с удивлением осматривали обнаруженные где- нибудь на городской свалке
остатки сложнейших механизмов, столь не похожие на то, что сходило с их
собственного конвейера. Начались перебои в снабжении рядовых иакатов всем
необходимым, в городах отказывали коммунальные службы. Потеряли
действенность объединяющие людей законы и нормы поведения, общество начало
дичать. Цветущие когда-то края превращались в пустыни, съеживалась среда
обитания.
В этих условиях группа еще оставшихся настоящих ученых пришла к выводу,
что для спасения остатков иакатского человечества надо создать конструкцию,
которая независимо от людей - лишивших себя контактов с действительностью
аппаратчиков и отучившихся работать производителей - сама могла бы
стабилизовать положение на Иакате. Та же замкнутая технология. Чиновная
элита, осознавшая свою беспомощность, испуганная глобальным кризисом,
который и ей самой предвещал гибель, одобрила гигантский проект, выделила
средства. Вероятно, подземную машину строили веками, как Шартрский собор. Но
не успели, не доделали. Разложение зашло слишком далеко. Среди молодежи
резко уменьшилось число тех, кто готов был идти в технические вузы. Активные
и проворные старались устроиться поближе к руководящей группе. Кто-то уходил
из-под обломков рушащейся цивилизации на оставленные ею и уже одичавшие
пустыри - отсюда неоднократно возникавшие при мне разговоры о "крае". Слабые
ждали чуда, отдавались всевозможным мистическим учениям, всякими путями,
чтобы забыть об окружающем, погружались в нирвану и быстро гибли. Оставшиеся
в небольшом числе потомки первых строителей системы не смогли полностью ее
замкнуть. Подземная машина, на какую у них хватило сил, все же требовала
ограниченного участия человека - подаваемой извне биомассы, борьбы с
наступающим песком. Поэтому предусмотрели ввести в изготовляемую устройством
пищу особые вещества, феромоны, наподобие тех, что в пчелином улье матка
рассылает своему рою Феромоны должны были заставлять даже самых ленивых,
несовестливых иакатов изредка участвовать в несложной работе. Такой машина и
была пущена в ход. Случилось это, вероятно, в период, когда руководящий клан
планеты возглавил тот, кого назвали Попечителем. Оттого и заполнен весь
музей древней столицы его портретами. Заключительным подвигом последнего
поколения строителей было, наверное, создание "комплекта". Делали с
надеждой, что в будущем найдутся те, которые поймут, расшифруют, восстановят
былое величие Иакаты. Можно представить себе этот заключительный эпизод.
Седой старик - его соратников уже нет в живых - кончает переплетать книгу.
Вот все, включен охранительный звук, чтобы небрежная рука глупца не нарушила
тонко сбалансированные процессы, и... человек идет в пустыню. (Я уже знал,
как здесь умирают, - погибнуть от жажды, высохнуть, раствориться в песках.)
Но букун принес передышку. Уверенно обеспеченные люди ослабили давление
на природу, эрозия окружающей среды приостановилась. Здоровая пища, одежда и
прочее необходимое автоматически подавалось из-под земли - не изобилие, а
хоть и унылый, но все-таки достаток. Распределители остались не у дел,
машина сама распределяла. Однако правнукам аппаратчиков уже не нужна была
власть над производителями - этих последних, кстати, уже и не осталось на
планете, одни потребители. Наследники чиновников, владевшие информацией и
доставшимися от дедов материальными ресурсами, рьяно взялись
благоустраиваться. Были захвачены все уголки еще не загубленной природы,
совершенствовалась строго законспирированная система снабжения избранных
естественной пищей, что освобождало их от приказов букуна. В укромных местах
возникали дворцы, где хозяев обслуживала хорошо подкармливаемая челядь.
(Сукин сын этот Глгл - не в пустыню уходит поститься, а к своим лакеям
роскошествовать!) Бывшим же производителям остались сытная каша и привычные
ритуалы: повторяющаяся газета, одинаковые картины, "митинги" на площади,
когда на трибуне никого. Вероятно, в эпоху после создания машины и произошло
окончательное разделение общества на видящих и тех, кто частично слеп.
Издавна для производителей недоступны были не только места, где собиралась
на совещания, отдыхала, развлекалась и жила чиновная знать, но и те
многочисленные службы, что ее холили. Поэтому народ сначала привык
воспринимать все это как для него практически несуществующее, а при машине,
накормившей голодных, вовсе забыл, перестал замечать и, в конце концов,
видеть.
Нет, не законы развития и упадка разума привели Иакату в состояние, в
каком я ее здесь застал. Социальная несправедливость. Нашлись люди, упорно
жаждавшие власти, того, чтобы им было лучше, чем другим, а там хоть трава не
расти. Вот она и перестала.
С этими мыслями я задремал. Проснулся через несколько часов. Хотелось еще
раз взглянуть на книгу. Подошел к стенду, выдвинул ящик.
Черт возьми! Пусто.
Схватился за свои листки. Конечно, этот же самый стол. И верхний лист с
нотами тот, что я видел. Значит, пока я спал, Вьюра взяла, перепрятала. Но
почему?.. Уж кого-кого, а меня подозревать в связи со старостой и Глглом...
Рассердиться на нее неспособен. Но оскорблен. Не знаю даже, как в
дальнейшем вести себя с ней и вообще на Совете.
Оглянулся на девушку. Сидит, смотрит на меня. Подошел, протянул ей
листки, где нарисован наш путь по коридорам, сказал, что раз она мне не
доверяет, пусть возьмет листки себе, отметит на них новое место комплекта. А
мне показывать не обязательно.
Молча взяла.
Но потом это как-то забылось. Следующие несколько дней пролетели, словно
при сильном ветре клубы дыма от костра.
Утром, когда вышли из подземной машины, рассказал на Совете, чем,
по-моему, Иаката была и чем стала. Слушали затаив дыхание, как сироты,
впервые узнавшие, кто их родители.
Напротив окон редакции, в сквере и возле сквера, что-то вроде народного
гуляния. На ограде вывешиваются и снимаются лозунги. Иногда между теми, кто
хочет повесить новое, и теми, кто охраняет свое, споры. Когда начал
говорить, передо мной повешенный на шею Попечителя лозунг: "ТОЛЬКО БУКУН
МОЖЕТ СПАСТИ НАС!" Его сменила надпись корявыми буквами:
"ЛУЧШЕ ГОЛОД, ЧЕМ БУКУН!" Тут же прикрепили еще одну: "НИ БУКУН, НИ
ГОЛОД, А САМИМ ДЕЛАТЬ ПИЩУ!" К концу моего сообщения по улице прошла
маленькая демонстрация с плакатом "СВОБОДУ РЕЛИГИИ", хотя исповедовать любую
никто не запрещал, да и, насколько я знал, у иакатов никакой нет. Так как
окна комнаты, где заседали, без рам и стекол, из-за шума говорить
приходилось очень громко. Несколько раз Крдж высовывался на улицу, просил
собравшихся не кричать. Но там стихали лишь ненадолго.
Я кончил.
Молодая черноволосая женщина - доброволица Тайат, чью статью я читал в
газете, - сказала:
- Очень странно. Гигантских размеров планета, леса и моря. Развитая
цивилизация с огромными городами, мощной промышленностью. И все это
превратили в пустыню крошечные чувства ничтожной группы маленьких людей.
Что-то здесь не так.
- Результат во всяком случае налицо, - вступил Втв, высокий блондин, с
которым я познакомился в первое посещение редакции. - С чего начинать - вот
вопрос. Сделать людей самостоятельными, чтобы их ни с того ни с сего не
кидало на площадь. Избавиться от букуна.
- От диктата букуна.
Все заговорили одновременно.
- Изучить машину.
- Изучить себя, чтобы узнать, как букун на нас действует. Это легче.
- Исследовать сам букун. Еще легче.
За минуты, пока длился диалог, на решетке появился призыв вступать в
клубы - ниже был список, который я издали не мог прочесть. Прошла женщина с
плакатом: "ИМЕЮ СПИЦЫ, УЧУ ВЯЗАТЬ". Шныряли мальчишки с анлаховым соком. На
статую повесили надпись: "НАДО ВСПОМНИТЬ". Рядом сразу прикрепили: "СНАЧАЛА
НАДО УЗНАТЬ, А ТО ВСПОМИНАТЬ НЕЧ..." - на последние буквы не хватило бумаги.
- Слушайте! - воскликнула женщина-экскурсовод из музея. - Что, если
городу питаться теми же хлебцами, какие отвозят в деревню? Крестьяне их
едят, не ходят на митинги, не читают дурацкую "НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ". -
Запнулась, оглядела присутствующих. - Извините.
- И нас букун гоняет, - сказал парень, который вчера принес стебель
клубники. - На полевые работы. Часа по три в день.
- Ну и что, пойдем на полевые! Здесь, в городе. Сделаем огороды во
дворах. Еще с какой охотой люди возьмутся.
- Хлебцев на всех не хватит.
- Сами станем печь. Из каши. Букуна все равно поступает много лишнего.
Машина рассчитана на то население, какое раньше было.
- Лишний можно использовать как удобрение. Смешивать с песком. Посадим
вокруг города деревья, жуг. Мы же все можем, если только опомнимся.
За окнами сияло солнце. На улице молодежь - говор, шум.
Вьюра вскочила со стула.
- Какие прекрасные мгновения! Чиновников- распределителей нет, все
запреты кончились. А мы уже не спим, проснулись. Сами думаем, решаем, будем
делать. Вся планета - пустыня, а мы вырастим леса, луга с травой раскинутся.
Целый мир перед нами, будем восстанавливать на нем природу... Какое счастье!
Неужели это возможно?
Наборщик из типографии, все время молчавший, сказал:
- Вчера весь день с полей не подвозили анлах. Ни одного трактора не было.
Я много пароду опрашивал, никто не видел. И сегодня. А в столовой утром
букун был какой-то жидкий.
Улица внизу вдруг стихла. Потом снова зашумела, но по- другому. Через
сквер к редакции шел человек, перед ним расступались. Ближе к дому он
скрылся из поля нашего зрения. Потом в коридоре прозвучали шаги.
Вошел Змтт. Куртка на плече разорвана, волосы в беспорядке. От уха по шее
полоска засыхающей крови. Странным образом при этом он был величествен.
- У анлаха происшествие. Мальчишки рвали ветви с початками. Одного
крестьяне схватили, потащили к старейшинам. Было столкновение.
В коридоре появился юноша. Робко вступил в комнату.
- Вы Совет?.. Там человека убило.
- Где?
- На пляже... То есть нет. Потом, позже. На пляже какие-то двое
уговаривали остановить машину. В пустыню к трубе с ними пошло много народу.
Там коридор с железными стенами. Передние почувствовали звук, хотели
остановиться. Задние давят - им же не слышно было. Тех, кто впереди,
затолкали в большую белую комнату. Один умер. Другого вытащили, привели в
себя.
- Кто уговаривал? - Крдж поднялся.
- Сказали, из Совета.
- А как выглядели? Не запомнил?
- Ну... мужчины. Взрослые.
Юноша шатнулся. Вьюра усадила его на стул.
- Который умер, не из тех двоих?
- Нет.
- А тот, кого вытащили?
- Я.
- Значит, так. - Крдж оглядел всех. - Втв, подбери на улице добровольцев,
чтобы поставить круглосуточную охрану там у входа в коридор. В четыре смены,
человек по пять.
Втв тут же вышел. Доброволица Тайат намочила носовой платок, вытирала
Змтту лицо и шею.
- Это не из СОДа прислали разрушать машину? - Теперь было видно, что не
юноша, скорее мальчик. Он еле держался на стуле.
- Нет, конечно... Проводите его кто-нибудь домой. - Крдж повернулся к
наборщику. - Посадки жуга в городе под строжайший контроль. Никому ни
яблочка, только в трубы... Вьюра, организуй продовольственную комиссию, и
сразу же начинайте работать. Обойти все столовые, пусть каждого обедающего
отмечают - меткой, что ли, на руке, царапиной. Чтобы никто не ел два раза.
Лишний букун сушить на солнце.
- Да. - Вьюра вышла.
- Сергей, в легендах говорится, что когда-то на Иакате были войны. Но мы
здесь в городе никогда не дрались так, чтобы много людей участвовало. У нас
специалистов нет. Мы соберем народ, возьмем лопаты, а вы организуйте их в
отряды. Согласны?.. Нам надо отогнать крестьянские заставы, чтобы сами
горожане заготавливали анлах для машины.
На улице уже не было Втва - ушел с теми, кого собрал. Вьюра стояла на
скамье, ее слушала толпа парней и девушек. Грузный мужчина вешал на
постамент чугунного Попечителя плакат: "ВЛАСТЬ - НАРОДНОЙ ПАРТИИ!" Змтт
подошел, сорвал. Грузный посмотрел на него, пошагал прочь.
- Пойдем по столовым, - предложил Крдж. - Сейчас как раз обедают. Соберем
мужчин.
К восточной окраине, за которой простерлись поля анлаха, добрались только
после полудня. В городе молодые шли в ополчение с энтузиазмом, а старших
приходилось долго уговаривать, объяснять, что без анлаха не будет букуна.
Кое-как сформировали шесть рот, вооруженных лопатами, топорами,
металлическими прутьями. Некоторые изготовили себе что-то вроде пик. На
окраине улицы забиты народом. Змтт был с нами, его приветствовали как героя
- в одиночку отбил городского мальчика от двоих, пытавшихся его куда- то
увести.
У крайнего дома какой-то старик отозвал Крджа в пустую подворотню. Там
они стали вдвоем. Старик что-то говорил, Крдж слушал с полным вниманием,
иногда на миг оборачивался к нам, знаком показывая, чтоб мы ждали. Это было
долго - почти полчаса. Колонна, которую мы вели из центра, нарушила строй.
Некоторые стали садиться прямо на землю, другие прохаживались взад-вперед.
Крдж вернулся из подворотни очень серьезный, встревоженный. В свою очередь,
отозвал в сторону Втва, крестьянского парня, которого звали Рбдвом, и меня.
Оказывается, старик рассказал Крджу об усадьбе. Кроме меня, все были
поражены. Я же почувствовал, что гора с плеч свалилась, могу наконец
избавиться от бремени той тайны, которую носил с собой. Впрочем, в том, что
сообщил старик, для меня тоже была важная новость - у видящих в усадьбе есть
обученный боевой отряд. Состоит из младших сыновей, которые не наследуют
дворцов и особняков, а только обучаются сражаться. Они сильные, ловкие, в
бою каждый стоит нескольких обыкновенных городских иакатов. Тут мы все
четверо вспомнили группу одетых в синее рослых мужчин, которых во время
первого ночного заседания СОДа под утро видели из комнаты старого маляра
уходящими из города в пустыню. Серьезные противники. Но, правда, согласно
подсчетам старика, получалось, что усадьба может выставить около двух сотен
обученных бойцов. У нас же в городе, как мы с Крджем и Втвом прикинули, не
меньше двенадцати тысяч способных сражаться мужчин. И сейчас здесь на
окраине шесть сотен.
Так или иначе надо было делать то, что решили, то есть обеспечить
горожанам доступ к анлаху. Опять построил шесть наших рот. Пока ходили с
Втвом, ровняли ряды, в сознании все время мысль, что вот не хочу, а
получается, что вмешиваюсь. Да и как избежать, можно ли вообще удержаться,
если сам слышал в парке слова "С городом надо решать"? Что-то в них
недоброе, хотя и непонятно, как две примерно тысячи обитателей усадьбы (это
вместе с прислугой) могут решать судьбу десятков тысяч горожан. Да и вообще
сама идея невмешательства во внутренние дела других миров несет в себе некую
несообразность. Вмешиваемся уже тем, что существуем, даем знать о своем
существовании. Это одно оказывает влияние на обстановку там, куда явились.
Вмешиваемся, делая что-то, и вмешиваемся, когда ничего не делаем, - на этот
раз своим неделаньем.
Так или иначе вышли наконец из города. "Сыновей" пока не видно -
вероятно, в усадьбе решили, что с нас хватит и крестьян. Несколькими линиями
перед нами сотни три мужчин с лопатами и мотыгами. Оставив свое войско
позади, только вдвоем с Крджем подошли к передовой шеренге, объяснили, что,
поскольку прекратилась доставка анлаха, горожанам надо самим его
заготавливать. Спросили, почему не пускают нас на поля. Те, к кому
обратились, не отвечали, переминались с ноги на ногу. Только один нервный
мужчина замахивался на нас мотыгой. Другой, степенный, его остановил,
сказал, что сам ответить не может, пойдет спросит у старейшин. Пошагал к
стоящей поодаль группе. За это время Втв, как у нас с ним было договорено,
развернул три наши роты перед крестьянами (с обеих сторон получилось
примерно поровну), остальные оставил в резерве.
Опять ждали. Потом крестьянин принес ультиматум. Во- первых, город должен
выдать чужого человека, во-вторых, очистить остров. Тогда возобновится
подвоз анлаха. Крдж ответил, что чужих среди нас нет, остров принадлежит
городу, а хлебцы деревня получит только в обмен на "кукурузу". Опять минут
двадцать ждали возвращения связного. Наконец он пошел к линии. В ту же
минуту со стороны крестьянского штаба донесся певучий звук трубы. Задние
линии крестьян подошли, соединились с передовой, все вместе двинулись к нам.
Мотыги, лопаты занесены. Я тоже отдал команду, двинулись вперед и наши. Обе
стороны сошлись. Никто не решался начать. Через две-три минуты поднятое
оружие стало опускаться - руки устали держать на весу. На обеих сторонах
оказались знакомые, посыпались реплики. Сзади от города на анлах набежали
мальчишки, за ними потянулись взрослые, тоже стали ломать зеленые ветви.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг