, зачем нам побеждать великанов.
- Они очень злые, потому что в них больше от инея, чем от пламени
Муспелля. Они - дети Аургельмира и его внуки, хотя, не знаю, как это от
потирания колен может появляться потомство, - был ему такой ответ.
- А разве мы - не от рода великанов? - усомнился Ве.
- Нет, мы добрые, а они - злые, - объяснил ему Вили. - Чего уж тут
непонятного?
- Иной раз мне кажется, что мама очень даже великанша, - подержал Ве его
старший брат.
- Это потому, что она тебя так отшлёпала? - спросил Вили и захихикал.
Но старший промолчал.
- Не обижайся, пошли играть, в самом деле! - сказал Ве.
- Мама у нас великан, потому что она - дочь Бельторна, а он уж точно из
инея. И чего бы это отец польстился на неё - такую холодную.
- А из кого выбирать было, когда кругом одни...? - резонно заметил Вили.
- Мы сыновья родителя Бора, но мы - не великаны, - заговорил старший брат.
- Всем известно, что когда растаял иней Нифльхейма, возникла из него
корова, она-то и кормила первого из великанов, пока он подрастал. Сама же
Аудумла - так звали её - лизала солёные камни, покрытые инеем, так в камне
выросли волосы, потом - голова, а потом и весь наш дед. Он был хорош
собою, высок и могуч. У него и родился Бор.
- Всё это здорово, - отмахнулся Вили, - но за что тебе попало от матери? А?
- Вот за это! - гордо сказал старший брат и вытащил откуда-то огромный
чёрный меч, по которому от рукояти до острия пробегало зловещее пламя.
- Мама моя родная! Что это? - изумился Ве.
- Это меч Суртра! - воскликнул старший брат. - И не будь я Одином -
сегодня мы поиграем с великанами на равных.
Твердь под ногами содрогнулась.
- Просыпается! Сейчас-то и начнется самое интересное! - добавил
назвавшийся Одином. - За мной! - крикнул он братьям, взмахнув оружием.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг