Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
вспомнил слова Хаббла о профессоре Дёрти: " - Помните фильм, где старик,
лежащий на смертном одре, поджигает сиделке газету?" Нет, бродяга,
рассчитывать надо всегда на самое худшее... И все-таки, если Кэс,
находящийся в другой Вселенной, погибнет там при закрытом тоннеле, то как
тогда подтвердить, констатировать, установить его смерть? Домыслы не
представишь Шефу, а Шефу не представить их наверх. Получится сплошная
неопределённость. Она всё время занозой будет сидеть во всех нас, не
давать нам покоя. Даже если наши высоколобые авторитетно заявят, что Кэс
Чей на той стороне и при закрытом тоннеле должен был неминуемо погибнуть,
это не станет полноценным фактом. Не выполнится важнейший философский и
научный принцип - принцип наблюдаемости. Вот если бы мы увидели мёртвого
Кэса Чея, тогда другое дело. Но с закрытием тоннеля принцип наблюдаемости
становится нереализуемым в... принципе! Точка. Вот вам и мозговая грыжа...
  Я не заметил, как пролетело время. На экране со страшной быстротой
вырастала злобная планетка Паппетстринг. Торможение, предпосадочный
манёвр. А далее я просто переключил управление на автоматику, поскольку
корабельный Мозг хранил координаты места, где созрел, вылупившись из
эмбриомеханической "таблетки", и начал свою жизнь звездолёт. Поляна с
дубом лежала несколько южнее той точки. На её северный край, обращенный к
тренировочному городку, и сел корабль.
  Над лесом царила ночь. Сняв ненавистный скаф, я на минутку выскочил из
корабля. По едва уловимым, почти неощутимым признакам понял, что ночь на
исходе. Снаружи ощущался легкий морозец, в ясном небе над головой роились
чужие созвездия. Выморочный, неживой лес стоял совершенно голым. Листья
давно опали, земля окаменела от холода.
  Ёжась, я забрался в уютное чрево звездолёта и переждал остаток ночи и
томительный, неторопливый рассвет. Стены корабля спасали от холода, но не
защищали от всепроникающей злобной волны, принесшей мне привычное ощущение
противной тошноты и непонятной изматывающей тревоги. Но я даже радовался
этому обстоятельству: значит, смерть Кэса Чея где-то тут, рядом.
  Все, пора. Я вышел наружу. День обещал быть солнечным, ясным. Звезда
Дастбин - солнце Паппетстринга - всходила слева от меня, но ещё не
поднялась над верхушками деревьев. Дуб, огромный, толстенный, страшный,
без единого листика, виднелся прямо передо мной, на расстоянии не более
одной восьмой мили. Я медленно направился к нему. Поляна слегка понижалась
к югу - в том направлении, куда я шёл.
  Скоро передо мной открылось подножие мощного дерева. Но нет, это был не
дуб. Это вообще не было дерево. Все та же дешёвая, "а ля профессор Дёрти
плюс Кэс Чей", бутафория. В развилке корявых ветвей искусственного
сооружения, крона которого являлась на самом деле огромным
энергосборником, на заржавевших цепях болтался приличных размеров или
кофр, или ларец, или сундук. Тогда, пару-тройку месяцев назад, пробегая
мимо и не обращая на дерево специального внимания, я не заметил ларец
среди пышной бутафорской листвы.
  Сложные чувства испытывал я, приближаясь к дубу. Через несколько минут я
извлеку яйцо из ларца, уничтожу его, и Кэс Чей умрёт. Умрёт человек. Или
нечеловек?
  Мне вспомнилось вдруг, как осуществляется смертная казнь в некоторых
местах заключения. Её производит специально подготовленный и назначенный
для этого человек, можно сказать, палач, которого на жаргоне
стыдливо-нейтрально именуют Исполнителем. Того, кого он должен привести к
полному финишу, также лицемерно, ханжески, называют Материалом.
Исполнитель стреляет Материалу в затылок, исподтишка, скрытно. Материал
его не видит, он даже не знает, когда именно будет сделан по нему выстрел.
Интересно, спит ли в ночь перед казнью Исполнитель? Именно Исполнитель, а
не Материал. И, самое интересное, засыпает ли он сразу, безмятежно, в ночь
после казни? Или всю ночь напролёт, сгорбившись, тихо отмеривает он шаги,
и облачка сигаретного дыма беспрерывно поднимаются в ночное небо, к
Млечному Пути?
  Я ощущал себя таким же Исполнителем, идущим "работать" с Материалом -
Кэсом Чеем. Но роль моя представлялась мне ещё более подлой, чем та,
которая отводилась Исполнителю, убивающему смертника. Тот, по крайней
мере, близко видел обречённого на смерть человека. И из-за этого ему,
наверное, тяжело было переступить нравственный порог; близость Материала,
возможно, обрекала его на мучительную внутреннюю борьбу с самим собой. Мне
же было несравненно легче и проще: я не увижу близко ни лица, ни даже
затылка Кэса Чея. Вот так, не видя человека, намного легче сделать ему
гадость. Легче убить. Убить на расстоянии.
  И ещё. И в том, и в другом случае подразумевается, что Исполнитель всегда
лучше, чем Материал. Но конкретно в моём, так ли это? Выполняя задание, я
уже привел к полному финишу свыше десяти человек - больше, наверное, чем
за это время Кэс Чей. Жетон Абсолютного Сертификата - просто жалкая
уловка, вшивая индульгенция, с помощью которой моё начальство великодушно
отпустило мне возможные будущие грехи, ловко умыв руки и перевалив груз
ответственности на меня. Но наивно прикрывать мне свой стыд фиговым
листком-жетоном цинично спущенного мне сверху Абсолютного Сертификата...
Так кто же я? Кем я стал? Не превратился ли я в точно такого же Кэса Чея?
Я, сотрудник Департамента Айвэн Фул, Фэгот, Гуттаперчевая душа, и есть
подлинный Кэс Чей...
  Остановившись в нескольких десятках футов от дуба, я достал флэйминг и с
минуту постоял, собираясь и прислушиваясь. Тишина стояла необыкновенная,
но сейчас наслаждаться ею я не стал. Состояние моё на глазах ухудшалось,
как тогда, в павильоне у Казимира, и надо было срочно заканчивать операцию
"Смерть Кэса Чея, бессмертного".
  Подняв флэйминг, чёткими короткими импульсами срезал закамуфлированные под
цепи сложнейшие системы, обеспечивавшие функционирование внешнего сердца,
и ларец с глухим стуком упал на мёрзлую землю.
  Я представил себе Кэса Чея. Если он сейчас шёл - то споткнулся. Если сидел
- покачнулся на стуле. Если лежал - то вздрогнул.
  Я хотел подойти к ларцу, чтобы достать яйцо, но ларец самопроизвольно
раскрылся, и оттуда выскочил четвероногий серый, с рыжими подпалинами,
зверёк, напоминавший то ли зайца, то ли кролика, то ли кенгуру. Обогнув по
крутой дуге дуб, он длинными прыжками помчался к дальнему краю поляны, но
пуля из молниеносно выхваченного "спиттлера" догнала его. Он ещё пытался
сделать на ходу "свечку", точь-в-точь, как это свойственно нашим земным
зайцам, но выстрел мой был точен, и зверёк, перекатившись несколько раз по
инерции через голову, неподвижно распластался на корявой, мёрзлой земле.
  Если Кэс Чей сейчас ел - то подавился. Если он пил - поперхнулся. Если
курил - то закашлял.
  Дешёвый спектакль продолжался. Не успел я подойти к зайцу, как большая
птица, неизвестно откуда взявшаяся, неожиданно появилась прямо на том
месте, где лежал убитый зверёк. Разбежавшись по закаменевшей от холода
земле, она тяжело взлетела, направив свой уплощённый клюв на запад.
Тщательно прицелившись, я поразил похожую на утку птицу из "спиттлера" в
угон, с первого выстрела. Она глухо шмякнулась наземь, и я поспешил к ней.
  Если Кэс Чей сейчас хохотал - то стал улыбаться. Если он улыбался - то
помрачнел. Если был мрачен - то заплакал.
  Весь внимание, на цыпочках подошел я к утке, ожидая очередного подвоха. Но
ничего не произошло. Приподняв утку, увидел под ней крупное белое яйцо -
уменьшенную копию "эга", обнаруженного мною в "харвестере". Да, яйцо -
великий символ. Это символ души. Это символ изначальности, первичности.
Это символ сингулярности - "протояйца", из которого якобы развилась,
развернулась поначалу раздувающаяся, перешедшая затем в просто
расширяющуюся, Вселенная. Даже галактики на схемах в астрофизических
журналах изображаются крупной точкой с двумя отходящими от неё дужками,
обозначающими соответственно ядро и спиральные рукава, что напоминает
подвешенный на нитевидных образованиях в белке яйца желток. И пасхальный
заяц на картинках всегда держит в лапках белое яйцо. Впрочем, это уже
несколько из другой оперы: Кэс Чей не должен воскреснуть.
  Взяв яйцо в руки, я тихонько сжал его, словно проверяя на прочность. Оно
показалось мне на удивление хрупким.
  Что бы ни делал сейчас Кэс Чей, его покоробило и он схватился за сердце.
  Тошнота и боль в позвоночнике стали нестерпимыми. Скорее, скорее. Сейчас я
избавлюсь от страданий сам, сниму проклятье с Казимира, покончу, наконец,
с Кэсом Чеем и поспешу к Мэттью Пепельному.
  Я потянул за торчавшую с тупого конца яйца головку и вытащил на свет божий
длинный игольчатый предохранитель, а яйцо бросил на схваченную морозцем
землю.
  Кэс Чей уже ничего не мог делать сейчас, он только хрипел и рвал руками
свой красивый асимметричный, символизирующий, наверное, асимметричность
Вселенной, комбинезон в том месте, где страшно кололо, тосковало сердце.
  Я не стал подражать ни "тупоконечникам", ни "остроконечникам", разбивая
яйцо. Оно лежало на земле, завалившись на бок, и я разбил его своим
каблуком, ударив сбоку. Агония. Но Кэс Чей всё ещё жил.
  Я поднес иголочку к глазам. Солнце, пробившееся сквозь голые стволы,
отразилось вдруг от зеркальной, полированной её поверхности, и мне
показалось, что это не я переломил иглу, а солнечный луч перерезал её
надвое.

  Смерть каждая страшна, трагична,
Её сурова ипостась,
Но - смерть логична, органична,
Её неодолима власть...

  Всё. Наступила смерть Кэса Чея, бессмертного. Но радость моя оказалась
преждевременной. Хотя мучительная тошнота и боль в позвоночнике разом
исчезли, зато под черепной коробкой у меня как будто забегали мыши, а
затем я ощутил, как в голове забился, задёргался словно бы клубок, с
которого сначала медленно, а потом все быстрее стали сматывать нитку.
Нитку, которая являлась "мировой линией" моей жизни, судьбы; нитку,
прихотливо смотанную, переплетённую и в компактном виде уложенную мне в
черепную коробку. Пошел какой-то сумасшедший, страшный обратный отсчёт. Я
как бы проживал в ускоренном темпе всю свою жизнь, но задом наперёд, и был
не в силах помешать этому. Картины жизни мелькали, как пейзажи в окне
мчащегося поезда, всё время сменяя друг друга. Мне подумалось, что жизнь
моя на удивление коротка, ничтожна, убога, что она состоит из всего лишь
не очень большого, конечного, ограниченного количества отдельных неярких,
малозначащих эпизодов. Как только приходила очередная картина, я силился
что-то произнести, крикнуть, но только беззвучно разевал рот, как
выброшенная на песок рыба, и мучительные попытки заговорить кончались
ничем, а эпизод тотчас исчезал из памяти, как сон, который вы не успели
запомнить, который ускользнул от вас на рассвете.
  Это было ужасно. Клубок становился все меньше и все сильнее бился внутри
черепной коробки, причиняя мне адские, нестерпимые боли. Теряя сознание, я
успел задержаться лишь на двух-трёх эпизодах.
  В одном я увидел большой и длинный, из дубовых бревен, старый дом, где
провел своё детство. Я смотрел на него со стороны парадных подъездов,
выходивших на булыжную мостовую глухого внутреннего двора, тупичка, тесно
обсаженную могучими цветущими липами. Потом словно гигантский нож рассёк
сверху вниз мостовую по её продольной оси, и я оказался в яме, откуда
наблюдал, как на разрезе, погруженные в землю камни булыжной мостовой и
корни столетних лип. И тянул, тянул руки к дому и знал, что никогда не
вернусь туда.
  Потом прошли перед глазами пруды моего детства, в которых я учился
плавать, и странно: я ощутил, как сильно стянуло кожу лица, будто и
вправду накупался в их глинистой, мутноватой воде.
  Последнее, что успел выхватить из пестрого мелькания картин - летний сад
после полудня, где меня, четырех- или пятилетнего, укачало в гамаке. Этого
ощущения полной безмятежности, покоя и умиротворенности, которое я
испытывал, засыпая на свежем, тёплом воздухе среди зелёного сада, я
никогда после в своей жизни не мог достичь, хотя часто вспоминал вроде бы
ничем не примечательный эпизод. Он не случайно задержался перед моими
глазами и сейчас. Потом - провал, темнота. Движение к полному нулю...

  29

  Я проснулся, как просыпаются утром, правда, чувствуя себя несколько
ошарашенным. Попытался было взять себя в руки, но почему-то это плохо
получалось. Тело моё, несмотря на удобное ложе, затекло и устало. Ко всему
прочему сильно стягивало кожу лица, словно я умылся в грязной воде.
  Приятная полутьма в "операционной" сменилась ровным, не раздражающим
светом. Хитрые часы показывали 46 часов 31 минуту. Таким образом, я провёл
на ложе почти двое суток. Примерно за такое, довольно приличное время, и
происходит процесс "откидывания мозгов на дуршлаг".
  Подошел Лоренс с лаборанткой, но уже с другой. Они вдвоём, привычно
проделывая необходимые манипуляции, освободили меня от липучек и присосок,
а в завершение Лоренс снял с моей головы шлем.
  - Айвэн, сможешь встать сам? - услышал я за спиной голос Эдди Лоренса. -
Не спеши и не убегай - сейчас лично сам тебя отмассирую.
  - Что за вопрос, Эдди! - я выбрался из "корыта" и с наслаждением
потянулся. Что-то снилось мне, но я не мог вспомнить сон, он ускользнул от
меня перед самым пробуждением... Чёрт, почему так стягивает лицо?
  Эдди с лаборанткой как-то странно смотрели на меня. Вернее, старались не
смотреть. В чём дело?
  - Все нормально, Эдди?
  - Почти всё нормально, - озабоченно сказал какой-то уж очень серьёзный
Лоренс.
  - А что же тогда не нормально, старик? Неужели все-таки "дуршлаг"
коротнул? - пошутил я.
  Ничего не отвечая, Лоренс провел меня в комнату с массажным центром и
предложил лечь на топчан.
  - Снова ложиться, - изображая недовольство, пробурчал я.
  Что-то мне мешало, лицо было словно чужим.
  - Эдди, я на минутку загляну в ванную.
  Эдди Лоренс опять странно взглянул на меня и легонько вздохнул.
  Я зашёл в ванную и посмотрел в зеркало. И обомлел. Из зеркала на меня
глядело усталое лицо вроде бы знакомого мне человека - и моё, и в то же
время не моё. С удивлением взирал я на невесть откуда взявшиеся тёмные усы
и такие же тёмные, наполовину седые волосы. Лицо мое выглядело так, словно
я стоял на ураганном ветру. Оно приобрело "летящий" вид; заострились
черты, прищурились веки, как бы уберегая глаза от мощного ветра. Копна
длинных волос напоминала огонь на ветру, или, скорее, развевавшийся
чёрный, расшитый серебряными нитями, флаг, который удивительным образом
запомнил, как он бился и хлопал на ветру, как буйный ветер трепал и рвал
его. Бой закончился, ветер стих, а затем и вовсе наступил мёртвый штиль, а
флаг не пожелал лечь в дрейф и продолжал реять... Да, замечательное лицо
видел я. Я бы восхищался таким... если бы оно принадлежало другому
человеку. Что-то начинало потихоньку до меня доходить. Я сильно дёрнул за
кончик чёрного уса, и он оказался у меня в руках. Так. Бутафория.
Маскарад. Я содрал остатки приклеенных усов; смочив пальцы, немного потер
в одном месте лицо. Так и есть. Маскарад.
  Вышел к Лоренсу и молча залёг на топчан, залёг лицом вниз: пока нам с Эдди
неловко встречаться глазами. Я услышал над головой плохо скрытый вздох
облегчения, а затем повеселевшее дыхание Лоренса, если можно сказать так о
человеческом дыхании.
  Эдди принялся осторожно массировать меня, постепенно наращивая
интенсивность движений. Он в основном пыхтел и помалкивал - в общем,
работал. Через пару минут он не выдержал и заговорил первым.
  - Айвэн, надеюсь, ты понимаешь, что с тобой произошло? Я, знаю, ты не
любишь, когда ходят вокруг да около. Ты должен знать, что в процессе
выполнения задания полностью лишился памяти. Тебя доставили ко мне в
состоянии амнезии. Ты был, словно новорожденный, мозг твой стал, как
TABULA RASA - "чистая дощечка", у тебя остались лишь одни врождённые
рефлексы. И я вывалил тебе под черепную коробку всё содержимое "дуршлага",
который несколько месяцев назад заполнили информацией, снятой с твоего
мозга. Шеф оказался прав, когда перед выходом на задание прислал тебя
сделать брэйнграмму. Иначе пришлось бы тебе, как тому парню из 9-го
Управления, которого год назад огрели сзади по голове дубиной, в тридцать
три года начинать жизнь сначала. Хотя ты не сможешь вспомнить всё, что
произошло с тобой после первого пробуждения здесь, но, по крайней мере,
продолжишь свою жизнь с момента, когда разлепил свои глаза на ложе пять
минут назад. Всё получилось. Тебе не стоит волноваться - ни по этому
конкретному поводу, ни пока вообще. - Эдди совсем прекратил массаж, я
чувствовал спиной лишь ветерок, создаваемый его энергично жестикулирующими
руками. Он не умолкал, его несло, как после недозрелых яблок.
  - Айвэн, ты произнес несколько слов и фраз, точь-в-точь таких, как после

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг