очередной шар, словно зарождающийся мыльный пузырь, прилипнувший к
плоскому днищу платформы, постепенно разрастался, "раздувался", а затем
окончательно сформированную сферу буксир перемещал в хвост гирлянды.
Оказывается, все разгрузочно-погрузочные терминалы действующих на
"Платинум сити" промышленных фирм и всех основных служб располагались
снизу: ведь огромные шлюзы для грузовых кораблей ухудшили бы внешний вид
прозрачного колпака, изуродовали бы блестящий парадный фасад
межгалактического комплекса. Но главное, передвигаться грузовым
звездолетам к месту назначения внутри колпака в ограниченном пространстве
и при чрезвычайно плотной застройке было бы крайне затруднительно. Вообще
на "Платинум сити" запрещалось пользоваться под куполом любыми
летательными аппаратами. Грузовые звездолёты, шедшие на
погрузку-разгрузку, швартовались снизу диска платформы, в шлюзах и лифтах,
шахты и стволы которых, пронизывая основание комплекса, вели прямо в
здания и производственные помещения. Разгрузившись или погрузившись,
кораблям полагалось освободить лифт. Парковались же грузовики, как обычно,
на "полях шляпы", что, собственно, я видел при первом посещении
"платинового города".
Я решил, не мудрствуя лукаво, вести рутинное наблюдение за наружными,
открытыми причальными терминалами. Но невозможно же держать под контролем
всю кольцевую платформу. Значит, нужно добыть информацию о времени и месте
прихода очередного "харвестера" или, возможно, звездолёта какой-то другой
марки с надписью "Металлы". Но это придется отбросить: может получиться
так, что я снова проделаю путь куклы. А меня такая пошлая перспектива не
прельщала.
Я принял простое и, может быть, даже наивное решение: наблюдать за местом
своей прошлой швартовки. Решение, обусловленное следующими соображениями.
В прошлый раз "харвестер" с надписью "Сахар" запарковался на платформе
прямо напротив сверкающего под прозрачным куполом отеля "Космополитэн" -
там же, где совершенно случайно приземлился и я. А рядом стояли
припаркованные грузовик с надписью "Металлы" и "Галакси-скайлайнер",
принадлежавший, как потом выяснилось (ха-ха), Рите Холдмитайт или
(о-хо-хо) Индюку, который оказался Кэсом Чеем. Водителя "сахаровоза" я
видел потом в баре отеля "Космополитэн", когда он разговаривал с Индюком и
барменом. Я предположил, что грузовики с металлом должны парковаться в
этом месте постоянно: отсюда рукой подать до бара, где пилоты, вероятно,
отмечались, докладывались или получали какие-то инструкции от бармена с
поросячьими, теперь бы я сказал, с гиппопотамьими глазками. Можно,
конечно, взять за хрип и бармена: тот уж наверняка многое знает. Но я
решил оставить его на потом, а пока наблюдать стоянку.
Заодно мне надо будет посмотреть, что случилось с моим "понтиаком",
который я бездарно прошляпил. Я почти не сомневался, что мою "Жар-птицу"
оприходовали головорезы Кэса Чея. На "Платинум сити" имелись отличные
пункты обслуживания звездолётов, располагавшиеся в недрах диска-платформы,
так что прочистить топливную систему моего украденного коня не являлось
проблемой. Содержание великолепных станций техобслуживания звездолётов, о
которых упоминалось в справочнике, диктовалось жёсткой необходимостью:
"платиновый город" находился на отшибе, и от транспортных средств зависело
многое.
"Платинум сити" жил не в синхронном с Землей, но таком же
двадцатичетырехчасовом ритме. Надев взятый в прокате скаф, я наблюдал за
местом своей старой парковки, на котором - увы! - и в помине не было моей
быстрой "Жар-птицы", то выходя из-под купола на платформу, то снова
укрываясь за его сверхпрочными прозрачными стенами. Я прооколачивался так
с раннего вечера до времени, когда закрылся бар отеля "Космополитэн".
Вообще, можно было не надевать скаф, а устроиться изнутри купола у самой
прозрачной стены. Расстояние в несколько сот футов не слишком велико для
наблюдения даже невооружённым глазом, а у меня имелся и бинокль. Но скаф
мог понадобиться мне в любую минуту, так как я рассчитывал вскочить на
подножку прибывшего металловоза, и поэтому пришлось мириться с
неудобствами.
Когда я в кислом настроении далеко за полночь вернулся в номер, то поймал
себя на том, что в душе слабо верил в успех затеянного мною. А тут еще
накатила волна безразличия и пессимизма, наверное, из-за того, что
почему-то разболелись все мои старые раны, ожили старые болячки, даже
лунка на месте вырванного Ритой Холдмитайт зуба разнылась так, что
покалывало сердце. Как садист-пианист, неумело терзающий благородный
клавишный инструмент, кто-то неведомый и невидимый мне прохаживался по
всем моим слабым местам, сплетая все боли в адскую гармонию, в которой
эолийской каденцией звучала ноющая зубная боль. Чуял я, что это отливались
мне слёзы Кэса, которому я пустил пулю прямо в сердце.
Какой-то мудрец сказал, что человек победит, но не выживет. В конце концов
когда-нибудь можно будет победить Кэса Чея, хотя бы ценой своей жизни. Но
стремиться победить Вселенную глупо и бессмысленно, да это, как я понимал,
и невозможно.
Я придерживался своей простенькой теории, навеянной мне слабенькой,
отдаленной аналогией на устройство Мироздания, содержавшейся в старой
сказке, которую когда-то читала мне бабушка. Называлась эта сказочка не то
"Городок в табакерке", не то "Теремок в шкатулке". Вообще-то в ней в
завуалированной, сатирической форме показывался механизм тоталитарного, да
и любого другого государства. И в двух словах смысл сказки, как его,
возможно и неверно, понимал я, заключался в том, что разрушив самую
главную, тайную, определяющую самоё суть устройства пружину, мы выведем из
строя, уничтожим весь механизм.
В применении к матушке Вселенной я интерпретировал это так, что нам
никогда не суждено проникнуть в сокровенную тайну её, ибо в момент даже
еще не физического воздействия на потаенную пружину Мироздания, а только
лишь в момент сполоха человеческой мысли, попытавшейся бы на краткий,
неизмеримо малый миг осветить эту тайну, должно неизбежно произойти нечто
вроде всемирного, вселенского короткого замыкания, и мы вместе с так и не
постигнутой нами Вселенной полетим в тартарары или куда там ещё, не знаю.
Для меня здесь было важным то, что я в этом своем дилетантском построении
нашёл, как мне казалось, место человеческому, антропному фактору. Человек,
эти глаза Вселенной, несомненно, никак не пребывал в ней инородным телом,
не был даже подобным всей Вселенной, как утверждал Ибн Гебироль, а - да,
да, чистейшей воды банальность! - являлся частью Вселенной. Но роль его не
виделась мне столь банальной, сколь сама сентенция, затёртая и
заслонившаяся от частного и неуместного употребления. Каким-то
непостижимым образом глаза человека-наблюдателя, его присутствие во
Вселенной замыкали таинственный круг, и этим эфемерным зажимом, стыком,
скрепом держалась вся махина Мироздания.
Получалось, что потаённой пружиной Вселенной являлся сам человек. М-да...
Безусловно, на стыке этого противоречия, из этой логической петли выросла
идея Бога, которого нам никогда не дано увидеть. Это было удобно, но из-за
того, что тайну называли Богом, для меня мало что, вернее, совсем ничего
не прояснялось. Однако идея Бога не столь дурна и противоестественна и она
имеет полное право на существование наряду с материалистическим подходом к
пониманию Мира. Проблема, в зависимости от подхода к ней, поворачивается к
нам то своей идеалистической, то своей материалистической ипостасью. Здесь
проявляется, наверное, нечто вроде принципа дополнительности, известного
из квантовой механики и представляющего собой конкретный случай проявления
диалектической сущности бытия.
Ещё древний философ уверял, что невозможно доказать ни наличие Бога, ни
его отсутствие. А из этого вытекало, опять же по моему ничтожному
разумению, что признание или непризнание нами идеи Бога равным счётом
ничего не меняло для нас. Для нашей практической жизни, ограниченной
ничтожным временем и пространством, не имело значения, создалась ли
окружавшая нас грандиозная картина Мироздания чьей-то целенаправленной
волей или явилась следствием долгого развития самоорганизующейся материи...
Мне, откровенно говоря, очень близка была слегка изменённая другим
мудрецом старая сентенция о будущем человека, в новом варианте звучавшая
так: "Человек и не победит и не выживет". Нелепо ополчаться на
осмелившегося сказать такие слова, упрекая его в крайнем пессимизме. Нас
не должно уязвлять, что мы "не победим". Победы и поражения имеют смысл
лишь в локальном, ограниченном временном и пространственном интервале. В
применении же ко всей Вселенной понятия "победа" и "поражение" обращаются
в фикцию, ибо никто никогда не побеждает в итоге, и никто в конце концов
не терпит поражение. Ведь смешно же говорить о поражении человека, если
умирает сама Вселенная и, следовательно, не выживает человек.
Однако борьба с энтропией, борьба за информацию и энергию, которые только
и способны противостоять энтропии, принимает в этих ограниченных временных
и пространственных интервалах зловещие, жестокие и уродливые формы,
впрочем, кажущиеся таковыми лишь носителям разума, точнее, сознания.
Насколько органично и непринуждённо чувствует себя в этой борьбе, скажем,
терзающий антилопу крокодил, не связанный моралью! А вот даже профессору
Дёрти, хоть и не слабаку, терзать Вселенную и род людской, наверное,
давалось не так легко. Впрочем, кто знает. Да что Дёрти. А сам-то я,
обнаживший ствол в бункере и приведший к полному финишу четверых - нет,
как выяснилось позже, - троих дёртиков?.. Свет в номере я не включал, но
мысли мои постепенно расползались в стороны, как гостиничные тараканы от
света, срывались в темноту, тощали во мраке и, наконец, совсем потерялись
и растворились в нем.
19
Утром мне несколько полегчало и я продолжил свою жизнь с несколько большим
энтузиазмом. Я сдал в прокат взятый там накануне казённый скаф, эту
опостылевшую мне неудобную старую калошу, и навестил свой "шевроле",
оставшийся в доке.
Набрав свой личный код и затем особый шифр на панели спецблока
корабельного Мозга, я принял в руки выданный мне прямоугольничек и спрятал
во внутреннем кармане комбинезона. После этого облачился в удобный скаф из
звездолётного комплекта, имевший потайные карманы для "спиттлера" и
флэйминга, кои я использовал по назначению. Теперь и в комбинезоне под
скафом и в самом скафандре грелось по паре пушек. Прихватив сумку с
"коконами", я покинул ангар в полной уверенности, что уж теперь-то на
настоящего ловца побежит зверь.
Но металловозы не показывались, и так прошло несколько дней.
Спал я после ночных бдений долго, а встав, до вечера болтался по
"платиновому городу", манившему разнообразными развлечениями, которые меня
не очень-то привлекали даже в молодости. Подкупольный рай представлял
таковые в избытке.
Всевозможные массажные кабинеты с очаровательными массажистками; голубые
гостиные с подкаченной и загорелой, готовой на все услуги по полной
программе мужской обслугой; бордели и бардаки с женщинами и мужчинами с
планет всех галактик Местной группы; стриптиз-шоу; вотчинги для
вуайеристов и вуайеристок, примыкающие к бордельным номерам; комнаты для
наблюдения за самими вуайеристами; порновидеокиносалоны; залы
интенсивного, интервального, группового и кругового секса; лесботерии;
дансинги для эксгибиционистов и эксгибиционисток; секс-тиры; спецзоопарки
для зоофиликов; лежбища для курителей опиума и гашиша; болтунарии, где вас
развлекали беседой; дегустационные центры; гурманоиды для смакователей и
обжор; рюмочные и распивочные; винарни и корчмы; бары и рестораны;
траттории и пиццерии; таверны и кабачки; дешевые театрики и театры;
дискотеки и музыкальные салоны; кинозалы; гладиаторные площадки;
спортивные залы и манежи; весь набор мыслимых и немыслимых аттракционов;
бассейны и сауны; игротеки, игорные дома и казино и так далее и так далее
и так далее. Лишь ипподром отсутствовал на "Платинум сити".
В самом отеле "Сэвой Траффл", где я сам не знаю зачем остановился,
променяв звездолётные удобства на стандартный номер, в высотном ресторане
с экзотическим названием "Клоуд Найн" выступали в стриптиз-шоу длинноногие
выпускницы "Колледжа Розовой Кошечки", так что вообще говоря не
обязательно было идти или ехать на электромобиле в центр или на другой
конец города в поисках сомнительных удовольствий. Стриптиз меня не
интересовал, но на четвертый или пятый день своего пребывания на "Платинум
сити" я поднялся в ресторан, чтобы хорошенько пообедать. После кофе прямо
из-за стола прошёл на сообщавшуюся с рестораном обзорную галерею,
тянувшуюся по всему периметру грибообразной шляпки, венчавшей толстую
ножку башни отеля. Достав из сумки бинокль, я любовался панорамой
раскинувшегося под куполом межгалактического муравейника. Левее и
несколько впереди меня возвышалась башня отеля "Космополитэн" и,
разумеется, я не мог не повернуть бинокль в ту сторону, а потом и в
сторону причальных платформ, находившихся за куполом прямо напротив него.
И вдруг в окулярах промелькнул контур звездолёта с характерной формой
грузового отсека. Я медленно вернул бинокль назад и через несколько секунд
поймал приближавшийся к комплексу на самом малом ходу корабль. Томительно
медленно вырастал его силуэт, пока огромная туша грузовика не заполнила
собой все поле зрения.
Я отнял бинокль от глаз. Звездолёт, описывая широкую дугу, совершал заход
на посадку. Теперь и без бинокля хорошо разлилась марка корабля.
Несомненно, это был "харвесгер", и он намеревался ошвартоваться как раз
там, где я и предполагал - напротив отеля "Космополитэн".
Сдерживаясь, чтобы не перейти на трусцу, я покинул галерею, пересёк
начинавший постепенно заполняться ресторан и спустился в лифте на свой
этаж. Я пребывал все эти дни в полной готовности, снимая снаряжение только
на ночь и поэтому, попав в номер, лишь быстро натянул скаф, приторочил
пару сумок, среди них одну с "коконами", и снова выскочил в коридор.
Немного вверх на лифте - и я оказался на транспортном этаже. Здесь толстую
грибовидную ножку здания отеля пересекла насквозь лента дороги, одним
концом уходившая к центру "Платинум сити", а другим сбегавшая, петляя, до
уровня диска-платформы и кончавшаяся сбоку от цилиндрического основания
отеля "Космополитэн". Я сел в крохотный электромобильчик и, бросив монету,
заскользил вниз.
Достигнув плоскости диска-платформы, я занял ставшую уже привычной позицию
у прозрачной стены, недалеко от ближайшего к отелю "Космополитэн" шлюза.
"Харвестер" уже припарковался - припарковался точно на том же месте, на
котором он стоял, когда подловили меня. Без всякого бинокля я прочитал
огромные белые буквы на крутом боку грузового отсека: "Металлы". По
сочетанию включенных сигнальных огней определил, что двигатель звездолёта
оставался незаглушенным. Значит, пилот еще не покидал корабля, хотя я мог
ошибаться, делая такой вывод. Но вот сменилась комбинация огней, и я
понял, что двигатель перестал работать. Как выброшенная на дальний берег
огромная рыба, звездолёт заснул на мели межгалактического атолла.
Еще несколько минут прошло, прежде чем открылся люк, и вышедший из
"харвестера" пилот неторопливо зашагал к шлюзу - вратам в подкупольный
рай. Я проследил за ним до того самого момента, когда он скрылся за
дверями бара отеля "Космополитэн". Теперь он никуда не денется от меня,
зафиксированный в моей памяти намертво.
Разгоняя себя, чтобы побыстрее придти в рабочий ритм, я отшлюзовался и
вышел на открытый космос, на площадку.
Нельзя сказать, что на "Платинум сити" народ толпился и теснился, как в
воскресный день в церкви, но и безлюдным он отнюдь не выглядел. От людей,
человекоподобных и нелюдей уединяться здесь не представлялось возможным
из-за ограниченных размером звёздного острова. Для осуществления моих
планов эта срединная, промежуточная ситуация подходила как нельзя лучше. С
одной стороны моё присутствие на платформе среди других людей не
привлекало ко мне чьего-нибудь внимания, а с другой стороны
немногочисленность их развязала мне руки.
Я терпеливо ждал, заняв позицию рядом с "харвестером", в одной из мёртвых
зон, где меня не могли достать звездолётные визиры, передававшие
изображение на экраны. Эти зоны у большинства стандартных машин я знал
назубок и сейчас на всякий случай воспользовался этим знанием: внутри
корабля могли оставаться люди.
На питерхэдском берегу
В засаде Мак-Дугал.
Шесть дюймов стали в грудь врагу
Отмерит мой кинжал.
Почти полчаса провёл я на платформе и, наконец, дождался пилота.
Он вышел из "врат рая" и уверенно направился к "харвестеру", и в то же
время я начал медленное движение ему навстречу, предоставив ему первому
поравняться с люком звездолёта. Пилот подошел к кораблю и стал ковыряться
у люка с ключами и кодом, а я продолжал движение и в тот момент, когда он
распахнул дверцу, я, как и рассчитал, оказался напротив люка и, совершив
стремительный и почти неуловимый и незаметный со стороны бросок, буквально
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг