- Такое дело можно доверить только серьезной фирме. Мне нужен весь пакет
акций. Сенсация в полную собственность!
- Дело тут не в сенсации. Помолчали.
- Подумай, Мирей. Это из зоны большой политики. Самой большой. Это -
жернова. Тут ничего невозможно предвидеть. Поэтому хорошенько подумай,
девочка. Это говорю тебе я, опытный торговец, Гайлар из Техаса - боевой
парень. И пока ты не сказала мне "о-гоу!" - никакого разговора у нас не
было. Она рассмеялась:
- О-гоу, Бобби! Проверяй. Источник информации - Луи Кленю.
Днем через два дня
- Мсье Луи, я к вам как представитель специальной комиссии ВОЗ. Прошу
ознакомиться с моим мандатом. По письму господина Жиро.
- Де Жиро?!
- Да, мсье. Вам знакомо это имя?
- Конечно. А что за письмо?
- Знаете, нам пишут о чем угодно. Особенно охотно - о выдающихся методах
лечения. Чаще всего это чушь, бред, непризнанные гении.
- И что вам написал Жиро? Как вам известно, я ведь не медик...
- Да, мсье. Жиро ссылается на вас, как на очевидца своего открытия или
изобретения. Он прямо указывает на вас. Я все понимаю, мсье, и прошу учесть,
что в данной конкретной ситуации я выступаю как неофициальное лицо. Хотя
Всемирная организация здравоохранения имела право сделать официальный запрос
в ваше ведомство.
- О господи!.. Видите ли...
- Шарль Грани, к вашим услугам, мсье.
- Видите ли, мсье Грани, по роду своей работы я не имею права ни на какие
разговоры...
- Понятно! И тем более на действия, не так ли? Вот мы и решили не ставить
вас в пикантное положение. Нам лишь нужно убедиться, что этот господин Жиро
не сумасшедший, а то, что он пишет, хотя бы отдаленно соответствует
действительности. Вот и все. Только в этом случае с ним смогут вступить в
контакт компетентные люди. Честно говоря, мсье, я сам не медик и даже не
знаю содержания письма. Я юрист.
- Ах, так...
- Да, мсье. От меня требуется лишь подтверждение, заметьте, даже не
письменное: да, некий господин Жиро существует, и весьма известный
специалист в определенной области сам видел его изобретение в действии. Вот,
собственно, и все, мсье.
- Ну... Я не видел самого этого изобретения непосредственно...
- Не будем вдаваться в подробности, мсье, поскольку я, судя по всему,
осведомлен меньше вас о содержании письма. Но - главное?..
- Да, мсье Грани! Я был потрясен.
- Благодарю вас, мсье. И не беспокойтесь. Ваше имя нигде не будет
фигурировать. Если вы, конечно, сами этого не захотите.
- Ну что вы! Для меня это может оказаться плачевным. Но понимаете, де
Жиро мой друг, это произошло случайно, по крайней мере, для меня...
- Я вас понимаю, мсье. О-гоу, за нас можете решительно не беспокоиться.
Ну, какое дело ВОЗ до нарушенных вами инструкций?
В конце дня через день
- Только моя жена варила такой кофе...
- Еще чашечку, комиссар?
- Не откажусь, мадам. Знаете, не откажусь. Так вы говорите - ничего
необычного вчера не заметили?
- Нет, комиссар. Я читаю допоздна. Слышу, как возвращаются все жильцы.
Мадам Мирей обычно приходит поздно... Да, теперь уже - приходила. Какой
ужас, господин комиссар, какой ужас! Она была очень славная, добрая и
порядочная. В современном понимании, конечно. В наше время такая женщина
была бы совсем другой. Я имею в виду стиль жизни, поведение...
- Возможно, вы правы, мадам, нравы быстро меняются, и не в лучшую
сторону. Так вы говорите - она пришла не одна?
- Да, комиссар. Но знаете, ее приятели и приятельницы производили очень
хорошее впечатление. А один, господин Луи, был определенно из высшего
общества. Несомненно, еще тридцать лет назад это была бы совсем другая
женщина. Если бы не этот ужасный век, могла бы стать второй Жорж Санд или
Кюри... Она ведь была большая умница! Но в наше время люди серьезно
задумываются только над тем, как заработать побольше денег. А когда люди не
думают о жизни серьезно, это развращает. И знаете, комиссар, особенно
развратили нас американцы. Это просто как злокачественная опухоль.
- Да, мадам. Насчет развращения вы правы. А кто с ней был в этот ее
последний вечер, вы не знаете?
- Нет, комиссар. Но, поднимаясь к себе, мадам Мирей говорила весело. Это
был кто-то из ее друзей... Ах, какой жестокий век, господин комиссар! Люди
совсем потеряли жалость друг к другу. Что же это происходит, господин
комиссар?
- Хм, мадам... Наверное, жизнь стала слишком быстрой. Люди едва успевают
зарабатывать деньги.
- Ах, деньги! Старое заветное "не в деньгах счастье" совсем забыли.
Сейчас даже бедняки не утешают себя этим, а берутся за нож или яд... Вы не
допускаете самоубийства? Нет, нет, конечно, такая женщина, как мадам Мирей,
просто не способна на такое. Она была удивительно жизнелюбива, общительна!..
Еще чашечку?
- Благодарю, мадам. Для моего сердца, знаете, достаточно.
- Куда мы катимся, комиссар, скажите мне? Катимся! Ведь люди сами создают
свой мир, а кто же еще, мсье? Разве не так?
- Наверное, вы правы, мадам. Это очень мудро, но жизнь не считается с
нашей мудростью. Она прет себе, ей-богу...
- Ах, мсье, вы говорите - она прет. Нет, это мы сами прем. Или, наоборот,
лежим, как камни. Так и получается: одни прут, другие лежат. Мы, когда были
молодыми, все больше лежали, и от этого вышло много бед. Тот же бандит
Гитлер... А нынешние прут, но, кажется, не туда.
Комиссар рассмеялся:
- Мне с вами очень приятно беседовать, мадам, знаете... Но к сожалению -
дела. Если разрешите, я еще как-нибудь зайду к вам. А?
- Буду рада, мсье. Вы мне тоже очень понравились.
ЖАРКИЙ МЕСЯЦ РАМАЗАН
Саня числился старшим механиком группы и был ее парторгом. Парень
неторопливый и спокойный на грани флегматичности, но по самой физиологии
своей натуры был чужд любой поспешности и суеты, а потому вставал на час
раньше всех в "гостинице у Альбино", проделывал, невзирая на погоду - в жару
ли, в дождливый ли сезон, - свои три километра привычной ленинградской
трусцой, купался в речке, из которой после установки на берегу дизеля
разбежались перепуганные крокодилы, и шел на кухню к повару-"люкс" за своим
кофе и завтраком, когда остальные трое обитателей "гостиницы", хмурые,
потные, невыспавшиеся, угрюмо брели только в душ, чтобы потом, уже
опаздывая, хлебнуть кофе и на ходу изжевать, как лекарство, свою порцию
обязательного, предписанного доктором из посольства соленого голландского
сыра.
Саня являл собой нечастый, вероятно, образец человека, совместимого с
любым коллективом в любой экстремальной ситуации. Внешность у него была
наиблагодушнейшая: круглое простое лицо с кустистыми бровями Деда Мороза,
квадратная мешковатая фигура, - но сколько самодисциплины и терпения!
В это утро Саня принес безрадостную весть: на их землю пришел большой
праздник рамазан. А в неведении они оказались по собственной вине, потому
что кто же не знает о большом празднике рамазан? Выяснением, на сколько
запланирован пророком Мухаммедом этот праздник, Овечкин решил заняться
завтра. Не хотелось смущать радостных хозяев своим невежеством. О том, что
рамазан - один из месяцев мусульманского лунного календаря, он знал. И что
благоверные мусульмане этот месяц будут питаться только по ночам - тоже. Но
очень надеялся, что гулять-то они так долго не должны. Может быть, первый
денек только? Навряд ли халифы, шахи, муллы и баи поощряли народное
безделие...
Саня, как хороший взводный, организовал профилактику технике, чтобы не
расслабиться ненароком в период религиозного праздника.
- А после обеда - кино.
- Заказываем "Белое солнце пустыни". Тематический прогон!.. Фильм этот
знали наизусть, но все равно смотрели всякий раз с удовольствием,
предпочитая всем остальным, что в железных коробках притихли в углу
столовой. Может быть, потому, что чудеса храбрости, ловкости и неутомимости
революционный солдат Сухов демонстрировал с шуточкой и улыбкой в знойных
песках?..
Как там доставалось солдату Сухову в пустыне, можно было только
догадываться, а тут после дождей стояла невыносимая духота. Казалось, в
первый же день уразы Аллах решил серьезно проверить своих детей. "Но мы-то
здесь при чем? - горестно думал Овечкин, роняя на чертежные листы капли пота
и размазывая на исписанных страницах мокрыми пальцами засохшие чернила - И
вот после всех этих мытарств приедешь домой красный, как вареный рак, -
сокрушался Овечкин. - А все небось ждут негра. Вообще не поверят, что
человек год прожил в Африке..."
Шум и крики за окном отвлекли его от бумаг и невеселых мыслей. Овечкин
неторопливо прошлепал к окну, прихватив полотенце, и стал наблюдать.
Внизу, у дверей амбулатории, несколько человек в шортах, определенно
жители поселка, окружили парня в одной набедренной повязке и галдели,
размахивая руками, а тот кричал что-то, обливаясь слезами. Наконец в дверях
появился Оноре, долговязый, сутулый, с обвисшей от пота рыжей копной
седеющих волос и утомленным лицом - просто дух уныния и только. Он стал
что-то негромко втолковывать парню в набедренной повязке, но стоило ему
замолкнуть, как всеобщий гвалт и крики парня возобновились. Доктор стоял
подбоченясь и повесив голову на грудь. Сверху казалось, что он заснул стоя,
как утомленная лошадь. В последние дни он, похоже, вовсе не ложился спать.
Когда бы Овечкин ни проснулся, он слышал шаги, или скрип дверей, или
какой-то шум в комнате, где стоял автоклав. Очевидно, Оноре работал как
одержимый. Но над чем? Что это была за работа? Почему он так изнурял себя?
Овечкин был почти уверен, что этот всплеск активности связан как-то с
появлением в поселке коммивояжера. Но почему?!
Американец укатил через два дня на таком грязном автомобиле, что даже
вблизи его кузов казался вылепленным из красной глины.
После памятной размолвки контакты Овечкина и Оноре сильно "пригорели".
Они едва здоровались. В очередной уик-энд Оноре был занят своей загадочной
работой и у бара не появился вовсе. Шьен примирительно махал Овечкину
хвостом, следуя мимо за хозяином, словно говорил: "Нам теперь не до
разговоров и вина, Жан..." Овечкину стало жаль доктора, и он крикнул:
- Что случилось, Оноре? Я не могу помочь?
- У парня что-то с женой после родов. Но разве их поймешь? Первая,
единственная - и баста. Съездил бы, да мой "лендровер" сидит на двух
ободьях. И два дня теперь никто за него не возьмется...
- О-о!.. - выл парень.
- О-хо-хо, медсен... Медсен нехорошо, нехорошо!.. Большой праздник -
нехорошо... Аллах видит... - галдела, обсуждала, просила и возмущалась
неизвестно чем толпа - не то несговорчивым врачом, не то парнем, призывавшим
его на помощь в большой праздник рамазан, когда Аллах особенно внимательно
смотрит на мусульман и, значит, еще строже выполняет все, что начертал
каждому.
Овечкин натянул шорты и спустился.
- А это далеко?
- Нет. Там, где вы брали камень.
- А, это действительно недалеко, - обрадовался Овечкин. - Километров
восемь, меньше часа. Давайте на нашей.
Оноре морщился, хмурился, ему смертельно не хотелось ехать. Парень замолк
и внимательно наблюдал за белыми, словно понимал их разговор.
- Надо съездить, Оноре.
Француз вяло махнул рукой и пошел в амбулаторию. Овечкин решил не
отрывать никого от дела, оставил записку в столовой, и они поехали.
Вчетвером. Шьен полез в кузов вместе с парнем очень неохотно: привык ездить
в "лендровере" рядом с хозяином.
Деревушка располагалась на небольшой лесной поляне - несколько круглых
хижин из сухих стеблей тростника лалы, который здесь называли слоновой
травой. Вход в хижину - дыра, прикрытая циновкой, а за нею - длинный темный
коридор вдоль наружной стены дома и дыра во внутренней стене через полкруга.
Лабиринт от зверей и гадов. Овечкин, как строитель и ненавистник гадов,
сразу одобрил идею. В их поселке хижины тоже были круглыми, но
одноконтурными.
Внутри было много народу. На земляном полу посредине горел небольшой
костер из трех поленьев, уложенных по-охотничьи торцами к центру, и старый
седой африканец отрешенно сдвигал время от времени поленья к огню. Старуха
кипятила воду. Больная находилась на одном из бамбуковых лежаков, что
приткнулись к стене по периметру хижины. У другого лежака возилось еще
несколько женщин.
Овечкин, переминаясь, стоял у входа, всеми забытый, и казнился теперь
своим неуместным любопытством. Нечего было переться в хижину, где все заняты
роженицей и новорожденным, просто неловко...
Оноре между тем закончил осмотр и говорил что-то окружившим его женщинам.
Одна из них держала на руках ребенка. Оноре ласково, чем немало удивил
Овечкина, похлопал малыша по ручонке, улыбнулся и пошел из хижины. Овечкин
поплелся за ним.
Шьен сидел в кабине, заняв привычное место рядом с водительским. Яростное
африканское солнце накаляло влажный воздух, как в хорошей парной. В голове
стучало, словно туда переместилось сердце.
- Поехали, Жан. Через час мы начнем испаряться в вашей железной коробке.
- А как роженица?
- Обречена. Здесь это часто.
- Да что ты!.. - расстроился Овечкин. - Никак?..
- "Никак" тут не подходит, Жан.
Овечкин смотрел на него, открыв рот, не понимая. Возможно, просто дышал с
трудом в этой парилке. Одним словом, выглядел довольно глупо.
- Я не понял, Оноре. Что значит "тут не подходит"?
- Ей нужна хорошая больница. Я бессилен.
- Ага, а больница?.. - обрадовался Овечкин.
- И притом быстро. Тогда, возможно, появилась бы надежда. Ну, поехали. -
Он обернулся к все еще улыбавшемуся парню и сказал что-то, кивнув в сторону
хижины.
- Подождите, Оноре! - решительно сказал Овечкин. - Так мы отвезем ее в
больницу.
Француз вроде бы даже присел, будто его неожиданно двинули сверху по
голове.
- Куда вы собираетесь ее везти?
- В город, наверное. Ближе ведь нет?
- Вы спятили, Жан. Это больше двухсот километров, и половина - только
название "дорога".
- Но ведь вы сами говорите, что иного выхода нет! - удивился Овечкин.
- Их помирают тут сотни, рожающих и родившихся. Понимаете, Жан, такая у
них тут судьба.
- Какая судьба? У нас же машина...
- А в пяти километрах отсюда? А в десяти, в ста, в тысяче? Там же нет
вашей машины! Сумасшедший... За восемь-девять часов пути она может три раза
помереть. И вы вместе с нею на этой сковороде.
- Но может, мы ее спасем...
- А всех остальных?
- Что вы предлагаете? - с ужасом спросил Овечкин.
- Не валяйте дурака. Поехали.
Парень переводил взгляд с одного говорившего на другого. И наверное,
понял. Складывая руки, как на очередном намазе, он горячо затараторил
что-то, но Овечкин никого не видел уже и ничего не слышал.
- Я ее не брошу вот так, Оноре. Слышите?
- А остальных? А остальных?!
- И остальных! - крикнул Овечкин. - Я не могу с этим мириться, Оноре!
Это... не по-человечески!
Солнце палило нещадно. Кучка африканцев молча стояла за спиной
перепуганного парня. Что они думали об этих двух белых, чего ждали от них?
Оноре растерянно смотрел на Овечкина.
- Скажите им, чтобы собирали больную, - тихо сказал Овечкин и пошел к
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг