Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
  На праздник Фригг было ещё светло, но и потом в ночь и весь последующий
день, представь, в самой середине лета, идет всё тот же дождь.
  Меня охватила безысходность. Музыка не радовала слух, мёды не пьянили, ни
одна из прежних забав, никакая из самых нужных работ не приносила мне
радости, и не сложилось ни единой баллады, как я ни пытался превозмочь в
себе это.
  Ах, Старик! И снова к ней, все мысли, все слова, все побуждения. Я ждал
заветного голубя, я представлял, как Марианна нежится на горячем песке,
как, обнажённая, она загорает, окуная изумительное тело в волны светлоокой
Сол.
  Всё шло как-то буднично, и только звериная тоска не отпускала меня ни на
миг. Снова пусто, и пусто было на душе. И мне снился сон, как пол её
неприступного замка я усыпал цветами, чтобы Марианна шла по ним, точно
эльфийская княжна из несбыточных грёз, чтобы она купалась бы в них. А я
срезал все шипы до одного, лишь бы ни один из них не поранил нечаянным
касанием её бронзовую от загара, но всё такую же волнующую, кожу.
  Поутру, когда я очнулся, мои ладони были исколоты в кровь. Это было
знамением!
  - Да, боги предупредительны, в том смысле, что заранее предупреждают
смертных о таящейся опасности, - совсем тихо проговорил Старик. - Ты,
Ридар, держишься прежней веры, а так ли преуспел в ней? - спросил он
погромче. - Вспомни!
  Старик поднялся, распрямился, расправив могучие плечи, восстал, точно
грозный великан. Потом, ударив в ладоши, в такт ударам он запел тяжёлым
густым басом:

  "Женщин любить,
в обманах искусных, -
что по льду скакать
на коне без подков,
норовистом, двухлетнем
коне непокорном,
иль в бурю корабль
без кормила вести,
иль хромцу за оленем
в распутицу гнаться".

  - А я вот что отвечу, старец! - разозлился Ридар, и, смело глядя своему
гостю в глаза, тоже пропел:

  "Мужей не суди
за то, что может
с каждым свершиться;
нередко бывает
мудрец безрассудным
от сильной страсти.

  Никто за любовь
никогда осуждать
другого не должен;
часто мудрец
опутан любовью,
глупцу непонятной".

  - Это я-то глупец? - расхохотался Старик, схватившись за бока. - Да что же
ты, приятель, жалеешь тогда об этой одной-единственной вещи? Ведь ты
судишь свою ненаглядную Марианну за её любовь к Орму. А ещё недавно и
вовсе жаждал убить его. Уж кто из нас дурак, так это ты, а не я!
  - Ты и о том прознал, проклятый колдун! - крикнул Ридар, но опомнился, и
продолжил спокойнее. - Да, я теперь другой человек, Старик! Во мне нет
больше былого Света. Со мной опасно теперь рядом любой и любому. Но пусть
пройдёт месяц, год, много лет. У меня теперь есть две цели - я верну себе
похищенную женщину, и я уничтожу Орма, рано или поздно. Я так сказал. Да
будет так!
  - По-моему, ты обманываешься в сроках? - весело ответил гость. - Да, с кем
не бывает?! Лучше, выпьем-ка теперь из моей чаши!
  - Выпьем! Но уже как два месяца я только и делаю, что пью, не пьянея.
  - Это особый мёд! - возразил Старик, доставая из-под плаща чашу, которая
на глазах Ридара стала сама наполняться душистым пенистым напитком.
  - Экая диковина! - удивился Ридар.
  - Содержимое лучше вместилища! - пояснил его странный гость. - Пей же, и я
за тобой, мы пригубим из одной чаши.
  - Теперь уже всё едино! - промолвил Ридар и сделал глоток, словно хотел
выпить море.

  Вот ты и вернулась, моя родная Марианна! Но у отца колесницы наготове.
Так, не берём же никого с собой, и прочь отсюда... На все четыре стороны,
Марианна! На все четыре, мой холодный чернокудрый демон! Только ты и я.
  Или мы, рыцари, слишком радужно смотрим в будущее. Зачем же ты тогда
вернулась? Чтобы я мог, наконец, украсть тебя, милая? А я и не могу видеть
грядущее иначе, зачем тогда вообще жить? Марианна! Никто из нас не стеснит
друг друга никогда. В конце концов у тебя будет время убедиться в моей
искренности и честности, а главное, в том, что если я дам тебе слово быть
верным до самого конца - я его постараюсь сдержать, коль ты позволишь мне
это.
  Я видел смерть, не так много, но видел. И я нёс её сам на острие меча. Я
знаю предательство и разочарование, может, не в полной мере, но с меня
этого было довольно, да, ты тоже всё это видела, наверное... Так неужели
ничто не подсказывает тебе, что в этот раз всё уже идёт не так!? А лучше,
чище, совсем, совсем по-другому, по-настоящему, как бывает только в
детских сказках...
  Да, в сравнении с этими горячими арапами, что, проходя мимо, громко
обсуждают тебя на своём тарабарском языке - я просто лёд чистейший, я
северянин - всё необузданное и дикое прячется во мне. А если что и
проявляется - под твоим строгим взглядом я загоняю это вниз, в самую
глубину. Может быть, я даже сумею так долго существовать, прежде чем ты
разрешишь мне выпустить себя. А коль не суждено... Я не знаю, что тогда.
  Позови меня, просто позови, и даже если ты спрячешь пронзительный, ни с
чем не сравнимый взгляд этих внимательных глаз за длинными ресницами, я
хотя бы обхвачу твои загорелые под южным неправедным солнцем колени.
Уткнувшись в них лицом, я поведаю тебе о той нераскрытой, таящейся во мне
нежности, которую не доверить никакому пергаменту. О том, как ждал тебя,
как схожу с ума, и как счастлив, что ты снова здесь, рядом.
  Так повелевай же, любимая! Что же ты медлишь!? Что же ты молчишь?
  Я, быть может, и дурак, коль всё это так открыто говорю тебе. Но разве это
не лучший способ доказать, что я не лгу. Ты лишаешь меня даже самой
надежды быть необходимым. Зачем ты так? Сегодня я и мизинцем не коснулся
твоей кожи, а ты так отдёрнула руку, едва я указал на этот странный
змеиный браслет... Твоя воля, Твоё слово тут для меня закон. Но, коль я не
совсем безразличен, родная, милая моя, да подскажи же путь, который ведёт
к твоим ногам, и к твоей руке, извлекающей из струн столь пронзительные
звуки грусти и любви.
  А мой путь давно безжизнен без тебя, о жестокая валькирия. Если я не
нужен, если в тебе не теплится ничего, ни лепестка... то пусть отныне он
будет таким.
  Но что же ты молчишь, если хотя бы искра, хотя бы уголёк мерцает в тебе, в
этих дивных очах?
  И я поддался бы им, и я пропал, я хотел бы пропасть, утонув в твоих чудных
глазах, потерять в них всё то, что нашел до сих пор, потерять себя и стать
иным, пройдя этот сосуд перерождений. Пусть будет тихий вечер, нешумный
круг редких друзей, ласковая мелодия божественной лиры, проникающая сквозь
полутьму. Я приглашу тебя на танец, медленный и неспешный, вечный танец,
как пригласил бы тебя на Жизнь до исхода.
  Пусть будет потрескивать костёр, пусть всё повторится, когда, вдоволь
накружившись в хороводе, мы взойдём на крутой берег Вислы, и слыша лишь
один ту скромную мелодию, я предложу, я прошу, я буду умолять тебя всего
об одном танце среди последних зелёных мурав умирающего лета.
  А теперь ты спи, и смотри свой сон, о сумасшедшем, поверившем в случай,
судьбу, сказку. О том, кто создал себе богиню, и о том, что она не должна
быть так безжалостна и неумолима.
  Целую твои пальчики, да воссияет на каждом из них кольцо или перстень.
Тогда будет предлог ещё раз перецеловать их все до единого. Ответь же хоть
что-нибудь! Потому что та пустота, куда уходили мои письма эти последние
месяцы, меня приводит в такое же страшное опустение. Словно какой-то
чёрный коршун бил влёт этих милых голубей, раздирал их на клочья и
выклёвывал маленькое сердце.
  А со мной? Что будет со мной? Ничто не обессиливает так, как нежелание
принять помощь. Великие боги! Да скажи хоть одно слово! Я молил бы тебя
только о том, чтобы принять на себя ту боль, хотя бы малую толику боли,
что ты испытываешь последнее время. Незнание, непонимание, что с тобой
происходит. Возможность быть одним лишь зрителем - эта роль изводит меня,
доводит до полоумия. Сказать, что ты прекрасна - это оскорбить тебя.
Марианна, ты сама не представляешь, насколько ты очаровываешь людей, то
сияя воинственной валькирией, то щекоча им нервы хитрым чёрным котёнком, а
то просто убивая холодной рассудительностью. Зачем же ты губишь себя,
ввергая в какую-то странную небыль, из которой возвращаешься вот уже не
первый месяц с такими потерями.
  Ты будешь счастлива, я клянусь, что сделаю для этого всё... и даже выше
моих сил. Я облеку тебя в царственные одежды, ведь украсить каждый из этих
перстов - это так мало и естественно. У тебя будет величественный замок, и
в нём всё самое лучшее, если это так необходимо для счастья.
  Но, ради всего святого, не замыкайся в своём замке. Ты думаешь, это ты в
нём заключена? Нет, это я узник одинокого замка, названного, словно в
насмешку, твоим благословенным именем. Марианна! Марианна! Марианна! Я
произношу его нараспев, мне становится теплее на душе.
  Я восславлю тебя в моих балладах, я пронесу славу твою на острие меча.
  И я... Что я? Да оживи же меня, выпусти всё лучшее во мне, и запри всё
худшее! Ты одна, одна в целом свете можешь это сделать со мной. Я не хочу,
чтобы это была не ты!
  Пусть же моё чувство застынет на пике, на взлете, пусть я продолжаю
парить... А ты, ... неужели ты не взлетишь, не поднимешься ко мне в эти
выси, где мне так одиноко, Марианна? Или ты просто спустишь тетиву, пока я
на излёте? Что ж, стреляй! Я даже не успею удивиться, я приму эту стрелу
от тебя, как должное, и не спрошу, за что. Что плохого я сделал Тебе,
родная!?
  Если это так случится, то вдруг, когда-то, много лет спустя, ты, быть
может, услышишь одну из тех баллад, которых я не спел тебе у костра в
нашем лагере - и тогда ты вспомнишь об этом выстреле, убивающем без
промаха.
  И если я не сумел разбудить тебя - то горе мне, то моя вина, а не твоя.
Значит, я просто не так талантлив, не так добр, не такой... словом, каким
ты хотела бы видеть рядом верного рыцаря.
  Если бы ты указала только путь. Я постарался бы стать таким, каким хочешь
ты. И, наверное, из третьего котла с кипящим молоком я всё-таки выйду на
божий свет. Не надо варить меня, душа, в кипятке первого. Я тебе ещё
пригожусь. Позови меня, ты только позови! Позови, как-нибудь, через сотни
веков. Или вот сейчас, прямо сейчас, Марианна-Марианна, моё чудо и
спасение моё.

  - Я проведал, что есть некто по имени Орм, - продолжал свой рассказ Ридар,
глоток за глотком отхлебывая из непустеющей чаши, - Орм, который полтора
года назад обманул её. Хоть и дракон, как выяснилось, но она была к нему
сильно неравнодушна. Именно тогда мы и встретились. Орм был горяч, весел,
талантлив, любвеобилен. Это и положено дракону, он не такой, как мы, люди.
  - А главное, драконы совсем не такие, как рыцари! - поправил Старик,
отпивая в свою очередь.
  - Первые признаки её превращения я заметил слишком поздно. Ещё в Великий
праздник Тора она была той самой славной Марианной, к которой я
привязался... Да что там, которую я полюбил так искренне и чисто. Ещё до
праздника уставшей к исходу года Сол она оставалась всё тем же милым,
родным человеком, которому я был нужен. Я её ни в чём не торопил, зная
немного девичью историю или догадываясь о том, чего она мне не говорила...
Двенадцатого дня после Громницы мы встретились - отметить год с того
самого момента, когда я первый раз предложил ей кубок. До того мига я лишь
издали вздыхал о ней, и мы наблюдали друг за другом украдкой. Итак, это
был год, самый лучший в моей жизни, и такого уже не будет никогда...
  Ридар сделал ещё глоток, качнулся и уронил голову. Но пламя полыхнуло, и
он очнулся, точно задремавший путник.
  - О чём это я? Ах, да! У меня был обручальный перстень белого золота с
аметистом, камнем вечной любви. Это было уже особое кольцо, я неспроста
ходил к волхвам. Мы сидели по разные стороны стола, и я опустил на её
глазах этот перстень в бокал красного вина. Он оказалось на дне. Марианна
выпила вино и примерила кольцо на тот палец, где ему и суждено было
находиться.
  Потом были цветы и долгие неспешные слова уже у самого её дома...
  В благословенный день Фрейи накануне праздника Сол, она была всё ещё тем
самым человеком с изломанной судьбой, которого я выхаживал, как мог,
пытаясь притупить боль от драконьего яда.
  Прости, Старик, я выхаживал её для себя. То, что я ей был нужен, придавало
мне колоссальные силы, такие, что сейчас мне дают ярость и боль. Но тогда
это были светлые силы, у меня получалось решительно всё. Я ввёл её в круг
людей, близких мне, которым я безраздельно доверял, я придумал для неё и
для себя радужный мир, в котором, мне верилось, не может быть ни драконов
с их ядом, ни предательства.
  Итак, в пятницу, накануне, она была всё ещё тем единственным человеком,
потеря которого стоила бы мне себя и Удачи.
  Мы встали лагерем близ капища, где это было и в прежние времена, разбили
шатры - гости праздника ещё не все съехались, а я не люблю шумных сборищ.
К тому же лишь посвящённые могут прибыть на праздник.
  Ночь прошла замечательно. На груди, в ладанке, я давно носил ещё одно
кольцо, таким можно лишь раз в жизни украсить персты избранницы. Они жгло
меня, но я терпел. Когда Марианна отошла от костра, мы оказались бок о бок
с её матерью, удивительно похожей на дочь, словно бы между ними не было
двух десятилетий. И я сказал ей, что хотел бы сделать Марианне предложение.
  - Повремени, Ридар! - молвила она. - Я и сама вижу, к чему идёт дело, но с
дочкой сейчас творится неладное.
  - Значит, я не ошибся! Это ведь Орм? - проговорил я.
  - Она справится сама! Не мешай ей, такие раны не заживают скоро, -
ответила мать.
  Мы ещё немного поговорили, и она ушла спать вслед за дочерью.
  На другой день был ритуал, и каждый, кто принимал в нём участие, говорил
сокровенные слова богам пред ликом кумиров:
  - Время поворачивается, скоро завертится новый круг, - произнёс я, - падут
на землю великие снега, покроют её пушистым одеялом. Грядёт великая охота
- и пусть каждый ловчий догонит своего зверя, но пусть самый хитрый и
умелый зверь избежит своего охотника! - Потом я добавил, глядя на Неё. -
Это и время свадеб, так пусть же каждый суженый найдет свою суженую, а она
обретет его. Да будет так!
  - Нельзя бросаться клятвами, потому что сказанного не воротишь, Ридар! -
только и вымолвил Старик, но рассказчик прервал его.
  - Подожди, и мне это ведомо. Но слушай же дальше, ты, в самом деле, напоил
меня, Старик, и в наказание за это услышишь историю до конца. Пусть она
покажется тебе бессвязной, но язык уже заплетается, путаются мысли, и пока
я не свалился тут...
  Впрочем, и она в следующую ночь выпила не в меру напитков. И когда я
попытался с ней поговорить, она от меня просто убежала. Я лёг в шатёр и
стал слушать лес.
  Вскоре Марианна вернулась к костру, ещё более хмельная. Мёды,
приготовленные загодя, выпили в первую же ночь, но это был чистый напиток.
Кто и что наливал ей в кубок?
  Она сказала, как ей хорошо сейчас, но почему-то очень холодно. Я никогда
не поверю, что мёд вызывает озноб. Наконец, она спросила у оставшихся при
костре, где это Ридар. Но они были тоже пьяны. Ты слушай, Старик! И молчи!
Это весьма поучительная история, а меня, когда я сам напьюсь, пробивает на
душещипательные разговоры.
  Я взял топор и двинулся в лес. Я повалил высокое живое, красивое дерево -

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг