Овечкину усталым и неуверенным в себе, возможно, по контрасту с поджарым,
спокойно раскладывающим карты "корреспондентом".
- Взломали двери?.. Этого не может быть, шеф Овэ. Медсен клевещет на
негров. Этого не может быть... - бубнил Коммандан.
"Корреспондент" небрежно бросил карты, поднялся и легко зашагал от дома,
потряхивая браслетом.
- Так что же, по-вашему, он сам взломал?
- Не знаю, шеф Овэ, не знаю... Но медсен не любит темнокожих.
- При чем здесь цвет кожи!
- А как же, шеф Овэ? Вот вы же пришли ко мне?..
- Я пришел к вам, как к представителю власти. А к кому мне обратиться? Не
к полицейскому же, что стоит у банка мсье Альбино...
И тут Оноре оказался прав: затея была бесперспективной. Неизвестно,
участвовал ли Коммандан во всей этой непонятной игре или нет, но даже одна
неприязнь к доктору вполне могла сделать его участником.
Овечкин зашел в "гостиницу у Альбино" и рассказал Сане о посещении
Коммандана. Они договорились, что будут ставить друг друга в известность обо
всем, что заметят или услышат.
- Минут пятнадцать назад "корреспондент" поднялся к доку, - сообщил Саня.
Овечкин ринулся домой, и Саня неторопливо вышел следом.
"Корреспондент" и Оноре сидели у столика, почти так же, как в прежние
уик-энды Овечкин и док, только француз на этот раз был строг и напряжен, а
Шьен не лежал у его ног, а сидел рядом, настороженный, не сводя темных глаз
с гостя. Еще открывая дверь, Овечкин услышал голос Оноре: "Как вас там...
Скажите вашим хозяевам..." Оба повернули к вошедшему головы. Только Шьен не
отрывал взгляда от "корреспондента".
- Ну как картинка, Жан? Двое рыжих против одного черного, - усмехнулся
Оноре. - Хорошо бы вам сфотографировать нас. Уверен, эта фотография
пригодится. А, как вас там?..
"Корреспондент" рассмеялся:
- Вы шутник, однако, мсье Оноре. - Он быстро поднялся - и замер: собака,
ощерившись, уже стояла перед ним.
- Опасно быть таким резким, господин... как вас там?
- Вы меня выпустите?
- С удовольствием. Но имейте в виду: в следующий раз - через окно.
- О, да вы опасный шутник!
- Ладно, проваливай, - хмуро сказал Оноре. - Сидеть, Шьен. Когда они
остались одни, Овечкин спросил:
- Вы можете мне объяснить, Оноре, что происходит?
- Присядем. - Оноре задумчиво, словно решаясь на что-то, смотрел на
Овечкина. Потом сказал: - Он пытался меня запугать. - И по-своему криво
усмехнулся.
- А что, это возможно?
- Думаю, что нет, Жан. Я уже умер однажды. Теперь живет лишь видимость
меня. Призрак. Можно запугать призрак?
- Я не уважаю мистику, как инженер, атеист и реалист. Не играйте мне
Шекспира, Оноре. Француз рассмеялся:
- А вы совсем не де Бреби. И не русский медведь. Вы лиса, Жан.
- Не будьте обезьяной, Оноре, - рассмеялся и Овечкин. - Не повторяйте
глупостей. Я человек. И вы тоже. Совсем не призрак. Кстати, ле Гран Эритье.
Вот только я так и не понял: наследник чего?
- Действительно, Жан, чего?...
- Мы просто люди, Оноре. Как бы ни пыжились, что бы о себе ни думали,
какие бы должности ни занимали. Весь вопрос в том, какие люди? От этого
зависит все и в нашей жизни, и в мире.
Оноре не отрываясь смотрел на Овечкина.
- Ах вы мой агитатор... "Сила и свобода - вот что делает человека
прекрасным". Так сказал Жан-Жак Руссо. Понимаете: все или ничего! Наверное,
к этому стоит стремиться.
Это "наверное" здесь смазало и "силу", и "свободу", и даже стремление.
- Сила и свобода делают человека прекрасным? - медленно повторил Овечкин.
- Вы уверены, что это Руссо?
- Конечно.
- Странно.
- Что?
- Да ведь это фашизм, Оноре, если без обстоятельных разъяснении. Какая
сила, для кого и чего свобода, каким путем обретенные? Разве каждый человек
может быть сильным, а слабый не может быть прекрасным? Я могу предложить вам
еще десятки вопросов, но, по-моему, и без них афоризм рассыпается. А в
чистом виде он фашистский. Вам импонируют фашистские идеи?
- Я ненавижу фашизм, как любое насилие. Всякого насильника я готов
размазать по стене.
- Но тогда вы сами становитесь насильником, - рассмеялся Овечкин. - Так
как же с "силой и свободой"? Оноре усмехнулся:
- Вы мне нравитесь, Жан. Хотя, честно скажу вам, смущаете. Силу и свободу
я понимаю, вероятно, как и Руссо, применительно только к личности.
- Так, наверное, не бывает... Оноре рассмеялся:
- Сильно вы мне усложняете жизнь. До вас все, кажется, выглядело проще.
- А что я усложнил в вашей жизни? - искренне удивился Овечкин. Он не
знал, как принимать слова Оноре - как упрек или похвалу.
- Что-то. В сорок я решил: все или ничего, И много лет твердо шел этим
путем.
- Вы сделали открытие, Оноре?
- Если бы не было нашей с вами поездки в джунгли и той женщины, Жан, я
бы, наверное, ничего не сказал вам. Но сейчас скажу: да!
- А почему бы не сказали прежде?
- Потому что потому. Вы все были для меня одинаковыми.
- Кто "вы"?
- Все! Сумасшедшие титаны. - Он снова рассмеялся. - А вы оказались совсем
не медведем, а милой лисой... Нет, конечно. Котом, простодушным, добрым, но
решительным. Или это и есть медведь?
Овечкин озлился:
- Послушайте, Оноре, перестаньте паясничать! Не стройте из себя полубога.
Вы обычный, причем уже не очень молодой человек. К тому же рыжий...
- О!
- А рыжие, говорят, неудачливы.
- О! Вуаля!
- Вам известно, что вокруг вашего... нашего дома бродят вооруженные люди?
- "Корреспондент"?
- Нет, Оноре. По всей вероятности, просто бандиты. Француз задумался,
покачал головой.
- Что ж, вполне возможно. Вы боитесь этих черных мусульман, Жан?
- А вы кто - воинствующий христианин, крестоносец?
- Я безбожник, Жан. В отличие от вас, атеиста. Кстати о крестоносцах:
знаете, во французском языке одним словом определить человека, совершающего
убийство, можно, произнеся название мусульманской секты ассасинов.
- Вы считаете отсюда, "ассасэн" - "убийца"?
- Вполне вероятно, что даже убийц во Христе - крестоносцев - эти
мусульмане заставили содрогнуться.
- Ну, вы-то у нас совершенно бесстрашный...
- Да, Жан, им меня не запугать. К тому же я знаю, что меня они не убьют.
А вот вас...
- Меня?!
- Да, Жан, вас, - неожиданно жарко сказал Оноре, придвигаясь к Овечкину
через стол. - И тогда я себе этого не прощу! Как ни странно, но меня сейчас
больше всего волнует именно это...
ВЕЧЕРНИЕ РАЗГОВОРЫ
В служебном кабинете
- Наверное, было ошибкой, Гарри...
- Ладно, Мак, не будем обсуждать ошибок. Бумаги в чистом виде всегда
надежнее людей.
- Да, Гарри. Но он не так прост. Все его бумаги у какого-то юриста. Пакет
будет вскрыт и его содержимое опубликовано сразу же, если с ним что-нибудь
случится.
- Значит, все закончено?
- Вероятно.
- Планы?
- Возможно, он намеревается связаться через старых дружков, того же
физика-атомщика Луи Кленю, со своим правительством и заполучить что-то еще
кроме большого куша.
- Логично. Дальше.
- Его поставили в известность, что все рассказал нам сам Луи Кленю, по
доверчивому попустительству которого и стал возможным эксперимент. Он должен
был понять, что это именно так.
- Результат?
Мак беспомощно развел руками.
- Чего он, собственно, хочет? Он фанатик-националист, маньяк? Кто?
- Из знатной семьи. Единственный сын. Участник ядерной программы и
французских испытаний атомной бомбы в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом
году...
- Я это знаю. Почему такое уединение при его возможностях?
- Во-первых, вероятно, желание самому реализовать свою идею. Крайне
самонадеян. Во-вторых, какая-то любовная история. Семья решительно
воспротивилась его браку, слишком решительно. И он порвал с нею.
- С женщиной?
- С семьей. Женщина, кажется, сама ушла.
- Что стало с этой женщиной, кто она и где сейчас? В таком деле "кажется"
- непростительный прокол, Мак.
- Нам пока не удалось ничего выяснить о ней. Это было очень давно.
- В мезозой?
- Около десяти лет назад, Гарри.
- Это на вас не похоже, Мак. Стареем?.. Десять лет назад. Поздняя любовь,
единственная? Доказать всем?.. Мне нужна эта женщина, Мак. Дальше.
- Система психологического воздействия: дать газетам некоторые
подробности гибели известной журналистки Мирей, намекнуть на связь этой
смерти с данными, которые она получила у Луи Кленю. Газеты переслать.
Второе: убрать Кленю. Как свидетель, он опасен. Тоже известить через газеты.
- Что ж, идея верная - посадить в вакуум и подпустить туда страху. Н-ну...
- Он не выдержит, Гарри. Ему просто некуда деваться. Но все же, если...
- В таком деле, Мак, "если" должно быть исключено. Посмотрите хорошенько
окружение. Оно мне не нравится. Теперь о вашем странном предложении со
скорпионами.
- В них, несомненно, все дело, Гарри. Мы проследили. Что там такое - пока
неясно, но точно - они! Затраты невелики. Все равно нам же придется потом
заниматься этим. Предусмотрительность...
- Хорошо. Действуйте.
Лишь только закрылась дверь за Маком, Гарри стал набирать длинный номер.
- Сэм? Прости, что поздно беспокою тебя. Завтра я буду в ваших краях и
очень хотел бы встретиться.
- Я уже думал, Гарри, что ты забыл старика Сэма. Стал мультимиллионером,
задрал нос, э?
Гарри поморщился. Дурашливость Сэма раздражала его.
- Ты хорошо знаешь, Сэм, я никогда не смогу забыть тебя.
- А, да, да, да, не сможешь, не сможешь... Так что там у тебя?
- Нам необходимо встретиться, Сэм.
- Завтра в двадцать, - неожиданно сухо сказал Сэм.
На широкой балюстраде с колоннадой и пальмами. Вечер следующего дня
- Честно говоря, Гарри, мои старые мозги не улавливают такой уж
значительности в этом сообщении. Правда, мне трудно было привыкнуть и к
дисплеям, но теперь я их очень люблю, а остальное как-то не вызывает у меня
интереса. Что? Ты думаешь, это консерватизм и склероз, да? Говори, говори,
что думаешь, объясняй. Мы старые друзья, а твой нюх профессиональной ищейки
принес немало долларов и мне и тебе. Хи-хи-хи...
- Можешь мне поверить, Сэм, что по значительности рядом можно поставить
изобретение атомной бомбы. Сторона, получающая средство, сразу приобретает
подавляющее превосходство над противником.
Старик резко оборвал хихиканье.
- Чей анализ?
- Мой, Сэм. Это средство меняет стратегию и тактику современной войны. Ты
первый из тех, кто может решать, посвящен в суть дела. Даже босс не знает.
Надо обмозговать, ставить ли в известность президента.
- Это лекарство только у нас?
- К сожалению, оно не у нас. Оно еще ни у кого. У изобретателя.
- Ну, Гарри, а если только у нас?.. Я тебя правильно понял?
- Да, Сэм.
- "Да", "да"!.. У вас все или "да", или "нет". Сколько на этом миллионов
сгорело! Вы, шпионы, безответственные люди, потому что рискуете только
жизнью. Или к старости и деньжата заводятся? А, Гарри, есть уже чем
рисковать кроме этой дешевки - жизни, э? Хе-хе- хе... - И неожиданно сухо: -
Покупай за любую цену, Гарри. Риск исключен. Послезавтра докладывай боссу.
Президента беру на себя.
НОЧНЫЕ СТРАСТИ В РАМАЗАН
Абдулла пришел днем на строительную площадку. Он стоял в небольшой толпе
зевак, которая, уменьшившись в последние месяцы, совсем не исчезала никогда.
Даже в дожди кто-нибудь да забредал сюда, чтобы посмотреть, как эти
удивительные машины, да еще в руках африканских женщин, плевать хотели на
хляби небесные. Возможно, им виделся в этом даже вызов Аллаху?.. Овечкин
заметил парня и подошел.
- Как жена?
Абдулла приветственно закивал и вяло улыбнулся. Не понял? И Овечкин
повторил слово "жена" на диалекте.
- Спасибо, рюс. Хорошо. - И добавил тихо по-русски: - Друг... - И быстро
заговорил. Овечкин ничего не понял, но по тревожно бегающим глазам парня
догадался, что дело у того важное. Вокруг было немало африканцев, которых
Овечкин в последнее время хорошо уже понимал, однако никого из них он не
стал привлекать в толмачи, а попросил парня зайти вечером.
Мсье Альбино, пользовавшийся их полным доверием, перевел Овечкину и Сане
сбивчивый рассказ перепуганного Абдуллы. Смысл его сводился к тому, что рюс
будут убивать. Это так же верно, как то, что он - Абдулла, который очень не
хочет, чтобы рюс убивали. Он пришел не только затем, чтобы сказать это, но и
защитить рюс. Мсье Альбино взволновался. По реакции Овечкина и Сани он
понял, что для тех рассказ Абдуллы не был большой неожиданностью.
"У меня есть ружье, жаканы и старый револьвер, надежный, - предложил он.
- И я. Хотя пользы от старика немного, но из засады могу пальнуть очень
метко. Старый охотник..." Мсье Альбино не был хвастуном.
Решили на время поселить Абдуллу с банкиром, рассказать все ребятам и
установить с вечера до утра дежурства в столовой, из окна которой хорошо
просматривался вход в амбулаторию и дверь на лестницу во второй этаж, к
Оноре и Овечкину. Со следующим автобусом Овечкин должен был уехать в
посольство. Тут и Саня, и все ребята были неколебимы. Рисковать дальше было
нельзя.
Выцветший автобус, некогда оранжевый старый "фиат", появлялся в поселке
раз в неделю. По расписанию это должно было происходить по субботам, с тем
чтобы на следующий день отправляться ему обратно в столицу. Шел он туда два
дня без малого, с ночевкой, как допотопная почта или какой-нибудь омнибус
без перекладных. Но, однажды выбившись, наверное, из графика, автобус
приходил и уходил в неведомые дни, и в этом была своя прелесть. Ожидание
почты, а возможно, даже новых людей стало ежедневным, и вместе с тем
появление грязно-рыжей развалюшки всегда было немного неожиданным.
Прежде машины со строительными материалами появлялись в поселке почти
ежедневно, но теперь, когда строительство подходило к концу, они стали
большой редкостью. Отправлять же в город "пикап" Овечкин категорически не
захотел, потому что это означало отрывать от дела на два дня еще двух
человек из их маленькой группы. Потому и решили, что поедут они с Абдуллой,
прихватив револьвер мсье Альбино, автобусом. В тот момент, когда в столовой
спокойно обсуждался этот план, он казался вполне естественным. Разве мог
кто-нибудь предвидеть приближавшиеся события?..
Время здесь, будто подчиняясь размягчающей жаре и давящей влажной духоте,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг