- Что это за штука, Саша?
- Что! Что! Не твоего ума дело. Как ты вошел"!
Он постепенно успокоился и аккуратно уложил очки в шкатулку. Сережа
недоуменно глядел на его худую спину с острыми лопатками и тонкие голые
ноги.
Чего он так разволновался? Что-то здесь неладно...
- Дверь не заперта, вот я и вошел.
- У этой пьяной дурехи все нараспашку. И душа, и двери, - сердито
сказал Саша. Он забрался под одеяло и сурово посмотрел на Сережу. Потом
улыбнулся.
- Садись. Не обижайся, что я так... Ты меня напугал. Эта штука
опасная... Что делал?
- С Юркой ходил на вокзал пиво пить... Как здоровье?
- Да ничего. Как обычно. Думал, будет хуже, но сразу после укола
очухался и отпросился домой. Не люблю больницу. Что нового в школе?
- Ничего особенного. Алексей Иванович велел узнать, что с тобой...
Они перекинулись еще несколькими фразами, но разговор явно не клеился.
Сережа через силу выдавливал из себя слова. Саша внимательно посмотрел на
него. Сережа хорошо знал этот взгляд. Еще тогда, в первый раз, он поразил
Сережу своей неподвижной безучастностью к внешнему миру. Только позже
Сережа понял, что поверхностное равнодушие скрывало крайнюю уязвимость.
- Слишком много хочешь знать, дружище, - сказал Саша.
И Сережа вспомнил, что в первый же день Саша подошел к нему и сказал
что-то очень похожее. Он сказал: "Хочешь поговорить со мной, дружище?" И
Сережа ответил тогда так же, как и сейчас.
- Да, хочу.
Саша улыбнулся и, заложив руки под голову, сказал:
- Притащи-ка из кухни чайник и чашку для себя.
Сережа прихлебывал холодный чай из кружки с обломанным краем, Саша пил
из помутневшего от времени граненого стакана.
Сереже показалось, что он не хочет рассказывать.
Но когда они покончили с чаем, Саша подобрал колени, уставился на
лиловое пятно обоев и вдруг рассмеялся.
- Ты знаешь, с этой штукой, которую ты только что держал в руках, у
меня связано очень многое... Если все рассказать...
Он снова замолк.
- Я об этом ни с кем не говорил. Почти ни с кем. Один раз пытался, но
мне не поверили, и я с тех пор - ни-ко-му. Ни слова. А хочется... Только
смотри - молчание. Даже Юрке. Понимаешь?
- Ну?! - сказал Сережа.
- Да, молчать ты умеешь. Я знаю, что ты умеешь молчать. А я вот не
умею. Мне бы и сейчас помолчать... ну да все равно. Расскажу-ка я тебе
одну сказочку...
- Сказку я тебе сам расскажу, - сердито сказал Сережа.
- Это будет очень страшная сказка, - улыбнулся Саша.
- Мы сегодня с Юркой повешенного бандеровца видели.
- Э-э, - махнул рукой Саша, - я видел сотни повешенных.
- Юрка в первый раз увидел.
- Юрка хороший парень, - сказал Саша, - но ему еще до многого придется
доходить. Ну ладно. Так хочешь слушать сказку-быль?
- Сам знаешь, что хочу. Чего спрашивать?
Саша опять улыбнулся, совсем как мудрый старик.
- Время. Что есть время? По метрике я старше тебя на три года. А
по-настоящему - на тридцать три. Ну так вот...
Лицо его стало серьезным и печальным. Сереже вдруг вспомнилась
фотография внутри шкатулки.
- Дело было так. В одной каменоломне, где работали заключенные
концлагеря, упал человек.
- Разве в Освенциме были каменоломни? - удивился Сережа. - Я читал,
что...
- Кто тебе сказал, что это было в Освенциме? В великой Германии было
много разных хороших мест, куда могли упрятать неарийцев. Итак, человек
упал. Упал и скатился по склону. Так бывает, когда человек слаб, как
ребенок, когда его часто бьют и он живет в напряженном ожидании смерти.
Когда он уже почти потерял все человеческое, он фактически труп, который
едва способен переставлять ноги, а его принуждают делать работу большого
крепкого здорового мужчины. Кстати, большинство входящих в газовые камеры
были именно такие, потерявшие человеческий облик полутрупы-полулюди. Для
многих смерть стала избавлением от страданий. Ну ладно... Человек упал, и
капо не забил его до смерти, и начальник команды не заметил, и часовой не
выстрелил. Человек получил возможность пролежать несколько минут на куче
щебня, в углублении скалы, скрытый от лучей палящего солнца. Потом он мне
рассказывал, что, открыв глаза, сразу увидел это.
- Что это?..
Саша посмотрел на него.
- Не перебивай. Я рассказываю сказку-быль. Догадывайся сам. Сходи-ка на
кухню. Еще чайку хочется.
Сережа быстро поставил чайник и вернулся. Саша продолжал свой рассказ.
- Оно ослепило его. Ему показалось, что он смотрит на солнце. В
действительности он лежал, уткнувшись носом в черный блестящий кусок
породы. Человек ощупал его и отодвинул от себя, перевернулся на бок и
снова посмотрел. Теперь оно не ослепляло его. Порода эта выглядела, как
антрацит. Холодный металлический блеск, тонкая радужная пленка, сложная
паутина поверхностных трещин. И в то же время она походила на друзу плотно
сросшихся кристаллов, на их гранях сверкало солнце, далекое безжалостное
солнце сорок четвертого года... Человек рассматривал неведомый минерал и
ждал, когда прозвучит выстрел. Впрочем, он знал, что не услышит, как
прозвучит смертный выстрел.
Но выстрела не было, и человек встал. Он подтянул ноги, опираясь на
локти, приподнялся. А потом и выпрямился во весь рост, как и подобает
человеку. И, пошатываясь, пополз вверх, туда, где его ждала смерть.
А вечером, когда рабочая команда вернулась в свои бараки и после
проверки разошлась по блокам, человек обнаружил, что нашел удивительный
минерал. Он сразу понял это. Человек этот был геолог, и не существовало
для него немых камней. Каждый камень сверкал и звучал для него по-своему.
Он умел различать немую музыку камня. Но мелодия черных кристаллов была
ему незнакома. Он услышал сильные красивые звуки, он услышал большую, как
мир, музыку, но инструментовка ее была ему непонятна. Голод, страх смерти,
болезни и надругательства не убили в нем желания знать, Желание знать в
нем было всегда не меньше желания жить. Он и жил для того, чтобы знать.
Человек нашел себе игрушку, и она согревала его душу, как греет душу
мальчишки выигранный в расшибалочку пятак. В долгие безрадостные вечера и
ночи, лежа на голых неструганых нарах, человек ощупывал минерал руками и
вспоминал... Он вспоминал те сотни и тысячи образцов, которые когда-то
ощупывали его пальцы. Тупая тоска и безысходное отчаяние отступали под
натиском воспоминаний, разгорался тусклый огонек надежды и веры... Минерал
расслоился на несколько пластинок, и однажды человек заметил странное
явление. Минерал начинал светиться, если его приближали к глазам! Накрыв
глаза пластинками, человек лежал в темноте, где ворочались, кашляли,
хрипели и умирали люди, а перед его глазами сверкал ослепительный
солнечный свет. Просто свет в его чистом виде, свет и больше ничего, но и
это было чудо!
Еще одно удивительное свойство черного минерала обнаружил человек. Он
светился только в темноте или в тени, на ярком солнце свечение меркло, и
человек видел окружавший его печальный мир, как в темном стекле.
Человек не разгадал тайны черных пластинок. Он решил их использовать.
От яркого летнего солнца, от страшной известковой пыли каменоломен у
заключенных гноились глаза, они слепли и попадали в газовую камеру.
Человек сделал себе очки и надел их. К нему подошел капо и остановился
напротив него, закрыв собой солнце. У этого убийцы была увесистая дубинка,
которой он заколотил насмерть не одного заключенного. Человек стоял и ждал
удара. Возможно, последнего удара. И тогда к нему в сердце хлынула лютая
ненависть. Ненависть к палачам, истязателям детей и старцев. Ненависть ко
всему, что обозначалось словом фашист. Ненависть ко всем тем, о ком знал,
читал и чьи портреты видел в газетах и журналах. Человека душила
ненависть. Она была стопроцентная, чистая, освобожденная от
нерешительности или колебаний.
Но человек стоял неподвижно и ждал удара. Он не мог даже пошевелиться и
уж, конечно, не мог нанести смертельного удара своему истязателю. Ярость
бушевала только в его голове и сердце.
Сквозь черные пластины, как через толщу океанской воды, он видел темную
фигуру капо. Рука с палкой взлетела вверх... сейчас! смерть! Но неожиданно
удар получился слабый, нерешительный. Очки слетели с носа, упали на
камень, от них откололся кусочек, это и теперь заметно... а человек
остался стоять. Зато капо схватился за грудь, задохнулся и выронил палку.
Несколько секунд этот зверь, эта горилла, тряс головой, словно избавляясь
от навязчивого кошмара, потом повернулся и, пошатываясь, поплелся прочь.
А на другой день человек узнал, что капо умер. Конечно, этот капо был
маловажной фигурой в блоке, он мог умереть от чего угодно и как угодно,
но, когда за несколько часов скончался и штурмфюрер войск СС Отто Шромм,
человек задумался. Дело в том, что человек и на Отто Шромма посмотрел
сквозь черные очки. Штурмфюрер выходил из блока, и человек увидел его
жирный затылок в нескольких шагах от себя. Секунды ненависти было
достаточно, чтобы, охнув, эсэсовец схватился за затылок и застыл как
вкопанный. Сопровождавший Шромма холуй отволок эсэсовца в штаб. К вечеру
штурмфюрер испустил дух. Сдох.
Тогда человек понял, что у него есть оружие. Он мог убивать ненавистью.
Ненавистью, которая стала целью и смыслом его существования...
Саша откинулся на подушку и вяло улыбнулся:
- Ну, как сказочка?
- Жаль, что это только сказочка, - тихо сказал Сережа. - Что же дальше?
- Да, жаль. Человек, то есть... впрочем, пусть будет человек. Человек
начал мстить. Не было для эсэсовцев страшнее лагеря, чем тот, где
находился этот человек. Фашисты умирали от мгновенного кровоизлияния в
мозг, паралича, менингита. К сожалению, это не могло долго продолжаться.
Очки действовали на близком расстоянии, и для каждого "выстрела" человеку
приходилось неимоверно напрягаться. Его силы были на исходе, он
чувствовал, что малейшая неосторожность выдаст его и погубит чудесную
находку. На выручку пришел случай, и человеку удалось связаться с
подпольной группой сопротивления, действовавшей в лагере. Одним словом, с
помощью черных очков семь человек бежали и скрылись а предгорьях Карпат.
Среди них был и этот человек.
- А как очки оказались у тебя?
- Очень просто. Мой отец был один из семерых беглецов.
- И что же дальше? - нетерпеливо спросил Сережа.
Саша молчал, на бледное лицо легли голубые тени. Оно казалось
прозрачным и чистым, как фарфоровое.
- Я очень устал, Сережа, доскажу в другой раз, - он закрыл глаза.
Сережа осторожно встал. Что ж, надо уходить. Больняга этот Сашка...
Какой у него жалкий, несчастный вид. Сережа покачал головой и выскользнул
из комнаты.
На улице он вдохнул чистого весеннего воздуха. А что если у Сашки и
впрямь те очки, которые убивали фашистов? Было бы здорово...
Этот Карлов замок так похож на замок, как я на средневекового рыцаря.
Сережа стоял на валу и смотрел вниз. Перед ним лежало болотистое поле,
поросшее молодой травой. По ту сторону луга тянулась развалившаяся
каменная ограда. За оградой - сад и двухэтажный старый домик. "Замком" его
прозвали за островерхую черепичную крышу, увенчанную тонким высоким
шпилем.
Сережа видел стеклянную веранду, выходящую в сад. Окна заколочены
фанерой. Между деревьями бродили куры с выводками цыплят.
Над оградой появилась Юркина голова. Он замахал рукой: давай, дескать,
живее сюда. Сережа неохотно спустился с вала и направился к замку. Под
ногами жадно чавкала мокрая трава.
Глупости все это. Просто игра в сыщиков. Юрка любит такую чепуху.
Ничего не получится. Попадемся... И пистолета нет. Юркин отец нашел его в
тайнике и забрал, Юрке влетело.
- Давай, - зашептал Юрка. Он был возбужден, глаза горели. - Хозяев нет,
на рынок уехали. Сегодня воскресенье. А Генчик на конференции учителей,
раньше вечера не придет.
Сережа перелез через забор и спрыгнул в сад. Земля липкая, как тесто.
Сделав несколько шагов, он остановился.
- Слушай, Юр, может не стоит, а?
- Брось ты! Мы ж только посмотрим и сразу уйдем.
- Так ведь двери заперты.
- Э! На веранде все доски болтаются, я уже одну оторвал. А с веранды
дверь ведет в комнаты нашего Ярослава. Мы только посмотрим, что у него
там, и сразу уйдем, ей-ей, ты не волнуйся.
Они с трудом протиснулись в щель и оказались на веранде, заставленной
грудой пустых банок и битыми горшками. Садовая земля была насыпана прямо
на дощатый пол.
- Хе, не очень-то хозяйновитый наш преподобный пан профессор, -
насмешливо сказал Юрка, озираясь по сторонам.
- А что ему? Это дело хозяев уборкой заниматься. Смотри, какой смешной
цветок!
Сережа показал на ярко-красный, очевидно, недавно распустившийся цветок
с одним непомерно большим лепестком. Остальные три почему-то не успели
развиться. Вырванный с корнем цветок валялся в углу, его выдавал только
яркий цвет.
- А вон какая уродина! - Юра показал на толстый ствол без листьев,
торчавший из старого горшка. Голубые и розовые прожилки напоминали рисунок
кровеносной системы из атласа анатомии.
- А вот какой!
- И здесь тоже...
Мальчики осмотрелись и поняли, что это не простая свалка.
- Больные растения. Наверное, хозяева... - предположил Юрка.
Выходившая из комнат дверь вдруг скрипнула и стала отворяться. Мальчики
застыли. От страха Сережа даже вспотел.
Влипли! В дырку двоим не пролезть, дверь в сад на замке.
Юрка, с серым лицом, независимо заложил руки за спину. Сережа шмыгнул
носом. Стояла глубокая тишина, только поскрипывала медленно открывающаяся
дверь.
Из нее вышел кот. Мальчики дружно вздохнули. Кот был страшен на вид. С
чудовищно раздутой головой, облезлой шерстью, затекшими глазами. Он поднял
голову и жалобно мяукнул.
Юрка оттолкнул его ногой и просунул голову в щель. Затем, осмелев,
вошел. Сережа послушно двинулся следом.
Комната чем-то походила на веранду. Заставленная невообразимой
рухлядью, она напоминала мебельный склад, где хранят вещи, обреченные на
сожжение. Лестница в углу прихожей вела на второй этаж. Под лестницей
стоял массивный кованый сундук.
Из прихожей раскрытые стеклянные двери вели в гостиную. Виднелся лишь
край стола, покрытого темно-красной бархатной скатертью, и старенький
диван с бугристым сиденьем.
Мальчики переглянулись. Затаив дыхание, Сережа сделал шаг вперед. Он
так и не понял, что произошло. Очевидно, он за что-то зацепился и предмет
с грохотом покатился на пол.
В гостиной раздались шаркающие шаги.
- Кто здесь?
Как гром оглушил оцепеневших мальчиков. Шаги приближались. Сережа
бросился к лестнице. Сзади раздавалось прерывистое Юркино дыхание. Они
вознеслись на второй этаж, как духи, гонимые петушиным криком.
Внизу голос сказал несколько слов по-польски. Послышалось мяуканье,
затем грубая брань по-русски. Дверь на веранду хлопнула, щелкнул засов.
Человек внизу прошаркал, что-то бормоча, и все стихло.
Мальчики огляделись. Комната на втором этаже походила и на лабораторию
и на кабинет. Здесь было много книг, некоторые валялись прямо на полу.
Большой письменный стол загроможден приборами. Перед письменным столом
огромное венецианское окно, за ним сад, зеленый луг и вал, приведший их к
Карлову замку.
- Что делать? - прошептал Сережа.
- Тсс, - Юра прижал палец к губам. Они стояли, боясь пошевелиться,
взволнованные, сознавая, что попали в скверную историю. Они забрались в
чужой дом, как воришки, и каждую минуту их могли поймать.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг