Анатолий Ершов, Борис Зубков
"ТАЙФУН" МЕНЯЕТ КУРС
Научно-фантастический рассказ
Патрульный корабль "Тайфун" международной метеослужбы вторую неделю в
океане. Его экипаж всего лишь три человека. Метеоролог Генрих Кох, мой
друг геофизик Анвар, которого я знаю еще по Ташкентскому университету, и я
- штурман и специалист по физиологии подводных работ.
"Тайфун" - сгусток инженерных и научных достижений. Непотопляемая
скорлупа, влекомая яростью водометных движителей, питаемая энергией
атомных батарей.
- Как всегда, спали крепко? День перепутали с ночью? - добродушно
иронизируя, спросил Генрих.
Он был явно озабочен.
- Вы когда-нибудь слышали голоса океана? - вопрос его прозвучал слишком
серьезно.
Мне почему-то не нравится его тон. Я мысленно развернул перед собой
страницы пособий и монографий по гидроакустике... Инфразвуки морских
волн...
Потрескивание и щелчки ракообразных... Характерные звуки косяков рыб...
Сигналы тайфуна...
- Нет, нет, - словно читая мои мысли, покачал головой Генрих. - Тут
совсем другое.
Он приглашающим жестом дотронулся до массивного запора люка. Мы
спустились вниз по ступенькам рифленого железа и вошли в отсек
акустоконтроля.
Генрих нажал на клавиши магнитофона. Я услышал странный звук - будто
под водой с ревом летел реактивный самолет. Никакое живое существо не
могло издавать подобных звуков. Я пожал плечами.
- Надо послать запрос на базу. Можно передать им запись таинственных
звуков.
- Я не хотел бы поступать именно так.
- Почему?
Генрих замялся, а я не спешил помочь ему. Наступила неловкая пауза.
Наконец, он сказал:
- Я не думаю, что это шум двигателей или вообще каких-либо механизмов.
У меня есть предположение - это отзвуки подводного землетрясения.
- Очень уж похоже на рев двигателей.
- Земные недра говорят на разных языках. Акустические явления при
землетрясениях вообще плохо изучены.
Мне вовсе не казалось, что акустика землетрясений действительно так
плохо изучена. Генрих продолжал:
- Если я не ошибся, то, значит, сделал маленькое научное открытие. Оно
важно для прогноза землетрясений, особенно в приморских районах. Мне не
хотелось бы посылать на базу запись звуков. Я сам хочу поработать над ней.
Генрих хочет стать первооткрывателем. Что же, это можно понять. У него
не ладится его ученая карьера, а теперь есть шанс сделать открытие,
завоевать себе имя в кругах специалистов. Но как может помешать этому
отсылка записи на базу? Да никак. Генрих что-то недоговаривает. Я спросил:
- Если это подводное землетрясение, наши приборы должны были его
зарегистрировать.
- Конечно. Глубинные сейсмографы регистрировали ряд возмущений.
- Значит, вы действительно сделали открытие, Генрих. Поздравляю!
Я подождал пока он уйдет, и перешел в отсек сейсмоприемников. Нашел
глубинные сейсмограммы, сделанные за последние сутки. Ничего! Недра земли
были удивительно спокойны. На редкость спокойны. Генрих меня обманул. Но
если он скрывает нечто важное, мог просто не говорить о таинственных
звуках.
Я занят своим делом и никогда не интересовался записями акустических
приборов. А где сегодня утром был Анвар?
Я поднялся на палубу и застал Анвара возле приборов, замеряющих
солнечную активность.
- Здравствуй, Анвар! Ты давно здесь?
- Нет, все утро я провел вместе с Генрихом. Акустомеры регистрировали
какие-то странные звуки. Я обратил на них внимание Генриха, но он сказал,
что ничего необычайного не видит.
Вот как! Ничего необычайного... А сам явно взволнован или даже
встревожен.
Теперь ясно, почему он сказал мне о странном шуме, - не мог не сказать,
так как Анвар был рядом с ним во время записи.
Почему Генрих не желает сообщать на базу о таинственных звуках?
Конечно, я могу прямо заявить Генриху, что он обманул меня. Но между
нами неминуемо вспыхнет ссора, а когда весь экипаж - три человека, любая
ссора перерастает в затяжной и неприятный конфликт.
Благоразумнее поступить так. Ночь и утро мы с Анваром подежурим возле
приборов акустоконтроля. Постараемся, чтобы наше дежурство не очень
бросалось в глаза Генриху. Вовсе не обязательно безотлучно торчать в
акустическом отсеке. Можно заходить туда через разные интервалы времени и
проверять запись акустических приемников. На худой конец, придется прямо
сказать Коху, что мы установили дежурство и решили вновь уловить звуки
неопознанного объекта. Если к двенадцати часам следующего дня мы ничего не
узнаем и не услышим, все равно сообщим на базу.
Вечером, к моему удивлению, Генрих раньше обычного отправился в свою
каюту.
Если он знал что-нибудь больше нас, то, во всяком случае, умело это
скрывал.
Электронные самописцы чертили дрожащие линии Тишина отсека располагала
к дремоте, но крайне неудобное откидное сиденье вполне надежно заставляло
бодрствовать.
Вдруг что-то изменилось в отсеке. Даже теплый воздух, осязаемый в
тесном помещении, тревожно замер. Зато вздрогнули все приборы и защелкали
указатели курса опознаваемого объекта. Тонкая нить автонастройки
заскользила по зеленой шкале, стараясь отыскать зону наилучшей слышимости.
Включились усилители, и в тесное пространство ударил рев двигателей. Он
ворвался, чужой и тревожный, словно рев вражеских самолетов, подминающих
под крылья мирное небо. Но, разумеется, то был не самолет и не подводная
лодка, звуки которых мне приходилось неоднократно слышать во время
глубоководных исследований. То было ни на что не похожее завывание мощного
механизма. Я хотел узнать, что делает Генрих. Дверь в каюту оказалась
плотно прикрытой. Я нажал на ручку и вошел. Узкая кровать со свисающими
противоштормовыми ремнями была пуста.
Генрих исчез.
В коридоре жилых отсеков влево от трапа отходил узкий проход в отсек
химической лаборатории. Повинуясь больше интуиции, чем разуму, я заглянул
туда. Сигнальная лампа над входом в отсек светилась, сообщая, что там
находится человек. Такими указателями были снабжены все лаборатории. Они
облегчали поиски нужного члена экипажа. Теперь сигнал выдал
местонахождение Генриха.
Чем мог заниматься он ночью в химической лаборатории? Химия не входила
в круг его непосредственных научных интересов. Кроме того, он однажды
сказал мне, что терпеть не может возню с химическими реактивами. Что-то
случилось с ним еще в студенческие годы: не то взрыв в лаборатории,
который перепугал его, не то он надышался какими-то ядовитыми парами.
Мне нужно было выманить Генриха из его химического уединения.
Я прошел в свою каюту и нажал кнопку общей связи. Теперь мой голос
раздавался во всех отсеках.
- Генрих! Генрих! Вы меня слышите! Проснитесь, Генрих! Внимание!
Генрих, мы вновь засекли неопознанные сигналы. Спуститесь в отсек
акустоконтроля. Мы ждем вас!
Одновременно меня слышал и Анвар, это ему давало возможность
приготовиться к приходу Генриха.
Приоткрыв дверь каюты, я отчетливо слышал шаги Генриха - он торопливо
спускался по трапу. Я быстро прошел в химическую лабораторию. Плотными
рядами стояли банки с реактивами. Среди их множества нужно было мгновенно
отыскать два, три или четыре реактива, которыми только что пользовался
Генрих. Я осторожно провел пальцем по краям банок. На двух сосудах сразу
же обнаружил крохотные, еще не успевшие испариться капельки. Быстро списав
формулы, украшающие их этикетки, я вышел из лабораторного отсека. Бумажка
с формулами буквально прожигала насквозь мой карман.
В своей каюте я отыскал солидный справочник по органической химии и
самоотверженно погрузился в мир валентностей, ангидридов, свободных
радикалов, фтор- и хлоруглеводородов.
Генрих пытался синтезировать сильный органический яд! Два почти
безвредных вещества, употребляемых для консервации водорослей,
соединившись, приобретали оглушающую силу яда нервно-паралитического
действия. Генрих Кох не так уж плохо разбирается в химии, если мог
додуматься до столь чудовищного сочетания невинных реактивов. Или он был
тому специально обучен?
Может быть, в это мгновение, прекратив спор, Генрих протягивает Анвару
стакан содовой воды, предварительно капнув туда своего снадобья. Трудно
поверить, что цивилизованный человек способен на такое. Увы, есть разные
понятия о цивилизованности. Есть, в конце концов, разные цивилизации,
которым суждено еще жить бок о бок.
Фактически мы безоружны перед Генрихом. Не надо даже старомодным
способом лить яд в наши бокалы, достаточно капнуть им на кожу. В тесноте
наших помещений такую операцию проделает даже однорукий.
Нужно предостеречь Анвара. Влекомый только одной этой мыслью, я
ворвался в отсек акустоконтроля. Генрих испуганно отшатнулся от меня.
В тот момент удар необычайной силы потряс "Тайфун".
Неописуемые, раздирающие душу, скрежещущие звуки заполнили коробку
отсека. У меня до сих пор стоит в ушах этот скрежет. "Тайфун" словно
раздирали на части. Металл корабля скрежетал, вопил, звенел, разрывался.
Погас свет.
В хаосе звуков, в полной темноте мы пытались пробраться на верхнюю
палубу, где находились аварийные плавсредства.
Удары все чаще и чаще обрушивались на корабль Словно под его днищем
протягивали гигантскую пилу и каждый ее зуб таранил и резал металл.
С ужасом я почувствовал, как под рукой волнами выгибаются стальные
поручни трапа - это изгибался весь корабль.
Я слышал, как тяжело дышит Анвар. Потом я узнал, что он тащил за собой
терявшего сознание Генриха..
Вдруг стало чуть светлее, меня коснулась волна жаркого ветра, и я
осознал, что еще не все потеряно. Как говорит мудрость моего народа "Земля
не стареет, солнце не меркнет".
На палубе от спасательных плотов и ботиков остались яркооранжевые
бесформенные клочья.
Вокруг нас горел океан. Языки пламени с громоподобным гулом вырывались
из-под воды. Шипели волны, превращаемые в пар. Белесое пятно кипящей воды
расползалось к горизонту. Луна застыла в облаках копоти.
Мы находились внутри стены из огня, окружающей нас со всех сторон.
Кольцо огня напоминало кратер вулкана, но его идеально правильная форма
начисто отвергала предположения о естественной вулканической деятельности.
Вулкан был созданием человеческих усилий, а мы по злой воле или случайно
оказались в его огненной западне.
Палуба раскалялась все заметнее. Анвар был занят Генрихом, стараясь
привести его в чувство.
- Анвар, ты не ранен?
- Нога болит жутко. Еле терплю. А Генрих совсем плох . Бормочет
несуразное Что с ним?
- Не знаю, пока только догадываюсь . Обыщи Генриха.
- Зачем?
- Не спрашивай. Хорошенько обыщи. Если найдешь в карманах склянку,
оберни руку тряпкой, возьми склянку и выброси ее за борт.
Когда я вернулся за Анваром, тот пытался сам спуститься в люк. Я помог
ему.
На палубе становилось нестерпимо жарко.
Сколько еще минут или секунд можно продержаться на этой раскаленной
сковородке? Но я должен все точно запомнить. Чтобы потом рассказать всем,
кто пожелает меня выслушать. Или - это еще важнее! - тем, кто должен знать
истину! Если только мы сумеем вернуться к людям.
Языки пламени сливались а одну непроницаемую стену. Они закрыли
горизонт и рвались заслонить небо. Пламя дрожало от напряжения, оглушающе
гудело.
Воздух, захваченный в плен огненной воронкой, струился вверх тугим
осязаемым потоком, сминая и пожирая облака. Мы были на дне смерча из огня,
пара и раскаленного воздуха. Я видел, как с неба спускались другие
гигантские темные воронки из вихрей кипящего пара. Смерч рождал смерчи.
Где-то дальше над океаном бушевали ливни.
Сильный юго-западный ветер, что начался в полночь, понесет чудовищный
котел искусственного тайфуна к густонаселенным побережьям архипелага. Что
будет с ними? Какая злая воля обрушила на них беду?
Наступило утро. Я должен узнать, что держит на плаву "Тайфун", не давая
ему выскользнуть из огненного плена.
Не раздумывая, я мотнулся к борту и перевалился через него, прикрывая
полой куртки глаза, чтобы уберечь их от шипящих брызг.
Погружаясь, я видел, как наверху бегали багровые отблески пламени. С
ужасом подумал, что через минуту придется вынырнуть на поверхность и
вместо глотка воздуха захлебнуться обжигающим паром.
Борт корабля крутым изгибом уходил вниз, я опускался рядом с ним,
касаясь его плечом.
"Тайфун" лежал на решетке стальных балок. Балки уходили из-под днища во
все стороны, их начало и конец терялись в темной воде. Целый отряд
водолазов, вооруженных плазменными резаками, не смог бы и за неделю
разрушить такое сооружение. Мы были в надежной западне.
Я постарался выскочить из воды как можно выше, чтобы не захлебнуться
раскаленным паром и вдохнуть хоть глоток пусть и жаркого, но воздуха. Этот
маневр мне удался, но тут же я понял, что не смогу вернуться на корабль
Решетка металлических балок подняла его так высоко, что палуба оказалась
недосягаемой.
Сколько я еще могу продержаться?
Рядом со мной упала тяжелая капля с язычком коптящего огня Я поднял
голову и увидел, что пламя непостижимым образом изгибается к центру,
образуя багровый купол. Горящее небо опускалось на корабль. Это было так
страшно, что я, вскрикнув, потерял самообладание и ушел под воду.
Только ударившись о балки решетки, я сообразил, что с противоположного
от меня борта "Тайфуна" уходит в воду металлический трап, по которому
спускались аквалангисты.
Я поплыл вокруг корабля, проклиная себя за непростительную забывчивость.
Не помню, как очутился в коридоре жилых отсеков. Легкие были наполнены
сухим жарким воздухом, и я зашелся в приступе судорожного кашля.
Отдышавшись, я ввалился, буквально упал в каюту Анвара. Он приподнялся
с койки.
- Где ты был? Мы здесь уже почти десять минут...
Только десять минут! Мне показалось, что я плаваю в кипящей воде
несколько часов.
На полу, рядом с койкой Анвара, лежал Генрих.
- Все еще без сознания?
- Бредит.
- Сейчас мы займемся им. Но прежде. Внимание, Анвар! Берегись!
Генрих зашевелился, и мне показалось, что в руке его что-то блеснуло.
Анвар, не понимая всей опасности, которая нам угрожает, недоуменно
смотрел то на меня, то на Генриха.
- Ты хорошо его обыскал?
- Разве он преступник?
- Он прячет яд.
- Не может быть! Зачем?
- Я еще сам не очень понимаю. Но он хотел скрыть происхождение
таинственных звуков. Он знал, что их источник приближается. Отговорил меня
сообщить обо всем на базу. Этой ночью в химической лаборатории он
синтезировал сильный яд. Мы для него, наверно, крысы. А он - всемогущий
экспериментатор. Так ему чудилось там, в химической лаборатории. Даже
капля яда дает власть. Яд, пулеметы, бомбы - все это ослепляет
могуществом. Только потом сам великий экспериментатор начинает визжать от
страха и прятаться в нору. И погибает, как крыса... От своей же крысиной
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг