сейчас находятся вне пределов Воссоединенного Королевства, так что, если
князь Итилиенский (кивок в сторону Фарамира) не возражает против ее
присутствия, она, пожалуй, погостила бы здесь еще.
Князь Итилиенский, понятное дело, не возражал, и его во всей этой
ситуации по-настоящему печалило лишь одно. Он безоружен, и если люди
Арагорна имеют предписание в случае нужды увезти девушку силой, драться
ему сейчас предстоит тем самым кинжалом, которым он только что разделывал
оленью лопатку - воистину достойный конец последнего представителя
злополучной Анарионской династии. Что ж, по крайней мере стиль этого
трагифарса будет выдержан до самого финала... Тут принц зачем-то перевел
взгляд на стоящего справа от стола Берегонда и вздрогнул от изумления.
Капитан неузнаваемо преобразился - взгляд его обрел былую твердость, а
рука привычно покоилась на рукояти меча.
Им обоим не требовалось слов: старый воин сделал свой выбор и готов был
умереть рядом с Фарамиром.
А вот офицер явно растерялся: применение оружия против августейших особ
в его инструкции, надо думать, оговорено не было. Йовин между тем снова
улыбнулась ему - на сей раз и вправду обворожительно - и твердо взяла
инициативу в свои руки:
- Боюсь, вам все же придется задержаться, лейтенант. Отведайте оленины -
она сегодня и вправду превосходна. Ваши солдаты тоже, вероятно, нуждаются
в отдыхе. Гунт! - Это дворецкому. - Проводите людей короля и покормите их
хорошенько - они с дороги. Да, и распорядитесь насчет бани!
У Йовин еще достало сил досидеть до конца обеда и даже поддерживать
беседу ("Передайте, пожалуйста, соль... Благодарю вас... А что слыхать из
Мордора, лейтенант? Мы ведь в нашей глуши совсем оторвались от жизни..."),
однако было ясно как день - она держится на последнем пределе. Глядя на
нее, Фарамир вспомнил виденное им однажды перекаленное стекло: по виду -
стекляшка как стекляшка, а щелкни по ней ногтем - разлетится в мельчайшие
брызги.
Той ночью он, разумеется, не спал; сидел за столом у ночника, тщетно
ломая голову - можно ли тут хоть чем-нибудь помочь? Принц превосходно
разбирался в философии, вполне прилично - в военном деле и в искусстве
разведки, но вот в тайнах женской души он, по совести говоря,
ориентировался весьма слабо. Так что когда дверь его комнаты распахнулась
без стука и на пороге возникла прозрачно-бледная Йовин - босиком и в
ночной рубашке, - он пришел в совершеннейшую растерянность. Та, однако,
уже шагнула внутрь - отрешенно, как сомнамбула; рубашка соскользнула к
ногам девушки, и она приказала, вскинув голову и низко-низко опустив
ресницы:
- Возьмите меня, принц! Ну же!!
Он подхватил на руки это легонькое тело - о черт, да у нее же нервный
озноб, зуб на зуб не попадает! - и, перенеся ее на свое ложе, укрыл парой
теплых плащей... Что там еще есть? Пошарил вокруг глазами - ага! Фляга с
эльфийским вином - то, что надо.
- Ну-ка, выпей! Сейчас согреешься...
- А вы не хотите согреть меня как-нибудь иначе? - Она не открывала глаз,
и тело ее, вытянутое в струнку, продолжала колотить крупная дрожь.
- Только не сейчас. Ты же возненавидишь меня на всю оставшуюся жизнь - и
поделом.
И тогда она безошибочно поняла - можно; наконец-то можно... И, не
заботясь более ни о чем, разревелась, как в далеком-далеком детстве, а он
прижимал к груди это дрожащее и всхлипывающее, бесконечно дорогое существо
и шептал ей на ухо какие-то слова - он и сам не помнил какие, да и не
имели они никакого значения, и губы его были солоны от ее слез. А когда
она выплакала до дна всю эту боль и мерзость, то спряталась обратно в
норку под плащами, завладела его рукою и тихо попросила: "Расскажи мне что-
-(!c$l... хорошее". И тогда он стал читать ей стихи, лучшие изо всех, что
знал. И всякий раз, стоило ему остановиться, она стискивала его ладонь -
как будто боялась потеряться в ночи, и произносила с непередаваемой
детской интонацией: "Ну еще немножко! Пожалуйста!.."
Она уснула под утро, не выпуская его руки, так что он еще подождал, сидя
на краешке ложа, пока сон ее не станет крепче, - и лишь тогда склонился
над ней, осторожно коснувшись губами виска, а потом устроился в кресле...
Глаза он открыл спустя пару часов от какого-то шороха, тут же услыхал
сердитое: "Пожалуйста, отвернись!", а несколькими секундами погодя
жалобное: "Слушай, дай мне чего-нибудь накинуть - не могу же я разгуливать
средь бела дня в таком виде!" А уже стоя в дверях (на ней теперь был его
охотничий камзол с подвернутыми рукавами), она вдруг вымолвила - тихо и
очень серьезно: "Знаешь, те стихи... Это что-то необыкновенное, со мной
никогда в жизни такого не бывало. Я приду к тебе сегодня вечером, и ты
почитаешь мне еще что-нибудь, ладно?" Короче говоря, к тому времени, когда
в Эдорас отправилось послание, в коем Фарамир справлялся у Йомера - не
возражает ли тот против решения своей сестры Йовин стать княгиней
Итилиенской, вечерние литературные чтения прочно вошли в их семейный
обиход.
- ...Ты меня не слушаешь?..
Йовин, давно уже умывшаяся и одевшаяся, огорченно глядела на принца.
- Прости, малыш. Я и вправду задумался.
- О грустном?..
- Скорее - об опасном. Вот думаю - а не пришлет ли нам с тобой Его
Величество король Гондора и Арнора свадебный подарок? Как бы твоя давешняя
шуточка насчет мышьяка и стрихнина не оказалась пророческой...
Произнося эти слова, он нарушил одну неписаную заповедь: не упоминать в
этих стенах об Арагорне. Лишь однажды, в самом начале их романа, Йовин
внезапно и без видимой связи с предшествующим разговором сказала: "Если
тебя интересует, каков он был как любовник, - она стояла отвернувшись к
окну и с преувеличенным вниманием разглядывала что-то во дворе, не замечая
его протестующего жеста, - то могу сказать совершенно честно: очень так
себе. Понимаешь, он ведь привык только брать - всегда и во всем; одним
словом, "настоящий мужчина"... - Губы ее при этих словах скривила горькая
усмешка. - Конечно, множеству женщин именно это и нужно, но я-то к их
числу не принадлежу..."
Некоторое время она вопросительно глядела на Фарамира, а затем кивнула и
задумчиво произнесла - как будто подведя про себя некий окончательный
итог:
- Да, пожалуй что с него станется... У тебя есть план, как избежать
такого подарка?
- Есть. Но все зависит от того, согласится ли сыграть за нашу команду
Берегонд.
- Прости, если я лезу не в свое дело... Ведь этот человек убил твоего
отца; каков бы он ни был, это все-таки отец...
- Думаю, что Берегонд тут ни при чем. Больше того: я сегодня попробую
это доказать, и прежде всего - ему самому.
- А почему именно сегодня?
- Потому что раньше было нельзя. В тот день - помнишь, в обеденном зале?
- он вел себя очень неосторожно. Я специально не общался с ним все эти
дни, чтобы хоть как-то усыпить бдительность ребят из Белого отряда, но
сейчас, похоже, расклад такой, что пан или пропал. Одним словом, пригласи
его заглянуть ко мне по какому-нибудь невинному поводу; да смотри, чтобы
разговор ваш происходил на людях - у нас никаких секретов нету! А ты сама
- когда поедешь сегодня на охоту - оторвись ненароком от сопровождающих и
поспрошай у народа, эдак невзначай, насчет одного лесного хутора...
В глазах вошедшего в комнату Берегонда тлел слабый огонек надежды: может
быть, не все потеряно?
- Здравия желаю. Ваше Высочество!
- Здравствуй, Берегонд. И не надо так официально... Я просто хочу, чтобы
ты помог мне связаться с Его Величеством.
С этими словами принц, порывшись в стоящем у стены вьючном ящике,
осторожно водрузил на стол большой шар из дымчатого хрусталя.
- Видящий камень!.. - изумился капитан.
- Да, это палантир; второй сейчас в Минас-Тирите. Арагорн из каких-то
a..!` &%-() не желает, чтобы я пользовался им сам, и наложил на него
заклятие. Так что будь добр, возьми шар и вглядись в него...
- Нет! - отчаянно замотал головою Берегонд, и на лице его отразился
ужас. - Что угодно, только не это!! Я не хочу увидеть обугленные руки
Денетора!
- Так ты уже видел их? - Принц внезапно ощутил смертельную усталость:
значит, он все же ошибся в этом человеке...
- Нет, но мне говорили... Их видит всякий, кто заглянет в его палантир!
- Не беспокойся, Берегонд. - В голосе Фарамира послышалось облегчение. -
Это не тот палантир. не Денеторов. Тот - как раз в Минас-Тирите, он тебе
неопасен.
- Да?.. - Капитан с некоторой все же опаской взял Видящий камень в руки,
довольно долго всматривался в него, а затем со вздохом поставил обратно на
стол. - Простите, принц, - ничего не вижу.
- Ты уже увидел все, что надо, Берегонд. Ты не виноват в гибели Денетора
- можешь спать спокойно.
- Что??! Как вы сказали?!!
- Ты не виноват в гибели Денетора, - повторил принц. - Извини, но мне
пришлось ввести тебя в заблуждение: наш палантир - как раз тот самый. В
нем и в самом деле бывают видны черные скрюченные пальцы, но их видят
только те, кто сам приложил руку к убийству короля Гондора. Ты ничего не
увидал - стало быть, чист. В тот день твоя воля была парализована чьей-то
мощной магией - думаю, что эльфийской.
- Правда? - прошептал Берегонд. - Вы, наверное, просто хотите меня
утешить, и это все же другой палантир... (Ну скажи, скажи мне, что это не
так!)
- Да ты сам подумай - кто бы мне дал этот самый "другой палантир"? Мне и
этот-то вернули потому лишь, что сочли его безнадежно испорченным: сами
они и вправду не могут разглядеть в нем ничего - ладони Денетора
загораживают все поле зрения. О том, что люди, непричастные к
преступлению, могут пользоваться им по-прежнему, они, по счастью, даже не
подозревают.
- А для чего вы мне сначала сказали - не тот?
- Видишь ли... Дело в том, что ты - человек легковерный и очень
внушаемый; именно этим и воспользовались эльфы с Митрандиром. Я боялся,
что ты просто примыслишь себе эту картинку - самовнушение иногда играет с
людьми и не такие шутки... Но теперь, хвала Эру, все позади.
- Все позади, - хрипло повторил Берегонд. С этими словами он опустился
на колени и глядел теперь на принца с такой собачьей преданностью, что
тому стало неловко. - Значит, вы позволите служить вам, как в старые
времена?
- Да. позволю, но только немедленно подымись... А теперь скажи, являюсь
ли я для тебя сувереном Итилиена?
- А как же иначе. Ваше Высочество?!
- Раз так, то вправе ли я, оставаясь вассалом гондорской короны, сменить
личную охрану, навязанную мне Королем?
- Разумеется. Но это легче сказать, чем сделать: Белый отряд подчиняется
мне лишь номинально. Я ж ведь тут, считай, просто квартирмейстер...
- Ну, об этом я уже давно догадался. Кстати, кто они? Дунаданы?
- Рядовые - дунаданы. А вот офицеры и сержанты... Это все люди из тайной
стражи Короля. Откуда они взялись у нас Гондоре - никому не ведомо;
болтают, - Берегонд зачем-то покосился на дверь, - чуть ли не ожившие
мертвецы. Кто у них за главного - я и сам не пойму.
- М-да... В любом случае от этих ребят следует избавиться - и чем
скорее, тем лучше. Ну так что, капитан, - рискнешь за компанию со мной?
- Вы спасли мою честь - значит, жизнь моя принадлежит вам безо всяких
оговорок. Но трое против сорока...
- Я полагаю, что нас все же не трое, а куда больше. - При этих словах
Берегонд изумленно воззрился на принца. - Где-то неделю назад мужики с
одного лесного хутора привезли к нам в форт воз копченой оленины и затеяли
ссору со стражей у ворот: те, как обычно, потребовали от них оставить луки
по ту сторону частокола. Там еще был такой чернявый, блажил на всю округу
- отчего это, дескать, благородным дозволяют заходить в княжескую
резиденцию при оружии, а вольным стрелкам с Дроздиных выселок - хрен.
Припоминаешь?
- Ну, что-то такое было... А в чем дело?
- В том, что этот чернявый - барон Грагер, лейтенант Итилиенского полка,
а до войны - мой резидент в Кханде; и я склонен полагать, что в этих самых
Дроздиных выселках сидит не он один... Так вот, твоя задача - установить
связь с Грагером, а дальше будем действовать по обстановке. Между собой мы
отныне будем связываться только через тайник - если стоять на шестнадцатой
снизу ступеньке винтовой лестницы в северном крыле, то на уровне левого
локтя будет щель в стенной обшивке - как раз для записки: ни с верхней, ни
с нижней площадки лестницы отследить закладку тайника невозможно - я
проверил. Далее. По выходе от меня уйдешь в запой, денька эдак на три: я
ведь приглашал тебя за тем, чтобы ты попробовал связать меня с Арагорном
через палантир - а ты, понятное дело, узрел в нем Денетора... Только не
переиграй - офицеры Белых кажутся мне весьма проницательными людьми.
...А буквально в тот же день в Поселке случилось первое преступление -
поджог. Какой-то придурок запалил - нет, вы не поверите: не дом соперника,
наставившего ему рога, не амбары кабатчика, отказавшегося налить чарку в
долг, не сеновал соседа, который много о себе понимает... Запалили
голубятню, которую держал угрюмый одинокий кузнец, переехавший сюда из
Анфаласа и потому, видать, сохранивший некоторые городские привычки.
Кузнец любил своих голубей до самозабвения, а потому посулил серебряную
марку тому, кто наведет его на след поджигателя. Местная полиция в лице
двоих констеблей (сержантов Белого отряда) в свой черед рыла носом землю:
зная нравы анфаласцев, можно было не сомневаться - если вовремя не
посадить виновного под замок, то расследовать придется уже не поджог го
лубятни, а предумышленное убийство...
Фарамир выслушал эту дурацкую историю, высоко заломив левую бровь - он
был крайне удивлен. Уточним: в самом деле удивлен. Одно из двух: либо
противник допустил первую крупную ошибку, либо он, напротив, видит весь
замысел принца насквозь. В любом случае Игра уже началась; она началась
раньше, чем он ожидал, и не так, как он ожидал, но пути назад уже не было.
ГЛАВА 23
Хмурые горы, перевал Хотонт.
12 мая 3019 года
- Вот он, ваш Итилиен. - Горец-тролль опустил к ногам тюк с поклажей и
махнул рукою вперед, туда, где ниже по ущелью громоздились друг на дружку
плотные клубы нежно-зеленого дыма - густое криволесье из низкорослого
каменного дуба. - Нам теперь дальше ходу нет. Тропа тут, однако, набитая -
не заплутаете. Где-то час погода упретесь в ручей, так перекат будет чуток
пониже. Смотрится страшновато, но перейти, однако, можно... Тут главное
дело - не дрейфь и наступай прямиком в буруны, в них-то как раз самый
затишок и есть. Сейчас перепакуемся - и вперед.
- Спасибо, Матун. - Халаддин крепко пожал широченную, как лопата, ладонь
проводника. И сложением, и повадкою тролль походил на медведя: добродушный
и флегматичный сладкоежка, способный в мгновение ока обратиться в
смертоносный боевой механизм, страшный не столько даже своей чудовищной
силою, сколько проворством и хитростью. Нос картофелиной, растрепанный
веник рыжей бороды и выражение лица крестьянина, у которого ярмарочный
фокусник только что извлек из-за уха золотую монету, - все это скрывало до
поры до времени превосходного воина, умелого и беспощадного. Глядя на
него, Халаддин всегда вспоминал слышанную где-то фразу: лучшие на свете
бойцы получаются из людей сугубо мирных и семейных - когда такой вот
мужик, воротясь однажды вечером с работы, находит на месте своего дома
пепелище с обугленными костями.
Он еще раз окинул взором нависающие над ними заснеженные громады Хмурых
гор - даже Цэрлэгу никогда в жизни не провести их отряд по всем этим
ледяным циркам, вертикальным стенкам с обомшелой "сыпухой" и необозримым
стланникам из рододендрона.
- Вернешься на базу - не сочти за труд напомнить Ивару, чтобы в июле
встречали нас на этом же месте.
- Не боись, паря: командир никогда ничего не забывает. Раз уговорено -
весь конец июля будем тут как штык.
- Верно. Ну а не будет нас первого августа - выпейте на помин души.
Цэрлэга Матун на прощание хлопнул по плечу так, что тот едва устоял на
-.# e - "Бывай здоров, разведка!". С орокуэном они за эти дни скорешились
не разлей вода. Тангорну же он, понятное дело, даже не кивнул: его б воля
- так он бы этого гондорского хмыря... Ладно, командованию видней. Он
партизанил в бригаде Ивара-Барабанщика с самого начала оккупации и хорошо
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг