стыдно за несообразительного майора. - Принцип в том, что борьба
происходит не в сфере действий, а в сфере намерений, если я правильно все
понял. Ведь если кто-нибудь из нас хочет уничтожить танк, он сначала
обязательно думает об этом, верно? Вот, скажем, я артиллерист и сижу на
месте нашего капрала у пушки. Прежде чем выстрелить, я должен навести
орудие, а затем нажать рычаг спускового устройства. В этот момент у меня в
мозгу возникает особая Е-волна, или волна действия. Вот на нее-то и
реагирует блок, смонтированный внутри танка. Включает соответствующее реле
и дает танку команду передвинуться.
- Ну пусть, - настаивал майор. - А почему тогда танк не двигается
просто от мыслей? Вот я, например, в этот момент думаю, что хорошо бы
попасть ему снарядом прямо в башню. Там, где он сейчас стоит. Я думаю, но
танк не двигается. Однако нам ведь говорили, что мы все будем в поле
действия машины, в поле действия этого устройства. Весь остров.
Изобретатель чуть заметно пожал плечами.
- Конечно, в этом случае танк непрерывно получал бы команды и
непрерывно двигался бы. Но я же вам объяснял, что устройство реагирует
именно на Е-волну, а не на нормальные альфа-ритмы. Но Е-волна возникает в
мозгу только в момент перехода к действию. Выражаясь более научно, она
реагирует на тот заряд, который возникает в коре лобных долей, начинаясь
от условного стимула и продолжаясь до появления безусловного.
- Черт! Я все-таки тоже не понимаю, - вмешался полковник с выпяченной
челюстью. - Но почему танк уходит именно с того места, куда попадает
снаряд из орудия? Ведь я-то могу думать, что снаряд попадет в одно место,
а практически он попадает в другое. Что же служит сигналом для машины
внутри танка - действительный полет снаряда или мое желание?
- Для этого есть блок расчетного устройства, - ответил изобретатель.
- Прежде чем ваш артиллерист начинает стрелять, он снимает с приборов
данные: расстояние до цели, скорость движения цели, направление. Он
снимает их, какой-то миг они держатся у него в голове, затем он передает
их на считающее устройство своей пушки. Но моя машина в танке тоже
получает все эти расчеты, тоже определяет траекторию снаряда и
соответственно уходит с предполагаемого места его падения. То есть когда
вы прицеливаетесь в танк и производите выстрел, вы тем самым даете команду
машине увести танк как раз с того самого места, куда должен попасть
снаряд. Одним словом, главное, что мешает попасть в танк, - это то, что вы
хотите в него попасть.
- Гм, - начал генерал. Он чувствовал, что разговор слишком долго
обходится без его участия. - Гм... И тем не менее я думаю, что это еще не
совершенное оружие.
- Когда будет создано с о в е р ш е н н о е оружие, - холодно
сказал изобретатель, - нужда в профессиональных военных исчезнет.
На миг все умолкли, потом полковник рассмеялся.
- К этому, кажется, и идет. - Он заглянул в глаза своему начальнику.
- Как вы думаете, генерал?.. Все делают машины. Нам остается лишь получать
жалованье.
Генерал улыбнулся и кивнул. Затем лицо его стало суровым.
- Ну прекрасно. Продолжим. Майор, дайте ребятам команду на пост,
пусть открывают огонь.
Он подпустил в голос порцию хорошо рассчитанной официальности,
смешанной с горловой хрипотцой независимого вояки-командира и отца своих
солдат. При этом он подумал, что никакая машина не смогла бы отмерить эти
две дозы с такой точностью.
Испытания продолжались. Танк-мишень с усиленной броней и укороченной
пушкой стоял на месте до самого момента выстрела. Затем, чуть опережая
вспышку дульного пламени из блиндажа, гусеницы приходили в движение, танк
прыгал в сторону, снаряд рвался сзади, впереди или сбоку, осколки горохом
стучали по броне, и машина опять застывала, как огромный серый камень. По
распоряжению генерала танк стали обстреливать из двух орудий сразу. Земля
на полигоне поднялась тучей, танк скрылся в ней, но потом, когда пыль и
песок осели, он снова оказался невредимым, спокойно и равнодушно ожидающим
следующих выстрелов.
К двум часам пополудни все уже устали от жары и неудобного стояния в
окопе.
- Ну отлично, - сказал генерал. - Это все была оборона. Теперь как
насчет наступления? Отдайте танку приказ, чтоб он начал обстрел блиндажа.
- Пожалуйста, - ответил изобретатель. - Одну минуту.
Он один был невоенным здесь, выделялся среди других помятым штатским
костюмом, с небрежно, не в тон подобранной рубашкой и фразами вроде <С
удовольствием... Сию минуту>. Он подошел к прибору, напоминающему
небольшой радиоприемник, открыл верхнюю стенку, посмотрел что-то там,
взялся за ручку настройки.
- Но приказа <начать обстрел> я не могу отдать машине. Зря она
обстреливать не будет. Поскольку люди не боятся. Танк вступит в бой, когда
получит сигнал страха. И будет в дальнейшем руководствоваться этими
сигналами. Так включать?
Он посмотрел на генерала. Его голубые глаза светились.
- Давайте, давайте, - сказал генерал. Он глянул на часы. - Пусть танк
немного постреляет, а потом пойдем обедать.
Изобретатель повернул ручку. В приборе что-то пискнуло и оборвалось.
- Готово.
Все смотрели на танк. На полигоне было тихо.
- Ну? - сказал полковник с челюстью. - Что-то заело, да?
Изобретатель живо повернулся к нему:
- Нет, все в порядке. Ничуть не заело. Но машине нужен сигнал. Она не
стреляет сейчас, потому что это было бы безрезультатно. Она не расходует
боеприпасы бесцельно, как это часто случается с вашими специалистами.
Солдаты в укрытии, и снаряд в них не попадет. Необходимо, чтоб они ощущали
себя уязвимыми и боялись, что танк их уничтожит. Одним словом, опять-таки
нужна Е-волна. Но на сей раз Е-волна страха. Как только кто-нибудь станет
бояться машины, она сразу откроет огонь. Принцип тут в том, что жертва,
если можно так выразиться, должна руководить палачом.
- Уф-ф, - вздохнул майор. - Может быть, мы тогда все-таки сначала
пойдем пообедаем? - Он был самый полный здесь и больше других мучился от
голода.
- Ладно, - согласился генерал. - Пообедаем, а затем приступим к
дальнейшему. Вообще-то, вещь перспективная.
Идти до павильона с двойной крышей было далеко. Члены комиссии
растянулись на добрых сто метров. Последним шли изобретатель и генерал с
полковником.
- Послушайте, - сказал генерал, когда изобретатель остановился, чтобы
завязать шнурок на ботинке. - А вы ее выключили, вашу машину?
Штатский поднял к нему бледное лицо с капельками пота на висках.
- Она не выключается. У нее нет такого устройства.
- Как нет? - спросил полковник с выпяченной челюстью.
- Так. Я не предусмотрел.
- А когда же она кончит работать?
- Никогда. Это же самозаряжающийся автомат. Получает энергию от
солнечных лучей. Если кончатся снаряды, будет давить противника
гусеницами. Но и снарядов довольно много.
- Весело, - сказал генерал. - А как же мы ее будем увозить отсюда,
если танк начнет отстреливаться? Как мы к нему подойдем?
- Мы его и не увезем, - ответил изобретатель. У него никак не
ладилось со шнурком. - Он нас всех уничтожит.
Двое помолчали, глядя на штатского.
- Ну пойдемте, полковник, - сказал генерал.
Они отошли на несколько шагов, и генерал пожал плечами:
- Черт их разберет, этих штатских. Остроумие ученого идиота? <Он нас
всех уничтожит>... К сожалению, без них теперь не обойдешься.
- В том-то и беда, - поддакнул полковник.
III
Выпили соки, разнесенные вестовым генерала, и поговорили о погоде и о
гольфе. Генерал высказался в пользу тенниса. Несмотря на свои пятьдесят
два года, он обладал отличным пищеварением, превосходным здоровьем и почти
каждый миг жизни - даже в ходе самых серьезных заседаний в министерстве -
ощущал свое тело, крепкое, налитое, все еще жадное на движения и на пищу.
Съели картофельный суп и поговорили об альпинизме. Генерал пожалел,
что в наше время молодые офицеры уделяют мало внимания благородному
конному спорту. Разговаривая, он тоже постоянно ощущал свое тело, вспомнил
о том, как месяца три назад у него начала побаливать поясница и как по
совету своего врача он, добавив несколько упражнений в утреннюю зарядку,
излечился от этой боли.
Съели второе и припомнили, где и как кого кормили в различных дальних
поездках, командировках и компаниях. Генерал рассказал, как одно время
было трудно со снабжением в Конго и как все время было легко со снабжением
во Вьетнаме. Он единственный из присутствующих был участником военных
операций в обеих странах, и несмотря на то что военные действия
трактовались им прежде всего с гастрономической точки зрения, его
выслушали в строгом молчании.
Изобретатель в течение всего обеда молчал, скатывая пальцами на столе
хлебные шарики. Когда кофе был выпит и члены комиссии закурили, он взял
ложечку и постучал ею по чашке.
Все повернулись к нему.
- Попрошу минуту внимания. - Он подался вперед. - Я хотел бы сообщить
вам, что параллельно с испытанием самозащищающегося танка я решил на этот
раз провести еще один небольшой опыт. Так сказать, изучение реакций у
людей, безусловно обреченных на смерть. Несколько слов о причинах,
побудивших меня предпринять это скромное исследование. Дело в том, что все
вы здесь являетесь военными и, если можно так выразиться, профессионально
связаны с убийством. Вот вы, например, генерал, планировали операцию
<Убийца> и операцию <Петля> в одной <банановой> республике. И еще
несколько им подобных. Кстати, именно в этой стране у меня погиб второй
сын.
- Я выражаю вам свое сочувствие, - сказал генерал.
Штатский отмахнулся.
- Благодарю вас... Итак, вы планируете войны, но они предстают перед
вами в несколько опосредствованном виде, не правда ли? На карте - в
качестве планов, приказов, смет. Такое-то количество пропавших без вести,
такое-то - раненых, такое-то - убитых. Одним словом, слишком абстрактно.
Так вот, я поставил своей задачей дать вам почувствовать, что это такое -
лежать в окопе с пулей в животе или ощущать горящий на спине напалм. Это
будет завершением вашего образования. Позволит вам хоть один раз довести
начатое дело до логического конца.
Он встал, отбросил стул.
- Итак, имейте в виду, что машина не выключена. Теперь старайтесь не
испугаться. Помните, что танк реагирует на Е-волну страха.
И поспешно вышел из столовой.
Зазвонил телефон. Капитан - самый младший здесь по званию, блондин с
вьющимися волосами - автоматически потянулся к аппарату.
- Капитан у телефона.
Всем был слышен голос сержанта-артиллериста в трубке.
- Извините, мы уже можем выйти, сэр? То есть мы уже выходим, но
выключена ли эта штука?
- Можете, - сказал капитан. - Пообедайте, и чтоб через полчаса быть
на месте.
Он положил трубку на рычаг, тупо уставился на нее, затем губы у него
шевельнулись, испуг мелькнул в глазах, и он схватил трубку опять.
- Эй, сержант! Кто там есть! Эй! - Он кричал так громко, что вены у
него на шее набухли. - Эй, сержант!
Он опустил трубку и растерянно посмотрел на присутствующих.
- Пожалуй, этим нельзя выходить, раз такое дело. А? - Он вскочил и
выбежал из павильона.
Остальные тоже встали.
Солнце заливало остров отчаянной жаркой белизной. Все как бы плыло в
голубоватом мареве, в отблесках океанской равнины. По песку от блиндажа
шагали две фигурки.
- Эй, сержант! - закричал капитан. - Эй, опасность! - Он замахал
руками в тщетной надежде, что артиллеристы поймут эти знаки как приказ
вернуться в блиндаж.
- Минутку, - сказал полковник. У него отвисла челюсть. - А мы?
Генерал с салфеткой в руке посмотрел на него. Он побледнел, и эта
бледность как бы передалась всем. Полковник вдруг сорвался с места и,
согнувшись, с быстротой, почти непостижимой, бросился к зарослям бамбука.
А в следующий момент раздался резкий свист. Сверкнуло пламя, звук
выстрела и грохот разрыва слились в одно. Горьковато, напоминая войну,
беду, несчастье, пахнуло пороховым дымом.
IV
Полковник, раненный осколками, сидел в окопе, сжавшись, и
прислушивался к рычанию танка неподалеку.
Полковника трясло. Он всхлипывал, и слезы катились по его худощавому
лицу с мужественной челюстью. Он плакал не от боли. Обе раны были
несерьезны и перестали мучить сразу после первого шока. От обиды и
переполнявшей ненависти. Ему было сорок лет, он ни разу в жизни не
совершил ничего предосудительного. Всегда слушал указания начальства,
никогда не пытался внести в мир что-нибудь новое, свое. Он был безупречен
со своей точки зрения, и вдруг оказалось, что руководители предали его.
Танк, предназначавшийся для других, гнался теперь за ним.
Его трясло от злобы и обиды. Первым из членов комиссии, стоявших у
входа в павильон, он сообразил, что случилось, и как зверь, не рассуждая,
бросился в заросли. Полковник слышал взрыв позади, слышал, как два снаряда
ударили по артиллеристам, которые тоже, видимо, испугались. Он видел из
кустарников, как одиночный снаряд вдребезги разбил и утопил катер у берега
вместе с сидевшим там мотористом, который при первой же тревоге стал
поспешно заводить двигатель.
А потом машина начала охоту за ним.
Полковник непрерывно двигался, прыгая из ямы в яму, и несколько раз
ему удалось ускользнуть от прямых попаданий. Потом он сообразил, что надо
попытаться попасть в мертвую зону - туда, где наклон орудия не позволит
машине достать его выстрелом. Ему удалось приблизиться к танку, и он
спрыгнул в окоп. Танк был теперь метрах в тридцати от него и не стрелял
более - серая глыба на фоне неба.
Полковник знал - машина не стреляет лишь потому, что он понимает, что
в него нельзя попасть. В том-то и заключалась дьявольская сила изобретения
- жертва должна была командовать палачом.
Полковник закусил губу и выглянул из-за бруствера. Танк стоял
неподалеку, спокойный, равнодушный. Люк для танкистов был заварен. И фары,
помещающиеся обычно под башней по обеим сторонам люка, тоже были сняты.
Это неживое существо не нуждалось в том, чтоб видеть дорогу перед собой -
его вели мысли и страхи тех, за кем он охотился.
Низколобый, приплюснутый, серый, танк ждал...
Полковник всхлипнул еще несколько раз. Здесь он находился в
сравнительной безопасности, и ему злорадно подумалось, что лишь его одного
осенило бежать не от машины, а к ней... Потом он вяло сказал себе, что
генерал и все другие просто не успели сообразить, куда бежать. Их снесло
первым выстрелом.
Он оглянулся в сторону разрушенного павильона, затем снова посмотрел
на танк, и вдруг в голову ему пришла мысль о гусеницах. Ведь изобретатель
говорил, что танк может использовать и это.
И тотчас танк зарычал, гусеницы послушно пришли в движение, и машина
рванулась вперед.
Полковник упал на дно окопа. Танк приблизился, рыча, гусеницы
показались над бруствером, смяли его и легли на противоположный край
окопа. Брюхо машины было теперь как раз над головой полковника. Он сжался,
стараясь сделаться как можно меньше, и затем с облегчением подумал: <Не
достанет>.
И тотчас мотор умолк.
<А если он начнет вертеться?> - спросил себя полковник.
Мотор взревел, гусеницы двинулись, и танк стал вертеться над окопом,
стараясь разрушить его. Но стенки окопа были достаточно прочны, укреплены
балками, и полковник с облегчением сказал себе, что из этого ничего не
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг