воздухе. Зачем ему понадобилось заходить сюда? То ли на улице начал
накрапывать дождь, то ли он завернул в туалет, чтобы совершить хоть
какое-нибудь действие, развеять скуку бесконечного бдения на посту?
Пожалуй, что последнее, хотя дождь собирался.
Несмотря на серьёзность положения, мне до смерти захотелось напугать
дёртика - напугать до смерти! А если вместо того, чтобы испугаться, он
пальнёт вниз из флэйминга и подпалит мне щетину, которая уже довольно
густо покрыла мой подбородок и щёки за последние несколько дней?
Тлеющий кончик его сигареты не мог рассеять кромешную тьму внутри
неосвещавшегося ночью нужника; дёртик двигался осторожно. Мурлыча какую-то
песенку, почему-то до боли мне знакомую, он шумно и мощно, как конь,
помочился сверху на нас с трупом, бросил окурок, пару раз сплюнул и вышел
вон.
Я весь взмок внутри своего скафа. В нём и так не холодно, а тут я ощущал
себя, словно в турецкой бане.
С отвращением оттолкнув труп, я "поплыл" к задней стенке выгребной ямы и,
нащупав большую горизонтальную дыру в гнилых досках, протиснулся в неё и
перевалился наружу. Нижний край дыры находился примерно в футе над
поверхностью земли. Небольшой, фута два шириной, горизонтальный участок у
задней стенки туалета переходил в пологий склон рва-воронки.
Весь в нечистотах, я скатился с пыльного бруствера на дно воронки, едва не
врезавшись в пустые металлические бочки. С меня текло, и я не хотел пока
снимать маску. Найдя большое металлическое корыто из-под цементного
раствора, заполненное стоялой, протухшей водой, лёг в него, поворочался
туда-сюда, немного почистился и тихонько выбрался назад. Стоя по щиколотку
в невероятной смеси просачивающихся из выгребной ямы нечистот, остатков
машинного масла, мазута, купороса и мелового раствора, снял скафандр,
нашёл спрятанную рубашку и, преодолевая брезгливость, снова спеленал его в
узелок.
Нет, всё-таки отсутствие собак явно спасло меня: по такому запаху, который
я распространял, даже самая бестолковая псина легко бы обнаружила
незадачливого метагалактического щенка.
Ну что ж, при всём при том "таблетки" у меня в руках. Значит, живём.
На улице действительно начинался дождь, первые робкие капли застучали по
металлическим бочкам, зашуршали по толевой крыше сортира.
Пора и "домой". Нет худа без добра: дождь смоет все следы, но звездолёт
без прямого солнца созреет на сутки позднее.
Сейчас надо аккуратно покинуть городок, куда я в будущем если и заявлюсь,
то будьте уверены, господа, уже в несколько ином качестве. Несомненно, все
куклы желали бы тоже выбраться отсюда. Но полусонный дёртик самоуверенно
полагал, что здесь он пребывает скорее для проформы.
Находясь в рабочем ритме, совершить обратный путь через ограждение на
пустырь было делом техники. Я проскользнул почти под самым носом у этого
болвана, кемарившего на каком-то ящике у склада или сарая.
Источая дикие ароматы, маскируясь и скрадываясь по всем правилам, миновал
я пустырь, заваленный отбросами и, оказавшись под защитой холма,
обращенного склоном к лесу, бесшумно понёсся к своему бивуаку, на ходу
размышляя о трупе.
Была ли это отслужившая своё кукла, которую за убийство боевика дёртики
казнили унизительной и страшной казнью? Или кукла сама свела счеты с
безысходной своей жизнью, выбрав такой жуткий способ? Это мог быть и
Джанк. Его вербовали, как говорил мне Роки Рэкун, в дёртики. Если он всё
же клюнул, играя свою игру, а куклы, приняв всё за чистую монету,
расправились с ним традиционным и популярным в подобных местах способом,
утопив его в нужнике? Ну нет, я бы опознал его. Это не Джанк.
Вбегая в лес, я спугнул крикливых местных птиц, которые тучей взлетели с
высоких, похожих на наши ели деревьев,- и на меня посыпалось сверху теперь
уже птичье, так сказать, гуано. Инстинктивно втягивая голову в плечи, хотя
в данных обстоятельствах это выглядело до смешного нелепо, я лишь подумал
с горькой иронией: "Дерьмовый сегодня выдался вечерок!"
На поляне я разделся, положил пластиковый конвертик с "таблетками" на
тряпьё, потом перетащил скаф к озерцу и бросил его там отмокать. Затем,
несмотря на прохладу, долго плескался в воде, но всё мне мерещилось дерьмо
и дерьмо. Да, от своего дерьма не отмоешься.
После омовения я с полчаса бегал по лесу, пытаясь согреться. Одевшись,
вскрыл мешочек, нацепил на руку часы (они шли безупречно, показывая
универсальное время, бесполезное на Паппетстринге), принял тонизирующую
"медицину" и, не дожидаясь утра и солнца, инициировал звездолётную
"таблетку", положил её под одежду на тело и заснул, почти счастливый.
12
Двое суток медленно созревал звездолёт; солнце лишь изредка показывалось
среди рваных туч, иногда моросил мелкий дождик.
На третий день утром я вытянул из почти оформившегося корпуса длинный
шланг с тяжелым наконечником и опустил его в болотце. Дело пошло быстрее,
но ещё сутки прошли, пока утром на четвёртый день тонко не пропел сигнал
готовности.
Всё это время я, без маковой росинки во рту, пребывал в постоянном
напряжении, опасаясь быть обнаруженным. Сам я успел бы в любом случае
скрыться, но вот что делать с недозревшим звездолётом? В период развития
машины моё положение оставалось чрезвычайно уязвимым. Я действительно
выломал дубину и не выпускал её из рук, но беспокоило то, что находиться
слишком близко к поспевающему, как на дрожжах, звездолёту, не мог: процесс
сильно понижал температуру. Приходилось ночевать в отдалении.
Сигнал готовности прозвучал для меня победным звуком боевой трубы, и я
поспешил на полянку. Перед моим взором предстал полноразмерный корабль
марки "шевроле", модель "Классический каприз".
Забравшись внутрь этой божественной машины, я испытал настоящее
облегчение. Прежде всего снял кукольную одежду и обувь и бросил их в
утилизатор. Затем, сходив к болотцу, подобрал рубаху, вытащил из воды скаф
и отправил их туда же.
Включив корабельную защиту и настроив бортовой страж на экстренный старт
при опасности, зашёл в гигиенический отсек и прежде всего коротко
постригся с помощью барб-автомата. Мне было жалко своих льняных косм
(должен же я оправдывать своё прозвище "Фэгот"), но стрижка являлась
частью моего плана. Затем забрался в ванную и наверное целый час чистился
и скрёбся, но запах кукольного нужника всё ещё преследовал меня.
С момента, когда меня подловили на платформе "Платинум сити", пролетело
недели полторы. Это время я со вздохом записал себе в пассив: работа не
продвинулась ни на шаг. Могилы и нужники, через которые я прошёл, были
препятствиями, созданными самому себе мною же. А их преодоление - всего
лишь действия, направленные на самосохранение, просто моё частное дело,
которое вряд ли могло заинтересовать, например. Шефа.
Спортсмены знают, что пропущенная неделя тренировок отбрасывает в развитии
на две-три недели назад: такова специфика непрерывного процесса. Время
никого не ждёт. Оно уходит, уменьшая мои шансы на удачу. Я ничего не сумел
пока сделать. А мой частный маленький успех... Я всегда помнил золотые
слова: добиться успеха ещё недостаточно - надо, чтобы другие потерпели
поражение.
Дорого заплатив за свою глупость и неосмотрительность, я рассчитывал взять
реванш, имея в качестве мощного тыла новый, с иголочки, звездолёт.
Мне предстояло проникнуть на базу дёртиков. Она находится сравнительно
недалеко от тренировочного городка, как вскользь упомянул в разговоре со
мной Роки Рэкун. Я запомнил, как звездолёт уходил на северо-запад от
городка после окончания похорон. Далеко для того, чтобы идти туда пешком.
Да, нужно будет перегонять корабль на новое место, ближе к базе.
Просуществовав несколько дней на поляне, в нескольких милях южнее городка,
я не видел пролетающих звездолётов. Они заходили на посадочную платформу с
другой стороны - так, как заходили "харвестер" и доставивший меня на
планету "Галакси-скайлайнер". Таким образом, место, где я все эти дни
прозябал, располагалось как бы в мёртвой зоне. И всё равно опасность
обнаружения постоянно висела надо мной.
Значит, придется перелететь, как стемнеет, поближе к базе, навестить
дёртиков, вернуться и до рассвета выйти в космос. Если даже посещение базы
ничего не даст, оставаться днём на земле недалеко от неё крайне опасно.
Я начал методично готовиться к "хаджу". Чисто выбрившись, изменил цвет
своих теперь непривычно коротких волос, тщательно приклеил усы и добавил
ещё несколько штрихов, преобразивших моё лицо. Я не собирался вступать с
дёртиками в личные контакты, но при всём при том Айвэн Фул должен был
исчезнуть, Ивэн Симпл должен был считаться умершим, а мне надлежало стать
Саймоном Сайсом.
Чистая одежда, хорошая пища, специальные тонизирующие и укрепляющий
средства привели меня в ровное настроение, придали бодрости и уверенности.
Незадолго до захода солнца я напялил на себя "жилетку", налокотники,
наколенники, нацепил раковину и другие причиндалы. Сверху обтянулся тёмным
удобным комбинезоном с откидывающимся эластичным капюшоном. Обулся в
легчайшие упругие туфли, не забыл лэнгвидж, до зубов вооружился и, как
только сгустилась тьма, с традиционным "вперёд - и выше!" свечой поднял
машину в сочившееся мелким дождём небо Паппетстринга.
Выждав несколько секунд, чтобы дать анализаторам корабельного Мозга
зафиксировать обстановку, я снизился до самых верхушек деревьев и передал
управление автомату.
В бесшумном и плавном городском режиме мощный "шевроле" переместился
сначала немного на север и затем, забирая влево и оставляя с правого борта
бежавшее к базе шоссе, пошёл по дуге параллельно ему. Через несколько
минут звездолёт взял правее и осторожно приземлился в заброшенном
неглубоком песчаном карьере. Прибор показал расстояние до базы, не
превышающее двух миль.
Прихватив с собой чёрную, как ночь, бесформенную плащ-накидку, служащую
больше для маскировки, чем для защиты от дождя, я покинул корабль и
направился прямо на север. Уже через несколько десятков метров,
обернувшись, я не смог разглядеть заглушенную машину и, удовлетворённый,
продолжил путь.
Лес постепенно расступался. Откуда-то сбоку вынырнула железная дорога,
вероятно, заброшенная и, как и я, стремившаяся точно на север. Однако я не
соблазнился приподнятой и потому сравнительно сухой насыпью, а предпочел
пробираться понизу, по влажной, густой траве, густо покрывавшей
кочковатую, прочерченную старыми бороздами и канавами, землю, продираясь
через кустарник и обходя кучи мусора, воняющие креозотом штабели шпал,
старые рельсы и тянущиеся вдоль насыпи продолговатые лужи.
Математик Фрэнк Рамсей давным-давно доказал, что полная неупорядоченность
невозможна. Практически, на бытовом языке, это означает, что полный
беспорядок просто недостижим. Но глядя на унылую картину хаоса, царившего
вокруг этой забытой железнодорожной ветки на странной планете Паппетстринг
и вспоминая точно такие же, с удручающим однообразием повторявшиеся на
многих и многих планетах в эллиптических и спиральных, в правильных и
неправильных, в молодых и уже догоравших галактиках, пейзажи, можно было
поневоле усомниться в правоте доказательства Рамсея.
Меня всегда поражали, угнетали и сбивали с толку явный анахронизм,
абсурдность и парадоксальность нашего бытия, когда наряду с
эмбриомеханизмами, способными в считанные дни и недели развиваться в
прекрасные, набитые всеми чудесами жилищной техники дома, продолжали
спокойно существовать глухие серые заборы, ободранные пакгаузы, гнилые
хибарки и лачуги с покрытыми мхом протекающими крышами.
И если даже самоорганизовавшаяся природа в лице, скажем, человека, создала
такой бриллиант, как "Платинум сити", каким он предстал при первом,
поверхностном знакомстве и беглом, некритическом взгляде, то будьте
уверены, что подводная часть этого витающего в межгалактических просторах
сверкающего айсберга могла оказаться куда более мерзкой и отвратительной,
чем паршивый кукольный нужник тренировочного городка. И точно так же
наличие во Вселенной таких людей, как Эдвин Хаббл или интеллигентный Эдди
Лоренс подразумевало, или нет - даже требовало присутствия в ней Чмыря и
Индюка и, конечно, Риты Холдмитайт. Хотя Рита...
Кирпичная труба, извергавшая клубы чёрного дыма и просматривавшаяся ещё из
леса, стопроцентно подсказывала мне, что энтропийные процессы славно
потрудились и над комплексом зданий базы, и я не сомневался, что Рамсей
будет вновь посрамлён.
Действительно, пути вывели к высокому деревянному забору на кирпичных,
оштукатуренных серым, во многих местах отвалившимся, цементом, столбах.
Если в лесу были шпалы и рельсы, то здесь треугольник земли, окаймленный
раздвоившейся веткой железной дороги, указывал уже на близкое присутствие
человека или человекоподобных, а скорее всего - нелюдей.
Сорная высокая трава, чуть ли не по всему периметру окружавшая забор, как
и голая, неровная, усеянная камнями глинистая почва, были усыпаны
обрывками бумаги, пустыми бутылками, смятыми сигаретными пачками,
обломками шифера, разнообразной ржавой металлической дрянью и грудами
красно-белого кирпича с остатками раствора. Пятна мазута и машинного масла
на земле и насыщенный тяжёлым запахом горения какой-то мерзости воздух,
прямо из которого возникал летевший водяной пылью мельчайший и почти
невидимый дождь, образовывали гармоничнейший "натюрмортик".
С ироничной усмешкой взирал я на спрятавшуюся за забором группу мрачных,
тесно примыкавших друг к другу зданий, то ли породившую окружавший их
убогий ландшафт, то ли, наоборот, порожденную им.
Большинство сбившихся в кучу строений представляло собой разнообъёмные
параллелепипеды из тёмно-красного, до черноты прокопченного кирпича, с
близкими к кубу соотношениями сторон, прилепившиеся широкими гранями к
земле. Лишь одно из них, резко отличавшееся от остальных, напоминало
своими пропорциями поставленный на попа удлинённый кирпич. Своей узкой
гранью "кирпич" примыкал к боковой стене центрального, наиболее массивного
параллелепипеда. Редкие прямоугольники зияющих проёмов, тёмные изнутри, и
пожарные лестничные пролёты, перемежаемые горизонтальными площадками,
придавали ему зловещий вид. Толстая, сравнительно невысокая коническая
кирпичная труба изрыгала чёрные клубы дыма, и в безветренном, насыщенном
влагой пространстве он никак не мог быстро улететь вверх и лениво
колыхался, словно нежась во влажном тепле вечера.
Я смачно сплюнул на замусоренную землю и направился к изгороди, поняв уже,
что мне не будут нужны ни перчатки с когтями, ни верёвка и, почти не
маскируясь, подошёл к краю траншеи, на дне которой прижались друг к другу
укутанные металлоизолем и альфолью трубы. Подныривая под забор, траншея
переходила перпендикулярно ему на территорию базы.
Я спустился в яму и, передвигаясь по трубам, прополз под торчавшими сверху
редкими зубами заборных реек на другую сторону и оказался на внутреннем
дворике. Распрямившись и подняв голову, я собирался вылезти из траншеи.
Внезапно небо над поставленным на попа "кирпичом" раскололось, неровная и
довольно широкая щель с завёртывающимися внутрь толстыми, скруглёнными,
объёмными краями прорезала плотные серо-синие тучи. И странно - края её
опустились почти до земли, словно щит неба опрокинулся и встал
вертикально. Края разрыва ещё немного разошлись, будто две половинки
гигантского занавеса, - и ослепительно-яркая, чистейшая голубизна
заполнила проём. Она приковывала, притягивала к себе, вызывая ощущение
радости, подъёма, необъяснимого блаженства и сладкого ожидания чего-то
неведомого, и вдруг на самом верху её показалась ладья с белоснежным
трапециевидным парусом, меньшим основанием обращенным вниз. Парус,
выгнутый колесом, будто надуваемый мощным ветром, беззвучно выплыл из-за
занавеса туч, двигаясь горизонтально и касаясь краев проёма, но нисколько
не теряя своей формы и не деформируя при этом края.
Я только успел разглядеть в центре паруса черно-синюю фигуру, чем-то
напоминавшую крест или трефовый карточный крап, как видение мгновенно и
беззвучно исчезло.
Меня вдруг замутило, к горлу подступила беспричинная тошнота. Но теперь
ничто не могло остановить меня.
Почти не раздумывая, выскочил из ямы и мгновенно пересёк открытое
пространство, стремясь к примеченным мною оцинкованным коробам вытяжной
вентиляции, уродовавшим и без того малоэстетичный торец тёмно-красного
параллелепипеда.
Перемещаясь вдоль боковой стенки одного из коробов, лежавшего почти на
земле, я добрался до примитивного плоского квадратного люка, державшегося
на четырёх горизонтальных шпильках и притянутого к коробу заржавевшими
гайками. С трудом открутив их, вытащил из бездонных карманов комбинезона
присоску, закрепил её с внутренней стороны люка, влез в проём и,
манипулируя присоской, насадил люк на шпильки, притянул к фланцу и
зафиксировал изнутри двумя кусками специальной липкой ленты.
Большое сечение короба позволяло двигаться стоя, правда, согнувшись, но
вскоре короб разветвился на множество менее крупных рукавов, и мне
пришлось ползти.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг