приговора, попросту ликвидируют его нынешней ночью "при попытке к
бегству"; в этом случае воспрепятствовать им мы не сможем. Я, правда, уже
задействовал наших агентов в Синедрионе и сориентировал Никодима, но их
возможностей явно недостаточно. А вот если наутро приговоренного к смерти
Назареянина передадут в руки прокуратора, то, считай, полдела - да нет,
три четверти дела! - сделано. Так что еще до вступления в город нам
следует передать Назареянина храмовой страже, а после этого - только
молиться всем известным богам.
- А вот в этом пункте, Фабриций, нам нежданно-негаданно повезло, - и
тут я в двух словах поведал центуриону о неудачном Гефсиманском покушении.
- Не думаю, чтобы они решились пойти на второй заход после такого
позорного прогара.
Так оно и оказалось. Во всяком случае, коллега Нафанаил, которому я
тут же и передал - под расписку - арестанта, явно перестал вообще что-либо
понимать в происходящем; что нам и требовалось. Фабриций же, провожая
взглядом удаляющийся отряд Нафанаила, вдруг небрежно _п_р_о_б_р_о_с_и_л_:
- Вообще-то план действительно крайне рискованный. Знаете что,
экселенц: назначьте-ка меня официальным руководителем этой фазы операции -
со всеми отсюда вытекающими...
- Официальный руководитель официально не существующей операции - это
неплохо придумано! Скажи мне лучше вот что, центурион: вся эта комбинация
- она ведь в действительности придумана тобой ради того, чтобы спасти
жизнь Иешуа, а затем - вывести его из операции. Или я не прав?
- Я полагаю, что означенная комбинация весьма целесообразна в плане
долгосрочных интересов Империи, - и по тому, с какой непривычной
тщательностью Фабриций взвешивал слова, я понял, что угадал.
- М-да... Хреново тебе будет работать с другим начальником тайной
службы, центурион.
- Затем и стараюсь, - буркнул тот. - Разрешите приступать?
Да, что и говорить, ночка выдалась - не соскучишься. Не прошло и
часа, как во дворе дома Каиафы, где в тот момент находился арестованный
Иешуа, бдительные слуги схватили лазутчика - одного из учеников. Хвала
Юпитеру, что поблизости случился римский патруль ("А ну, расступись! Осади
назад, кому говорят! А ты давай, двигайся поживее, а то ползешь, как вошь
по трупу... Ученик-не ученик - нам это без разницы. Органы разберутся!..")
- иначе парня наверняка линчевали бы на месте. Я же, едва получив этот
рапорт, сразу подумал, что задержанным непременно окажется Петр - и был
прав. Будучи же задержан, тот повел себя абсолютно правильно - ушел в
глухую несознанку, и это дало нам вполне законную возможность ближе к
утру, с третьими петухами, выпустить его из-под стражи - якобы "за
недостатком улик". Положительно, к этому парню стоило присмотреться как
следует.
А еще через полчаса Фабриций получил от своих агентов то самое, давно
ожидаемое и единственно спасительное для меня сообщение. Иуда покинул
Синедрион (как установила служба наружного наблюдения - безо всякого
сопровождения) после краткой беседы с Первосвященником и сотрудниками
внутренней контрразведки, завершившейся вручением ему небольшой суммы
денег, а именно - _т_р_и_д_ц_а_т_и _с_е_р_е_б_р_е_н_и_к_о_в_... Значит,
мне удалось-таки руками Нафанаила пропихнуть свою _д_е_з_у_, и Иуда теперь
сгорел дотла. Меня не слишком расстроило даже то, что ему и на этот раз
удалось обрубить хвост и раствориться в закоулках Нижнего города. Черт с
ним; непосредственной угрозы он уже не представляет, так что его поиском и
ликвидацией можно будет заняться и чуть позже, а пока есть дела поважнее.
Лишь получив это сообщение, я счел, что заслужил пару часов сна,
необходимых мне как воздух: утром предстояло объяснение с прокуратором
Иудеи, и тут следовало иметь исключительно ясную голову. Ибо верно
говорят: самая опасная драка - это драка со своими...
Должен заметить, что "своим" я могу назвать прокуратора с полным на
то основанием. Иудеи в бесчисленных доносах - и вам, проконсул, и в
метрополию - пишут о нем как о кровожадном чудовище, погрязшем в
коррупции; и то, и другое - вранье. Это все-таки третий прокуратор на моей
памяти (а службу я, если вы помните, начал еще при Валерии Грате), так что
мне есть с чем сравнивать. Что до иудеев, так им каждый следующий
прокуратор кажется хуже предыдущего - это естественно; я же могу честно
сказать, что впервые вижу на этом посту человека, озабоченного не только
восточными наслаждениями и наполнением собственных карманов.
Жил-был боевой генерал, честный, но простоватый, как мне поначалу
казалось, мужик, потом и кровью выслуживший на германской границе погоны с
зигзагами. И вот его - от большого, видать, ума - бросили на руководящую
работу в этот, как он изволил выражаться, "гребаный Чуркестан", где
местным чукчам неведомо зачем даровали все блага цивилизации - от римского
права до водопровода, а эти азиатские свиньи, ясное дело, спят и видят,
как бы им залечь обратно в канаву. Ну уж хрен им - он, Понтий Пилат,
всадник Золотое Копье, поставлен сюда насаждать цивилизацию, и насадит,
будьте покойны - хоть бы вся эта Палестина провалилась в тартарары. Одним
словом, "не умеешь - научим, не хочешь - заставим". Как легко догадаться,
первые результаты деятельности прокуратора были совершенно чудовищны -
чего стоила одна только конфискация храмовых сокровищ на нужды
строительства нового акведука, приведшая к грандиозному бунту. Тем
интереснее была стремительная эволюция бравого генерала.
Во-первых, прокуратор сохранил армейскую привычку - до принятия
окончательного решения выяснить мнение подчиненных, начиная с младшего по
званию. Во-вторых, привыкши рачительно относиться к вверенным ему личному
составу и казенному имуществу, и раз обжегшись на фронтальной атаке, он
незамедлительно перешел к правильной осаде; прогресс в его понимании
местной обстановки и тонкостей восточной политики за эти годы был просто
поразителен. Короче говоря, прокуратор продемонстрировал не просто умение
не наступать дважды на одни и те же грабли, а истинный административный
талант; достаточно сказать, что деятельность нашей службы он стал
оценивать не по количеству обезвреженных террористов, а по качеству
аналитических обзоров.
Было здесь и еще одно, достаточно забавное, привходящее
обстоятельство. Всю жизнь прокуратору исподтишка тыкали в нос пятым
пунктом, подмоченным матушкой-самниткой. В итоге он, как часто бывает,
превратился в умопомрачительного римского патриота и интересы Империи
искренне воспринимает как свои кровные. Иначе он, надо думать, никогда в
жизни не дал бы мне разрешения (пусть даже и устного, неофициального) на
проведение такой скользкой во многих отношениях операции, как "Рыба".
...Прокуратор был хмур, а пепельные рассветные тени сообщали его лицу
дополнительную мрачность. "Ты что это тут понаписал? - возгласил он сиплым
кавалерийским басом, тыкая в моем направлении листком рапорта, брезгливо
придерживаемым за уголок. - Суда и отставки ему, видите ли, захотелось! А
блевотину, которую ты тут развел, стало быть, я должен прибирать? Или,
может, Александр Македонский? Писатель хренов!.. Аналитик, мать твою...
перемать... в крестовину - в Бога - в душу..." На этом месте я мысленно
перевел дух, и, потупя очи, стал терпеливо ждать неизбежного теперь
финала: "Искупишь работой!"
- ...В общем так, трибун: забери свою писанину - с глаз моих долой;
не хрена сопли по столу размазывать - искупишь работой. А теперь давай к
делу. Что у тебя там по операции "Рыба"? Что дело - дрянь, это я уже понял
из твоей писульки; давай излагай конкретные соображения.
Итак, прокуратор нынче в ипостаси "Отец-командир", что весьма
отрадно. Ипостась, любимая, кстати, и самим прокуратором - как не
требующая особого искусства перевоплощения.
- Насколько я понимаю, трибун, от меня требуется найти способ
освободить твоего Иешуа; это будет, конечно, нелегко, но...
- Совсем напротив, игемон; вам следует утвердить тот смертный
приговор, который наверняка вынесет ему Синедрион. Важно лишь, чтобы они
не убили его сами, а передали для совершения казни в наши руки.
- Как?! Я не ослышался, трибун? Я, конечно, солдат, а не
контрразведчик и могу не понимать каких-то тонкостей твоего ремесла, но
все-таки... Этот Иешуа - ключевой агент в стратегической операции,
влияющей на судьбы Империи; ты сам мне говорил, что замены ему нет и не
предвидится. Это же... ну вроде как господствующая высота; а
господствующую высоту положено удерживать любыми средствами, не считаясь с
потерями. Так или нет?
- В принципе, да. Но все дело в том, что Иешуа нельзя так вот в лоб
назвать "моим агентом"...
- То есть как это - нельзя? - "Отец-командир" исчез, будто его и не
было никогда. А передо мною воздвигся подернутый изморозью гранитный
истукан, "Государственный чиновник третьего класса. VIII в. от осн. Рима,
неизв. автор". - Извольте объясниться, трибун. Правильно ли я вас понял,
что на протяжении двух с лишним лет вы финансировали из казенных средств
неподконтрольную вам подрывную организацию?
- Никак нет, игемон. Вся деятельность Назареянина и его секты
находилась под полным нашим контролем - и чрезвычайно эффективным. Главное
же наше достижение - то, что Назареянин до сих пор об этом контроле не
подозревает и полагает, будто он абсолютно свободен в своих словах и
поступках. Я, игемон, имел в виду лишь то, что к нему нельзя предъявлять
такие же требования, как к кадровому сотруднику разведки, прошедшему
соответствующую подготовку. Беда в том, что в последние дни Иешуа пережил
столь сильный психологический криз, что это сделало его непригодным для
дальнейшего использования в роли религиозного лидера: он вознамерился
добровольно погибнуть, приняв на себя все грехи мира - ни больше, ни
меньше. В связи с этим возник следующий план завершения операции...
Прокуратор слушал не перебивая, а когда я закончил - воззрился на
меня тяжком изумлении.
- Ты что, трибун, шутки пришел сюда шутить? Или не проспался после
вчерашнего? Чтобы покойник ожил на третьи сутки после погребения и
принялся разгуливать средь бела дня, ведя назидательные беседы - да кто же
в такую хрень может поверить? Конечно, евреи - народ темный и суеверный до
крайности, но это уж даже для них чересчур. Да и по технике эта твоя
подмена... Представь-ка себе, что Каиафе пришло в голову посетить место
казни (а ведь с этого извращенца станется!) и присмотреться к лицу
распятого. Ты соображаешь, каких масштабов скандал возникнет? Это не
говоря уже о том, что все учение этого твоего пацифиста отныне и навеки
будет скомпрометировано насмерть...
- Это предусмотрено планом, игемон, - пытался возражать я, в душе,
однако, сознавая, что он прав; тем более, что все эти соображения (а также
множество других) я сам этой ночью приводил Фабрицию. Беда в том, что
выбирать нам просто не из чего, а вот этого-то прокуратор, к сожалению,
пока не уяснил.
- А теперь послушай меня внимательно, трибун, - промолвил Пилат
ровным глуховатым голосом, и я внутренне подобрался: в _э_т_о_й_ ипостаси
прокуратор являлся нечасто, а только она и давала представление о том,
сколь опасен может быть этот человек.
- Твой хитрый замысел на самом деле просвечивает насквозь. У тебя
недавно приключился крупный провал (в Галилее, кажется, я не путаю?), и,
чтобы его прикрыть, ты нуждаешься в крупном же успехе. Фортуна, однако,
повернулась к тебе задницей: следует предательство Иуды, и ты теряешь еще
и Назареянина; правда, в последний момент удалось предотвратить его
ликвидацию - тут честь тебе и хвала. "Отмыть" живого Назареянина на самом
деле можно, но это тяжелая, кропотливая, а главное - медленная работа,
тебе же необходим _б_ы_с_т_р_ы_й_ успех. Вот тут-то в твою умную голову и
приходит идея - выдать нужду за добродетель: Иешуа, видите ли, повредился
умом и все равно ни на что больше не годен, так что это даже вроде как
хорошо, что он арестован. А мы теперь по-хитрому выведем его из игры,
устроив напоследок грандиозный спектакль - так сказать, по мотивам его
проповедей - да такой, что его секта разом процветет, даже лучше, чем при
живом лидере. Одним словом: р-р-раз - и в дамки! Правильно я говорю?
- Так вот, трибун: план твой я не одобряю, а в помешательство
Назареянина - просто не верю. Вся твоя затея - это чистейшей воды
авантюра, да к тому же техническая ее сторона подготовлена через
пень-колоду. За каким дьяволом ты лезешь на рожон? Я уже один раз сказал и
еще раз повторю: с твоими провалами мне все ясно, работай дальше и не
дергайся; как я буду тебя отмывать перед начальством - это мои проблемы, а
не твои. Кстати, об отмывке: не забудь, что именно сегодня мы могли бы
освободить Назареянина вчистую, не вызывая вообще никаких вопросов - в
соответствии с обычаем пасхального помилования одного из осужденных.
- Короче говоря, трибун, диспозиция будет такова. Мы сейчас
расстанемся, и дальше ты будешь действовать самостоятельно, безо всяких
консультаций со мной. Полагаю, что у тебя хватит здравого смысла сохранить
Назареянина и воспользоваться для этого пасхальным помилованием. Я же
сейчас сяду играть в поддавки с Синедрионом; они ведь наверняка захотят не
только устранить Назареянина, но и перепихнуть саму казнь на меня, а самим
остаться чистенькими. Только этот номер у них не пройдет - я в любом
случае заставлю их расписаться собственным дерьмом на каждом листе этого
протокола. А пока мы с Каиафой будем перепихивать арестанта друг дружке,
ты вполне успеешь подготовить толпу на площади перед Преторией - так,
чтобы при моем вопросе: "Кого отпустить вам?" они кричали: "Иешуа
Назареянина!" громко и внятно. У тебя в запасе не меньше трех часов -
вечность!
- Ну а если толпа заорет другое имя (которое ей сейчас, вполне
возможно, нашептывает Каиафа) - это будет означать, что ты не захотел (или
не сумел - что несущественно) воспользоваться своим шансом, и тогда я
умываю руки. Можешь действовать по любому сценарию - ты начальник, и флаг
тебе в руки! Я не могу тебе ничего запретить (ведь никакой операции "Рыба"
попросту не существует), а о твоих намерениях ничего не знаю, да и знать
не желаю. Сам я, естественно, буду действовать в строжайших рамках закона,
беспощадно карая малейшие от него отступления. То, что победителей не
судят - чистая правда. Но если ты и в самом деле угробишь Назареянина или
будешь схвачен иудеями за руку при передергивании карт... Тогда, боюсь,
тебе предстоит попробовать - как влияет цикута на вкус твоего любимого
фалернского; впрочем, ты, как офицер, наверное воспользуешься мечом, не
так ли?
Ну что же, прокуратор сделал для меня все, что было в его силах - не
произнес магической формулы: "Именем Кесаря, категорически запрещаю...";
дальше все в моих руках. Кстати, все его соображения были весьма по делу,
а предлагаемый план с пасхальным помилованием очень неплох. Беда лишь в
том, что я - в отличие от Пилата - точно знал: никаким политическим
лидером Назареянину больше не быть, это - данность, уже введенная в
условия задачи. А посему следует немедленно приступать к реализации
Фабрициевого плана - крайне рискованного плана, кто же спорит! - ибо дел с
подготовкой еще - начать да кончить.
...Мы с Фабрицием стояли в пустом и загодя оцепленном - так чтобы
мышь не проскользнула - крыле претории, прислушиваясь к медленно
затихающему реву площади. По тому, с какой четкостью толпа перед этим
скандировала "Вар-рав-ва!!", я понял, что был прав: Каиафа дела на самотек
не пустил и _з_а_б_и_в_а_л _п_о _ш_л_я_п_к_у_, шансов переломить это
"народное волеизъявление" у нас все равно не было никаких. А когда двое
солдат себастийской когорты ввели приговоренного, произошла очень странная
вещь. Мне показалось, что все солнечные зайчики, наструганные из косого
утреннего света на мозаичный пол претории, вдруг сбежались к ногам Иешуа,
заключив его в сияющий протуберанец, а наброшенная на его плечи багряница
обратилась в сгусток чистого пламени. Впрочем, наваждение это длилось
какие-то мгновения и окончилось, стоило мне лишь тряхнуть головой.
Декурион-спецназовец тем временем, положив на табурет узелок с
одеждой Назареянина, негромко докладывал: приказ исполнен, провели вдоль
всей внешней галереи, дважды. Да, багряницу было видно из толпы хорошо -
специально проверяли; себастийцам он тоже успел примелькался как "этот
еврей в багрянице"; все готово, можно начинать. Я между тем в упор
рассматривал Иешуа и результатом осмотра остался доволен: до него, похоже,
дошло наконец, что шутки кончились; умирать придется - здесь и теперь.
Пожалуй, мы все-таки сварим с ним кашу. Фабриций, несомненно, прав - это
вовсе не религиозный фанатик, да и мортопатией тут тоже не пахнет; лицом
своим владеет вполне, но пот-то, ручейками стекающий по вискам, никуда не
спрячешь. Конечно, и жара нынче несусветная - вон как сразу спекается
кровь, что сочится из-под тернового венка. С венком - явный перебор; черт
бы побрал этих себастийцев! Это же их любимое развлечение - замотать
еврея, подозреваемого в связях с повстанцами, в кокон из терновых веток и
оставить поджариваться на солнышке. Впрочем, может оно и к лучшему.
И я начал в лоб, без всяких хитрых предварительных ходов. Как ты там
говаривал, философ - "да - да", "нет - нет", а что сверх этого, то от
Лукавого? Мы заинтересованы в тебе и в твоей проповеди, а потому
предлагаем честную сделку. В караульном помещении сейчас сидит
садист-убийца, заслуживший по меньшей мере пять смертных приговоров. Его
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг