нездешних сил? Стыдно слушать, честное слово.
- Значит, настанет время, когда эльфы перестанут глядеть на людей как на
- ".' под ногами? Вашими б устами да мед пить...
- В прежние времена, доктор, люди при встрече съедали любого, кто не из
их пещеры, но сейчас-то, согласитесь, вы научились вести себя несколько
иначе. Точно так же у вас будет и с эльфами, дайте только срок! Вы очень
различны - и именно поэтому необходимы друг другу, поверьте...
...Палантир умолк; Халаддин сидел сгорбившись, будто из него разом
вынули какой-то стержень.
- Кто это, сударь? - Стоящий шагах в десяти, чуть ниже по склону, Цэрлэг
глядел на кристалл с суеверным страхом.
- Саруман. Владыка Изенгарда, глава Совета Белых магов, и прочая, и
прочая... Отговаривает: не бросайте, дескать, палантир в Вековечный Огонь
- а то весь мир погибнет.
- Врет небось?
- Полагаю, что да, - отвечал Халаддин после некоторого раздумья.
На самом-то деле ни малейшей уверенности в этом у него не было - скорее
наоборот. Саруман вполне мог бы заявить что-нибудь вроде: "Назгулы
проиграли, а потому, уходя из этого мира, решили напоследок его уничтожить
твоими руками" и убедительнейшим образом обосновать такую версию (откуда,
собственно, Халаддину известно, что назгулы - "наши"? Да только со слов
самого Шарья-Раны); мог бы - но не стал, и именно это обстоятельство
отчего-то вызвало у Халаддина доверие ко всему, что говорил Белый маг. "Вы
хотите опытным путем проверить, какая из теорий правильна?" Да, именно так
оно и выходит...
"Он добился своего, - с внезапным ужасом понял Халаддин. - Я усомнился-
и тем самым безвозвратно потерял право на поступок... слишком уж глубоко в
меня вбито, что сомнение толкуется в пользу ответчика. Совершить
задуманное мною, зная о возможных последствиях (а теперь-то я о них
осведомлен - спасибо Саруману), может либо Бог, либо маньяк - а я ни то,
ни Другое. Разводить потом руками: "Приказ есть приказ!" тоже не выйдет -
не мой жанр... "А еще тебе ужасно не хочется собственноручно сжигать ту
эльфийскую красотку, верно?" "Да, не хочется - мягко говоря. Это мне как -
в плюс или в минус?"
Простите меня, ребята... простите меня, Шарья-Рана и вы, барон, - тут он
мысленно опустился на колени, - только всё сделанное вами оказалось
попусту. Я знаю, что предаю вас и вашу память, но тот выбор, что от меня
потребовался, оказался мне не по плечу... Да он и вообще не по плечу
человеку - только самому Единому. Мне ничего не остается, кроме как
наглухо заблокировать свой палантир от "передачи" и сжечь его в Ородруине,
и пускай дальше всё идет само собою, без моего участия. Ну не гожусь я в
вершители судеб Мира - я вылеплен из другого теста... а если вы захотите
уточнить: "Не из теста, а из дерьма" - что ж, приму как должное".
И словно для того, чтобы поддержать его в этом решении, палантир
внезапно осветился изнутри и явил его взору внутренность какой-то башни со
стрельчатыми окнами, нечто вроде столика на низких гнутых ножках и
смертельно бледное - и оттого почему-то еще более прекрасное - лицо
Эорнис.
ГЛАВА 69
Порою диву даешься - какие ничтожные пустяки способны направить течение
истории в иное русло. В данном случае всё в итоге решили временные
нарушения в кровоснабжении левой икроножной мышцы Халаддина, возникшие из-
за неудобной позы, в каковой тот пребывал последние минуты. У доктора
свело ногу, а когда он неловко привстал и наклонился, пытаясь размять
налившуюся болью икру, гладкий шар палантира выскользнул у него из руки и
не спеша покатился по отлогому внешнему склону кратера. Стоящий чуть ниже
Цэрлэг, услыхав сдавленное ругательство командира, воспринял это как
руководство к действию и ринулся наперерез хрустальному мячику...
- Не тро-о-о-огай!!! - прорезал тишину отчаянный крик.
Поздно.
Орокуэн подхватил палантир и в тот же миг нелепо застыл, а тело его
подернулось, будто слоем инея, мерцающими голубовато-лиловыми искрами.
Халаддин отчаянно рванулся к товарищу и, не раздумывая, одним движением
вышиб у того из рук дьявольскую игрушку; лишь по прошествии пары секунд
доктор с изумлением осознал, что самому ему она отчего-то никакого вреда
-% причинила.
Лиловые искры при этом погасли, оставив после себя странный морозный
запах, а орокуэн медленно завалился боком на каменную осыпь; при его
падении Халаддину послышался какой-то странный глухой стук. Он попытался
приподнять сержанта и поразился тяжести его тела.
- Что со мной, доктор? - На всегда улыбчиво-бесстрастном лице орокуэна
были страх и растеряность. - Руки и ноги... не чувствую... совсем... что
со мной?..
Халаддин взял было его за запястье - и от неожиданности отдернул руку:
кисть орокуэна оказалась холодной и твердой как камень... Господи
милосердный, да это же и есть камень! На другой руке Цэрлэга при падении
отломилась пара пальцев, и теперь доктор разглядывал свежий, искрящийся
кристалликами скол - белоснежный пористый известняк костей и темно-розовый
мрамор мышц с алыми гранатовыми жилами на месте кровеносных сосудов, -
поражаясь немыслимой точности этой каменной имитации. Шея и плечи оро
куэна, однако, оставались пока теплыми и живыми; ощупав его руку, Халаддин
понял, что граница между камнем и плотью проходит сейчас чуть выше локтя,
медленно сдвигаясь по бицепсу вверх. Он собрался было бодро соврать нечто
успокоительное насчет "временной потери чувствительности по причине
электрического разряда", зарыв суть дела в мудреных медицинских терминах,
однако разведчик уже разглядел свою изувеченную кисть и всё понял сам:
- Так не бросай, слышишь?.. Добей "уколом милосердия" - самое время...
- Что там стряслось, Халаддин? - ожил в палац-тире встревоженный голос
Сарумана.
- Что?! Мой друг превращается в камень, вот что! Ваша работа, сволочи?!
- Он что - коснулся палантира?! Зачем же ты ему позволил?..
- Дьявол тебя раздери! Расколдуй его немедля, слышишь?!
- Я не могу этого сделать: это не мои чары - сам подумай, зачем мне это?
- а снять чужое заклятие просто невозможно, даже для меня... Наверное, это
мои недоумки предшественники думали таким способом остановить тебя...
- Мне это без разницы - чьи заклятия! Давай расколдовывай как умеешь,
либо тащи к своему палантиру того, кто это натворил!
- Их никого уже нет тут со мной... Мне очень жаль, но я ничего не могу
сделать для твоего друга - даже ценою собственной жизни.
- Послушай меня, Саруман. - Халаддин сумел взять себя в руки, поняв -
криком делу не поможешь. - Мой друг похоже, окончательно обратится в
камень минут через пять-шесть. Сумеешь за эти минуты снять с него заклятие
- и я сделаю то, чего ты добиваешься: заблокирую свой палантир от
"передачи" и скину его в Ородруин. Каким способом снимать заклятие - твои
проблемы; а не сумеешь - я поступлю так, как собирался, хотя ты, сказать
по правде, меня почти разубедил. Ну?!
- Будь же разумен, Халаддин! Неужели ты погубишь целый Мир - вернее, два
мира, - ради спасения одного-единственного человека? И даже не спасения:
ведь человек-то этот потом всё равно погибнет - вместе с миром...
- Да клал я с прибором на все ваши миры, понятно?! Последний раз
спрашиваю: будешь колдовать, нет?
- Я могу только повторить сказанное однажды этим болванам из Белого
Совета: "То, что ты собрался совершить, - хуже чем преступление. Это
ошибка".
- Да?! Ну так я кидаю свой шарик в кратер! Так что сваливай-ка на хрен -
если успеешь... А сколько секунд в твоем распоряжении - прикинь сам, по
формуле свободного падения: я всегда был слаб в устном счете...
Лейтенант тайной стражи Росомаха в эти самые минуты тоже оказался перед
лицом весьма нелегкого выбора.
Он достиг уже речных террас Андуина и имел все шансы благополучно
добраться до спасительного челнока, когда неотступно шедшие за ним по
пятам эльфы загнали его в склоновый курум - крупнообломочную каменную
осыпь, где так любят устраивать свое логово настоящие росомахи. Надеясь
срезать угол, лейтенант двинулся прямиком по куруму, прыгая с камня на ка
мень; при таком способе передвижения главное - не терять первоначального
разгона и ни в коем случае не останавливаться: прыжок - отскок, прыжок -
отскок, прыжок - отскок. Когда стоит сухая погода, это не так уж сложно,
но сейчас, после многодневных дождей, накипные лишайники, заляпавшие
каждый камень потеками черной и оранжевой краски, напитались водой и
` a*(a+(, и каждое такое пятно таило в себе смертельную опасность.
Росомаха не одолел еще и половины склона, когда понял, что сильно
переоценил дистанцию, отделяющую его от преследователей: вокруг него
начали падать стрелы. Стрелы эти приходили по очень крутой траектории,
явно на самом пределе дальности, но лейтенант был слишком хорошо
осведомлен о возможностях эльфов - лучших лучников Средиземья, - чтобы не
бросить оценивающего взгляда через плечо. После очередного прыжка он
спружинил левой ногой на покатой поверхности каменного "сундука",
одновременно разворачивась влево, - и тут мокрый лишайник, сравнявшийся в
скользкости с пресловутой дынной кожурой, вывернулся из-под его
мордорского сапога (ох, чуяло сердце - не доведет до добра эта обувка на
твердой подошве!), и Росомаху швырнуло направо, в узкую, сходящуюся на нет
расселину. Он прочертил обламывающимися ногтями бессильные борозды по
лишайниковым натекам на "сундучной крышке" - да разве тут удержишься...
Мелькнула напоследок совсем уж дурацкая мысль: "Эх, отчего я не настоящая
росомаха..." - а мгновение спустя хруст в правой щиколотке, намертво
застрявшей в щели-капкане, отдался невыносимой болью в позвоночнике лей
тенанта и погасил его сознание.
...Странно, но обморок его длился совсем недолго. Росомаха ухитрился
распереться в щели, найдя положение, при котором вся нагрузка пришлась на
левую, несломанную, ногу; теперь можно было, напрягшись, перевалить через
голову освобожденный от лямок заплечный тюк. Пачка бумаг с дол-гулдурской
документацией была снабжена зажигательным зарядом из "огневого желе"
(умница Гризли - всё предусмотрел), так что ему теперь оставалось лишь
чиркнуть кремешком мордорской огневицы - герметичного фарфорового сосудика
со светлой фракцией нафты. Лишь распустив затяжной шнур заплечного тюка и
нащупав в кармане огневицу, он решил наконец осмотреться и запрокинулся
назад (развернуться всем телом было совершенно невозможно) - как раз чтобы
увидать будто бы медленно рушащиеся на него с бесцветного полуденного неба
колоннообразные фигуры в серо-зеленых плащах. От настигающих эльфов его от
деляли уже какие-то метры, и лейтенант безошибочно понял, что из двух
оставшихся ему в этой жизни дел - запалить фитиль зажигательного заряда и
разжевать спасительную зеленоватую пилюлю - ему отпущено времени лишь на
одно, а уж на какое именно - офицеру "Феанора" надлежит сообразить и без
подсказок... Так что последним впечатлением Росомахи, предваряющим
отключивший его удар по голове, стал голубоватый нафтовый огонек,
облизывающий чуть растрепанные нити вымоченного в селитре запального
шнура.
Очнулся он уже на лесной прогалине, открывавшей обширный вид на долину
Великой Реки. Руки связаны за спиной, мордорский мундир обратился в
обгорелые лохмотья, вся левая сторона тела - сплошной ожог: хвала Ауле -
сработала машинка. Он не сразу разглядел слева от себя - со стороны того
глаза, что почти залеплен спекшейся сукровицей, - сидящего на корточках
эльфа: тот с омерзением вытирает какой-то тряпицей горлышко своей фляги -
похоже, только что вливал пленнику в рот эльфийское вино.
- Очухался? - мелодичным голосом поинтересовался эльф.
- Мордор и Око! - механически откликнулся Росомаха (экая досада -
помирать в таком статусе, но так уж выпало...).
- Брось прикидываться, союзничек. - Перворожденный улыбался, а в глазах
стояла такая ненависть, что щелевидные кошачьи зрачки его сошлись в
ниточки. - Ты ведь расскажешь нам всё про эти странные игры Его Величества
Элессара Эльфинита, верно, зверушка? Между союзниками не должно быть
секретов...
- Мордор... и... Око... - Голос лейтенанта звучал по-прежнему ровно,
хотя лишь Манве ведомо - каких это стоило усилий: эльф как бы невзначай
опустил ладонь на переломанную щиколотку пленника, и...
- Сэр Энголд, гляньте - что это?!!
Эльф обернулся на крик своих спутников и теперь оцепенело наблюдал, как
за Андуином, там, где сейчас должен находиться Карас-Галадон, стремительно
вырастает к самому небу нечто, напоминающее циклопический одуванчик -
тонкая, сияющая нестерпимой белизной стрелка-цветонос, увенчанная
прозрачно-алым шаровидным соцветием. Эру Всемогущий, если это и вправду в
Галадоне, какого же оно размера?.. Да и какой после этого Галадон - там
небось и пепла не осталось... И тут его отвлекли обратно - сдавленным
воплем:
- Сэр Энголд, пленный!.. Что это с ним?!. Как ни стремительно он
поворачивался обратно, всё уже успело закончиться. Пленник был мертв, и
для констатации смерти врач тут точно не требовался: на глазах у
остолбенелых эльфов тот за какие-то секунды превратился в скелет,
обтянутый кое-где остатками мумифицированной кожи. Коричневато-желтый
череп с заполненными песком глазницами насмешливо скалил зубы из-под
съежившихся почернелых губ, будто издеваясь над Энголдом: "Ну вот, а
теперь спрашивай о чем угодно... Хочешь - искупай меня в напитке правды,
авось поможет"...
А в Минас-Тиритском дворце Арагорн изумленно наблюдал за тем, как
неуловимо преображается лицо сидящей напротив него Арвен. Вроде бы ничего
и не менялось, но он чувствовал с абсолютной непреложностью - безвозвратно
уходит, утекает, как чудесный утренний сон из памяти, нечто важное, может
быть, даже самое главное... какая-то волшебная недоговоренность черт,
которые стали теперь совершенно человеческими. И когда по прошествии
нескольких мгновений эта метаморфоза завершилась, он вынес вердикт,
подводящий окончательную черту под этим периодом его жизни: "Да, красивая
женщина, что тут скажешь... Даже - очень красивая. И это всё".
Никто из его подданных этого, разумеется, не видел, а если б и увидал -
наверняка не придал бы значения. Зато они добросовестно отразили в
летописях другое событие этого полудня, а именно: когда в Лориене разру
шилось Зеркало, сдетонировали и все пять оставшихся в Средиземье
палантиров, и тогда из волн Белфаласского залива, принимающего в себя воды
Андуина, ударил в небо чудовищный гейзер чуть не в полмили вышиной. Гейзер
этот породил сорокафутовую волну-цунами, которая начисто смыла несколько
белфаласских рыбачьих деревушек вместе со всеми их обитателями; вряд ли,
однако, хоть кому-нибудь пришло в голову, что эти несчастные тоже стали
жертвами Войны Кольца.
Самое удивительное, что Его Величество Элессар Эльфинит, при всей его
наблюдательности и проницательности, тоже никак не увязал между собою эти
два события, пришедшиеся на полдень 1 августа 3019 года Третьей Эпохи и, в
некотором смысле, ставшие финальной точкой в ее течении. Ну а уж после
него никто и подавно не выстраивал такой логической цепочки - у них и
возможности-то такой не было...
- Руку согни, живо! - скомандовал Халаддин, затягивая жгут на левом
локтевом сгибе Цэрлэга. - Да тряпицу-то не отнимай, а то весь наружу
вытечешь...
Кисть сержанта "разморозилась", едва лишь вулкан принял в свои недра
палантир - так что кровища теперь хлестала, как ей и положено, когда
человек начисто лишился пары пальцев. Иные, помимо жгута, способы
остановки кровотечения не годились: кровоостанавливающие снадобья из
эльфийской аптечки, в том числе и легендарный корень мандрагоры
(способный, как утверждают, "законопатить" даже поврежденную сонную
артерию), как вдруг обнаружилось, действовать перестали совершенно. Кто бы
мог подумать, что это всё тоже была магия...
- Слушай... Так выходит - мы победили?
- Да, черт побери! Если только это можно назвать победой...
- Я не понял, господин военлекарь... - Казалось, посеревшие от
кровопотери губы не слушаются сержанта. - Как это понимать: "Если это
можно назвать победой"?
"Не смей! - одернул себя Халаддин. - То решение было моим - и ничьим
более; я не вправе даже самым краешком впутывать в него Цэрлэга. Он не
должен даже подозревать о том, чему сейчас стал свидетелем и при этом
невольною причиной - для его же собственного блага. И пускай лучше для
него всё это так и останется нашим с ним личным Дагор-Дагорадом: победным
Дагор-Дагорадом..."
- Ну, я просто имел в виду... Понимаешь, в нашу с тобой победу всё равно
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг