магазинов. С наступлением темноты город как будто вымирает. Самооборонщики
вершат свой скорый суд над всеми, кто им не нравится. Невольно вспоминаются
строки великого писателя: "Да со всеми я не согласен. Говорильня одна... Нет
чтобы по-настоящему".
- Вот это он в точку! - воскликнул Картошкин. - Прямо про себя.
- А еще два дня назад он возмущался, что так жить нельзя, - сказал
Чуев. - Что страна хочет перемен. Что, мол, доколе? Наконец-то пришли
мыслящие люди, настоящие политики... А теперь, как выясняется, они тоже
дерьмо.
- Все дерьмо, кроме мочи, - заметил Лобачевский. - Это мне один химик
сказал.
Через открытую дверь балкона пахнуло гарью. На перекрестке солдаты
самообороны подпалили автопокрышки. Где-то вдалеке послышался женский крик.
У булочной двое пьяных разбили витрину, бросив в нее по камню, и осколки
белым ковром, сверкающим в свете фонаря, стоящего напротив магазина,
засыпали тротуар.
Глава 10
Кто есть кто
Ночью в городе члены отрядов самообороны убили сто семьдесят два
человека. Эти новости утром промычал Компотов, с обычным равнодушием
растягивая фразы и двигая головой. Зубков лениво ел яйцо всмятку, лишь
изредка переводя взгляд на телеэкран. Наташа уехала на работу, когда он еще
спал. В половине десятого позвонила секретарша главного редактора и сказала,
что Костю ждут в редакции. Закончив завтрак и выслушав последние новости,
Зубков оделся и вышел из дома.
Стрелки на часах показывали десять часов утра. Несмотря на то что
солнце светило ярко и в голубом небе не было ни облачка, на улице все же
было прохладно. Когда Зубков шел к метро, на том самом месте, где вчера
остановили его машину, он увидел два больших пятна крови на асфальте. Чуть в
стороне лежали два тела, накрытые серо-зеленым брезентом. Из-под брезента
торчали четыре босые ноги, две мужские и две женские. Рядом стояли три
милиционера, четыре самооборонщика. Лейтенант о чем-то спокойно разговаривал
с Зайцевым. У панка, что вчера целился в Костю из обреза двустволки, на
ногах были дорогие, явно не по его достатку, ботинки. У мужика в телогрейке,
надетой на голое тело, из кармана торчали белые женские босоножки. Когда
Зубков проходил мимо брезента, порыв ветра рассыпал веером светлые женские
волосы, выбившиеся из-под страшного покрывала.
Несмотря на выходной день, пассажиров в метро было много. Почти у всех
были напряженные, чем-то недовольные лица. Такие лица Костя видел очень
давно, в своем сне. В этом же городе все всегда улыбались друг другу и
прямо-таки светились доброжелательностью.
Спустившись в метро, Костя заплатил за проезд со своей карточки и
прошел на платформу. В тоннеле показался свет. Электропоезд подал гудок и
подкатил к платформе. Двери открылись. Люди с угрюмыми лицами вышли на
платформу, с недовольными зашли в вагон. Костя остановился у противоположной
двери и взялся за поручень.
- ...а их свободу я видел в гробу и белых тапочках, - просипел пропитой
голос за спиной Зубкова.
- Действительно, чего не нравилось?! - ответил ему бас. - Голодных не
было, бездомных тоже. У всех была работа.
- Подумаешь, карточки наблюдения раз в неделю на почту отнести, -
продолжил сиплый. - Ну и что? Все же об этом знают, значит, никакой подлости
в этом нет. А то что преступность из-за этого снизилась - это факт.
- Крикуны они и есть крикуны, - ответил бас. - Что нужно нормальному
человеку? Работа. Работа, чтобы он мог прокормить свою семью, и крыша над
головой. А эти горлопаны теперь начнут все ломать. Новая метла по-новому
метет.
- Это уж хрена лысого, - возразил сиплый. - Рабочий класс еще не сказал
своего слова. Не зря появилась самооборона. Это только сейчас она охраняет
кварталы от мародеров. Еще день-два, и терпение кончится. Кто пойдет за
крикунами? Да никто, кроме вонючих интеллигентов. Им только дай поговорить о
свободе личности. Что вылупился? Морда очкастая. Не так, что ли?
- Если вы подойдете к зеркалу, - сдержанно заговорил кто-то, - то
непременно увидите, что подобное отражение и есть морда. Потому что лицо
таким быть не может.
Зубков неторопливо обернулся и увидел справа от себя мужчину лет
тридцати пяти, в черном плаще, с кейсом в руках. Он носил очки, из чего
Костя сделал предположение, что именно с ним и разговаривал пролетарий.
- Видал? - сказал сиплый, кивнув головой. - Ну ничего. Через пару дней
твоим крикунам свернем рыло набок. И до тебя доберемся.
- Во-первых, крикуны скорее ваши, нежели наши, - спокойно ответил
человек в плаще. - Они тоже любят рассуждать о том, что лучше для народа, и
во всем винить существующие порядки. Но дальше слов у них дело не пойдет.
Да, мне не нравилось то, что сделал с моей страной Лебедев. И уж тем более
не нравится, что собираются делать Штырев с Мукиным.
- Во-во, - вставил бас. - Кто виноват и что делать. Ничего. Мы еще
покажем, кто виноват. А что делать-то, мы тоже знаем.
- Правильно, - вставила бабка, сидевшая возле двери. - Судить их надо.
Провокаторы. Надо еще выяснить, кто платит этим крикунам.
- Дура, ничего ты не выяснишь, - сказал дед, сидевший напротив бабки, -
потому что...
Почему бабка дура и ничего не выяснит, Зубков так и не узнал. Двери
поезда открылись, и он вышел на платформу.
А в газете царил обычный творческий беспорядок. Кто-то бегал с листами
бумаги в руке и искал наборщицу. Кто-то курил, сидя у окна на кожаном диване
с видом философа и беседуя с коллегами о судьбах человечества. Несмотря на
последние события, или вопреки им, газета жила обычной жизнью. Необычным был
лишь утренний звонок секретарши. Когда Костя спросил, что случилось, она
ответила, что главный редактор просит всех выйти на работу и, пока ситуация
в стране не прояснится, работать без выходных. Костя в глубине души был
согласен с этим. Когда в стране происходит революция, журналисту просто
глупо уходить на выходные. Настоящему журналисту.
По дороге в редакцию Зубков видел и слышал то, что можно было дословно
передать в статье и выдать как борьбу и единство противоположностей: трупы
на асфальте с бандитами, стоящими рядом и примерявшими трофейную обувь,
ликующая и пьющая, толпа, разговоры в метро о том, что кому-то эта революция
на фиг не нужна, так же как и гребаная свобода слова. Главное, чтобы было
что жрать и что одеть. Жили нормально, а лучшего и не надо. Подумаешь,
камера наблюдения в квартире... да так даже и безопасней. Микрофонов-то нет.
А смотреть пусть смотрят. Да и анкеты СГБ мешают жить только предателям и
продажным говорунам о свободе личности.
Костя вошел в свой отдел, поздоровался с верстальщицей, больше
почему-то никого не было, и, сев за стол, за час написал статью. После этого
он зашел к редактору "на подпись".
- Добавь, что этой ночью люди из самообороны убили девяносто шесть
человек, - сказал главный, ставя на статье резолюцию.
- Компотов утром сказал, что сто семьдесят два, - заметил Костя. - Я
подумал, что он опять замечтался, и не стал его цитировать. Сказал лишь о
том, что видел сам и что есть в справочной.
- И правильно сделал, что не стал. Мои цифры точные. Зам. начальника
гор. милиции держит меня в курсе по некоторым вопросам.
- Хорошо, - сказал Костя.
Он взял подписанную в номер статью и направился к двери.
- Подожди. Есть задание. Сейчас сдашь статью и к часу будь в мэрии.
- Неужели мэр решил сделать заявление?
- В час у него пресс-конференция.
- Хорошо, - ответил Зубков и вышел в коридор.
В отделе, кроме верстальщицы, по-прежнему никого не было. Костя отдал
ей статью и позвонил Наташе в больницу. Телефон не отвечал. Тогда он набрал
номер Чуева. Дядя Юра, на счастье, был дома.
- Слушай, хорошо, что ты позвонил. Тут что-то происходит.
- Что еще происходит? - насторожился Костя.
- Возле вашей двери кто-то крутился, - ответил дядя Юра. - Во дворе
сейчас двое ошиваются. Где Наталья? Я звоню, она не берет трубку.
- Ушла на сутки, - ответил Костя. - Я тоже только что звонил ей в
клинику - там никто не берет трубку.
- Да?.. - задумался дядя Юра. - Да нет, вряд ли. Если бы с ней что-то
случилось, то к телефону все равно кто-нибудь подошел. Наверное, что-нибудь
с телефонной станцией. Или на линии. В любом случае не дергайся. Я сам все
выясню. Ты сейчас занят?
- Да. Есть одна идейка, нужно поучаствовать.
- В четыре освободишься?
- Не уверен. В пять попробую.
- Давай тогда так. В шесть часов я тебя жду там, где ты мне предлагал
очереди объединить. Помнишь?
- Да.
- Все. Я буду тебя ждать до восьми. И домой не суйся. Понял? Ни в коем
случае.
- Хорошо, - согласился Зубков и повесил трубку.
По дороге в мэрию он пытался осмыслить происходящее. За ним следят? Ну
что же... Кто за ним следит? Новые власти или старые? Вообще он так и не
разобрался, кому именно сейчас принадлежит власть в стране, и не только он
один. Армия молчит. Руководство СГБ весьма сдержанно в высказываниях,
ссылаясь на просьбу новых властей не провоцировать вооруженные столкновения.
Кое-где на улицах видно милицию, но далеко не везде. По городу организованы
отряды самообороны. Когда Зубков выходил из редакции, он встретился с
Лобачевским. Перебросились парой слов. По имеющейся у Лобачевского
информации, отряды самообороны не имеют централизованного руководства и
никому конкретно не подчиняются. То есть в каждом отряде свой командир,
который больше похож на атамана. И если на границах города в пикетах стоят
представители крикунов, то в самом городе баррикады контролирует тот самый
рабочий класс, который сегодня в метро обещал еще сказать свое слово. А
периферия вообще не воспринимает происходящее всерьез. Девяносто процентов
населения страны как-то прохладно приняли те перемены, про которые им
сообщили однажды утром с экрана телевидения.
Так кто же за ним следит? Новые или старые? Что они собираются делать?
Только следить или арестовать его? Или же это чья-то местечковая
самодеятельность? Кстати, запросто. Возомнил себя какой-нибудь батька
народным мстителем и решил под шумок прищучить языкастого репортера. Кто
следит? Ответ на этот вопрос в создавшейся в городе ситуации может иметь
решающее значение. Что с Наташей? Может, дядя Юра и прав... если бы что-то
случилось, телефон в больнице работал бы. А тут... вот уж действительно, как
говорили китайцы: чтобы ты жил в эпоху перемен.
У входа в мэрию, когда Зубков туда подошел, уже собралась порядочная
толпа. Кого здесь только не было. Знакомые и коллеги Кости по работе,
иностранные журналисты, телевидение, радио. Рядом с огромного роста
милиционером стоял длинный и сухой немец Ганс - свободный художник. Не
заметить его было так же невозможно, как и предположить, что его здесь не
будет.
- Привет, Ганс, - сказал Костя, подняв вверх правую руку.
- Здравствуй, - со слабым акцентом ответил Ганс.
- Слушай, - вдруг спросил Костя, - скажи мне как человек посторонний:
что в этой стране происходит?
- Мне плевать, я просто зарабатываю деньги, - сказал Ганс и сделал
небольшую паузу.- Ты только не обижайся, но мне на самом деле пока что все
равно. Я вообще стараюсь быть вне политики. Иначе придется принять чью-то
сторону, а тогда я не смогу быть объективным.
Толпа оживилась, чуть подалась вперед, фотокамеры защелкали, засверкали
вспышками. На ступенях мэрии появился пресс-секретарь. Он подошел к
микрофону, выдвинул стойку на необходимую высоту.
- Раз, раз... Дамы и господа, прошу внимания. Через минуту вы сможете
задать несколько вопросов мэру Москвы. У вас будет не более десяти минут.
В дверях показался мэр. За ним из мэрии вышли девять человек из его
свиты. Мэр улыбнулся присутствующим и поднял вверх руки. Костя еще раз
удивился сходству этого невысокого лысоватого толстячка с оттопыренными
ушами, лукавыми глазками и широченной улыбкой. Практически все
присутствующие журналисты одновременно задали свой вопрос, который слился в
один. Получился кошмар.
- Вы были в Кремле?
Этот вопрос прозвучал громче остальных. К тому же его задал журналист
городского телеканала. У мэра была традиция первым отвечать на вопрос своего
канала.
- Нет, меня туда еще не приглашали, - сказал мэр.
- Как вы относитесь к новому правительству?
- Я за любое правительство, которое думает не о своем кармане, а о
нуждах народа.
Мэр, как обычно, отвечал на вопросы не сразу, обдумывая каждое слово.
- Так вы поддерживаете Штырева и Мукина?
- Я пока что не слышал от новой власти ничего конкретного. Когда они
представят свою программу, я смогу ответить на этот вопрос.
- Вы знали о готовящемся перевороте?
- Боюсь, вы подобрали неудачное определение. Скорее это революция.
- Кто отдал приказ о снижении налога на алкогольные напитки и вывел на
улицы города автолавки?
- Очевидно, мой заместитель по экономике. Коммерция - это его
компетенция.
- С какой целью это было сделано?
- Народ вышел на улицы... - Было заметно, что мэр растерялся. Он не был
готов к этому вопросу. - Спонтанно возникло народное гулянье. Город
поддержал в этом своих горожан... К вечеру гулянье переросло в карнавал... С
блинами и...
- Вы не ответили на предыдущий вопрос. Вы были в курсе готовящейся
акции Штырева и Мукина?
- Скажем так. Идея витала в воздухе. Только недалекий человек... совсем
не интересующийся политической жизнью страны, мог ничего не почувствовать.
- Как долго будет продолжаться разбой отрядов самообороны? Почему на
улицах города практически нет милиции?
- Извините, господа, у меня закончилось время.
Мэр развернулся и пошел к дверям. За ним двинулась свита.
- Вы не ответили на вопрос. Ваш уход можно считать отказом? Когда улицы
города станут безопасными?
- Господа, господа, - улыбнулся пресс-секретарь. - На этот и многие
другие вопросы в скором времени вы получите ответ в официальном заявлении
мэра на ситуацию в стране. А сейчас пресс-конференция закончена. Спасибо за
внимание.
Пресс-секретарь подал рукой знак рабочим, и они подошли к микрофону,
чтобы убрать его. В толпе собравшихся у ступеней мэрии послышался гул. Все
были недовольны тем, что мэр так и не ответил на главный вопрос: когда город
снова станет безопасным?
- Выпьем кофе? - спросил Ганс, собирая телескопическую штангу от своего
микрофона.
- Согласен, - ответил Костя.
Через пятнадцать минут Костя и Ганс сидели под зонтиком в кафе недалеко
от мэрии и пили кофе. Народу было немного. Костя заказал бутерброды с сыром,
Ганс - булочку с маком. По наблюдению Ганса, после обеда улицы города
заметно опустели. Еще утром было непросто сесть в автобус, как будто был час
пик. Но после обеда ситуация кардинально изменилась.
- И правильно делают, - сказал Костя и откусил от бутерброда с
голландским сыром. - Дома сидеть нужно. Сейчас не знаешь, у какой стенки
тебя поставят.
- Это верно, - согласился Ганс. - Город стал небезопасен. Вчера
французам у Парка культуры разбили камеру... Кстати, ты знаешь Дюбари? -
Костя кивнул головой, так как рот его был полон. - Он со своими ребятами
снимал, как самооборонщики остановили машину и откровенно грабили
пассажиров. Жерару пробили голову куском трубы.
- Меня самого на днях чуть не пристрелили, - дожевывая, сказал Костя и,
сделав глоток кофе, поставил чашку на блюдце.
- Плохо, что власть никому не принадлежит, - вздохнул Ганс. - Очень
тяжело работать. Непонятно, с кем и как себя вести. А договариваться на
каждом перекрестке... так никаких денег не хватит.
В сумке у Ганса что-то запищало. Он отложил булочку, достал из сумки
квадратной формы телефонный аппарат и, отщелкнув замок, снял трубку.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг