чудовищно, но десятки умных, хороших людей не могли справиться с
двумя-тремя склочниками и интриганами. И все потому, что в одиночку.
Урманцев не замечал, что тоже собирается воевать в одиночку.
Позиции директора, парторга, членов Ученого совет" были ему совершенно
неясны. Поэтому он готовился к худшему. Встретив в коридоре директора, он
кивнул и хотел пройти мимо, но тот задержал его.
- Значит, Ивану Фомичу лабораторию поручим? Как полагаете, Валентин
Алексеевич? - спросил директор.
"Вот оно, - подумал Урманцев. - Начинается". И ответил медленно, спокойно,
почти не разжимая крепко стиснутых зубов:
- Это ваше право. У меня же свой взгляд.
- Какой, интересно?
- Диаметрально противоположный. И я его буду отстаивать везде...
- Хорошо, что вы такой упорный. Только не худо бы и меня для начала
ознакомить с особым мнением.
- Мое мнение разделяет почти весь коллектив лаборатории.
- Простите меня, Валентин, я ведь вас еще студентом помню, но вы сильно
поглупели. Расскажите мне сначала, в чем дело... А вообще, мне кажется,
что вы ломитесь в открытую дверь. Ну да ладно!... Заходите в кабинет, там
поговорим. Для этого, собственно, и собираемся сегодня.
Директор открыл кожаную дверь, пропуская Урманцева вперед. Почти все члены
Ученого совета были в сборе. Рядом с Иваном Фомичом стоял свободный стул.
Иван Фомич улыбнулся, приветливо кивнул и указал на свободное место.
Урманцев холодно поклонился и деревянной походкой прошел к Ивану Фомичу.
Он проклинал свою интеллигентность. Пройти бы мимо и сесть на другой стул.
Но теперь ничего не поделаешь. Он был готов к самому худшему. Короткий
разговор с директором только укрепил его в этом ожидании.
Иван Фомич тоже готовился к борьбе. В отличие от Урманцева, он
недооценивал противостоящие ему силы. Он вообще не знал своего противника.
Им мог стать всякий, посягнувший хоть на частицу того, что Иван Фомич
считал своим. Но сегодня он таких посягательств не ждал. Урманцева он
недолюбливал, как недолюбливал и остальных своих коллег, однако не думал,
что встретит с его стороны особое противодействие.
С того дня, как умер Орт, Иван Фомич считал себя хозяином лаборатории и
единственным наследником ее всемирной славы. Все это время он чувствовал
себя прекрасно, испытывая незнакомое до сих пор ощущение безопасности и
уверенности. Он открыто именовал себя продолжателем дела Орта и с
удовлетворением видел, что и другие постепенно свыкаются с этой мыслью.
Ничего неестественного в такой ситуации он не видел.
Он искренне не считал себя виноватым в смерти Орта. Да он никогда и не
желал ему смерти. И это была правда, как правда то, что никто не хотел,
чтобы Евгений Осипович умер. И ни на кого в отдельности нельзя возложить
вину за эту смерть. Каждое событие этой трагической цепи было случайным,
однако (по прошествии нескольких месяцев это стало понятно многим) все
вместе они слагались в целенаправленный процесс, который и привел Евгения
Осиповича к смерти. Но жизнь всегда ведет к смерти.
Сейчас, в кабинете директора, Ивана Фомича волновал только один вопрос:
кого назначат заведующим лабораторией.
Чтобы застраховать себя от неожиданностей, он провел ряд неофициальных
бесед и наметил несколько кандидатур на эту должность. Все это были люди,
с которыми, по его мнению, можно было ужиться. Правда, он не знал, как
каждый из них поведет себя в роли начальника. Подобная метаморфоза порой
существенно меняет взаимоотношения. Но во всяком деле неизбежен риск, и
Иван Фомич не мог пустить такое дело на самотек.
Прищурившись в традиционной улыбке, он зорко оглядел членов Ученого
совета, пытаясь проникнуть в их мысли.
- Прошу твердо запомнить одно! - директор приштамповал увесистую ладонь к
зеленому сукну. - Не только начатые, но и задуманные Евгением Осиповичем
работы будут продолжаться. Это вопрос решенный. Но... жизнь, товарищи,
тоже продолжается, и лаборатория не может больше оставаться без
руководства...
Урманцев внутренне вздрогнул и насторожился. Иван Фомич покраснел.
- Собственно, она и не оставалась без руководителя, Алексей Александрович,
- улыбаясь, произнесла Елена Николаевна, с которой у Ивана Фомича накануне
состоялся конфиденциальный разговор.
- Что вы имеете в виду? - спросил директор, приподняв насупленные мохнатые
брови.
- Ну как же? - она обвела улыбкой присутствующих. - А профессор Пафнюков?
Он еще при жизни Евгения Осиповича числился его заместителем.
- Значит, так! - директор нагнул голову. - Лаборатория не может больше
оставаться без руководителя. Это не простой вопрос, товарищи... Школа Орта
должна жить. Здесь нужен человек, которому близки идеи Евгения Осиповича.
Я уже не говорю о прочих качествах, они сами собой подразумеваются...
Какие будут соображения? - он распрямился и откинулся в кресле.
- Выдвигать нужно кого-нибудь из наших? - спросил один из членов Ученого
совета.
- Конечно! - воскликнула Елена Николаевна. - Зачем мы будем приглашать
варягов.
- Можно и варягов, - сказал директор.
Сердце Ивана Фомича дернулось вниз.
- Хотя и не обязательно, - директор принялся рисовать в блокноте чертиков.
Иван Фомич облегченно перевел дух.
- Ну, тогда, я думаю, вопрос ясен... - начала было Елена Николаевна.
- Извините меня, - прервал ее директор. - Я полагаю, мы сначала заслушаем
мнение Ивана Фомича. Елена Николаевна права, что он наиболее...
компетентен в данном вопросе... И его опыт будет для нас очень полезен, -
он обернулся к Пафнюкову. - Я не решаюсь возложить на вас, Иван Фомич, это
бремя. Я понимаю, как вы заняты... Да и здоровье вам, наверное, не
позволит. В общем, зная, что вы все равно не согласитесь взять лабораторию
на себя; я очень прошу помочь нам в подборе подходящей кандидатуры.
Среди мертвой настороженной тишины Иван Фомич почувствовал, что лоб у него
стал холодным и мокрым. Им овладело расслабленное спокойствие
безнадежности.
- Благодарю, Алексей Александрович, - он облизнул губы, - за... заботу. Вы
очень хорошо поняли и вошли в мое положение... Я ведь действительно стал
здорово прихварывать... Что же касается заведующего лабораторией, то, мне
думается, Глеб Владимирович мог бы...
- Это какой Глеб Владимирович, - перебил Урманцев, - из электрофизического
института?
- Да. Владимцов.
- Ну что ж, очень знающий человек! - в голосе Урманцева звучало глубокое
удовлетворение. - Правда, в пятьдесят седьмом году в этот институт
вернулись некоторые люди, и Владимцову почему-то никто теперь не подает
руки.
Иван Фомич сидел с застывшей, как маска, улыбкой.
- Кто еще хочет высказаться по данному вопросу? - спросил директор.
- Трудно найти замену Евгению Осиповичу... - прервал наступившую тишину
ученый секретарь.
- Евгению Осиповичу найти замену невозможно, - сухо отрезал директор. -
Речь идет только о назначении нового руководителя лаборатории... Но я
вижу, вопрос не подготовлен. Отложим до следующего раза. Временно
исполняющим обязанности зав. лабораторией я назначаю Валентина Алексеевича
Урманцева... Вы не возражаете, Валентин Алексеевич?
- Не возражаю. Уж лучше я...
- Включите в приказ! - перебил его директор, обращаясь к ученому
секретарю... - Что у нас дальше?
- Вопрос об аспирантуре на будущий год, - сказал ученый секретарь.
- Давайте тоже перенесем на другой раз... Что еще? Все? Валентин
Алексеевич, попрошу вас немного задержаться.
Члены ученого совета поднялись. Сидеть остался только Урманцев. Директор
стоя ждал, пока все уйдут.
Секретарша внесла поднос с чаем. Директор подвинул стакан и розеточку с
сахаром к Урманцеву.
- В лаборатории нездоровая атмосфера, Валентин Алексеевич, - директор
давил ложечкой подтаявшие кусочки сахара. - Не в вашей и не в моей власти
убирать людей, которые нам не нравятся, и назначать более симпатичных. Тем
паче, когда это касается работников высшей квалификации... Да и
объективных данных к этому нет. Всем вам придется еще долгие годы работать
вместе. И отношения должны быть соответствующие. В общем, на работе это не
должно отражаться. Вы согласны?
- Не во всем.
- В чем именно?
- Есть процессы, за которые я и другие работники не можем брать на себя
ответственность. Короче говоря, не все исходит от нас.
- У вас хороший работящий коллектив, Валентин Алексеевич. Это большая
сила. И там, где надо, можно так дать по рукам, что... Но нужны факты.
Факты! А всякой закулисной лирике противопоставьте коллектив. Если стадо
хорошее, то и паршивая овца будет вести себя хорошо. Ясно?
- Ясно. Только...
- Что?
- Это уже, как говорится, из другой оперы. Нужен генеральный эксперимент,
Алексей Александрович.
- Считаете, пора выносить в космос?
- Пора.
- Ну что же, попытаюсь провентилировать это в координационном совете... Уж
больно много всяких заявок! А спутник - дело дорогое.
- Биофизики ведь добились? И другие институты тоже...
- Ну, ладно! Попробуем. Может, и я чего-нибудь добьюсь. Пишите докладную.
- Вам?
- Нет. Прямо председателю координационнного комитета космических
исследований.
- Минуя вас?
- Они мне не начальство. Можете и минуя меня! - улыбнулся директор. -
Хитрый вы парень, Урманцев! Молодой, а хитрый.
- Вас тоже бог не обидел, Алексей Александрович.
- Ну ладно, ладно... - проворчал директор. - Да, постойте... Читал вашу
статью. Там все правильно? Действительно, чувствительность 10-40?
- Подтверждено экспериментом. Интерференция появляется за порядок до этой
величины.
- Значит, в космос хотите?
- Хочу.
- Ну, добро! Значит, мы договорились. В координационном комитете я это
дело провентилирую, а вы обещаете мне примирить разбушевавшиеся страсти в
лаборатории. Так?
- Никаких особых страстей-то и нет, Алексей Александрович, если бы Иван
Фомич...
- Не объясняйте, я все знаю. Не хочу больше слышать про вашу лабораторию!
Что, у меня других дел нет? И докладные записки от Пафнюкова мне не нужны.
- Так я же...
Но директор опять прервал:
- Вы теперь руководитель лаборатории. Пафнюков ваш подчиненный. За его
художества спросится с вас. А уж как вы будете его утихомиривать, - ваше
дело. Только чтоб я больше ничего о вас не слышал!.. Кроме хорошего,
разумеется.
- Понятно, Алексей Александрович. Я вам больше не нужен?
- Располагайте собой, Валентин Алексеевич.
Урманцев, миновав двойную дверь, прошел через секретариат в коридор. Он
был зол, но доволен.
13
- Нет смысла быть плохим человеком, если это не доставляет никакого
удовольствия,- сказал однажды себе Мильч.
Никто не возразил против мудрой сентенции - в комнате никого не было.
- То же самое можно сказать о хорошем человеке, - изрек Мильч, и снова
никто не отозвался. Тогда он ответил сам:
- В наше время хорошим быть легче, а плохим - интереснее.
Период душевного кризиса и тактических сомнений миновал. Зима тревоги
нашей позади. Мы не станем повторять ошибки великого комбинатора, наш путь
будет верен, как некрасивая жена, и прямолинеен, как мышление ортодокса.
Дорога открыта к успехам...
За последнее время рокфеллеровская деятельность потеряла для Мильча всякий
смысл. Хранить и сбывать продукцию он не мог - слишком рискованно. Нужно
было искать другие пути...
И он нашел.
Сначала разыскал Подольского.
Это был самый подходящий объект. Эрудит-одиночка, у которого не было почти
никаких знакомых в административных кругах института вакуума. Разглашения
тайны здесь как будто ожидать не приходилось. Михаил сидел перед кипой
схем и чертежей и устало смотрел на какой-то график с апериодическими
кривыми. На бледном лице его явственно проступало тщательно скрываемое,
отчаяние.
- Электрокардиограмма? Биотоки мозга? - осведомился Роберт, указывая на
график.
- Не дури, Роби, садись, - изображая улыбку, приветствовал его Михаил. -
Как проблема радости?
- Проблема решена и получила практическое воплощение. А ты что не весел?
- Да так...
Что он мог ответить? Дело шло из рук вон плохо. Подольский чувствовал себя
последней бездарностью. Если бы Евгений Осипович был Жив! Да, но тогда
несдобровать бы ему, Михаилу Подольскому. Все бы увидели, какая он
бездарность. За это время он не сдвинулся ни на шаг. Проблема буксовала,
как грузовик в весеннюю распутицу. Валентин Алексеевич, конечно, славный
мужик, он поддерживает и помогает, но это же не его проблема, а сейчас он
завлаб и у него столько забот... Дай бог, раз в неделю переговоришь, да и
то на ходу, где-нибудь в коридоре. Ах, если б Евгений Осипович видел, как
он завяз, безнадежно завяз в поисках решения, которое, может быть,
находится где-то рядом...
- Сон наяву? Приятные галлюцинации? Нирвана? - вежливо спросил Мильч.
Если не обманывать ученых, кого ж тогда обманывать в наши дни? Впрочем,
современный ученый сам кого хошь надует. Но в Подольском что-то есть от
ископаемого вида так называемых чистых ученых. Чистота их помыслов
гармонирует с грязью на воротничке и нечесаной шевелюрой. Обязательно ли
сосуществование моральной чистоты и натуральной безалаберности?
- Я пришел тебя пригласить, - торжественно начал Мильч. Михаил удивленно
поднял голову.
- Ты женишься?
- Там, где прошла женщина, мне делать нечего, - брякнул Роберт.
Михаил подозрительно посмотрел на него.
- Ну, выкладывай, зачем пришел?
- Понимаешь, это надо посмотреть своими глазами, - протянул Мильч, - так
на словах трудно объяснить, да... и я сам толком не знаю, как это...
Он рассудил, что глупо держать Рог на складе, рискуя ежеминутно быть
накрытым. Он перекрасил его в черный цвет, покрыл лаком, отхромировал
рукоятки, вставил в него потенциометр и под видом старого хроматографа
перетащил в основное лабораторное помещение - в ту комнату, где работала
Епашкина. Ольга Ивановна пыталась было протестовать, но Роберт шуточками и
улыбочками успокаивал ее.
Вначале это было нелегко. Но когда Мильч обнаружил у Епашкиной одну
маленькую слабость, он безжалостно ею воспользовался. "Наши слабости - это
ступеньки прогресса", - говорил он, закупая в букинистических магазинах
дорогие издания дореволюционных поэтов "Ваши слабости - наша сила", -
думал Мильч, перепродавая за бесценок Ольге Ивановне тонкие книжицы с
ломкими страницами. И Епашкина сдалась. Она позволила Роберту укрепиться в
ее помещении под сладкоголосый лепет Северянина и буйные возгласы Андрея
Белого.
...Подольский окинул взглядом комнату.
- А где Ольга Ивановна?
- Изволили отбыть в командировку, - улыбаясь ответствовал Мильч, - где и
пребудут до конца месяца.
- А-а.
Мильч посмотрел на него и вздохнул. Ну, ладно, решился, стало быть
решился. Новый путь есть новый путь. Как правило, он хуже старого. Ну, да
ладно...
- Шутки в сторону! Перед тобой, Миша, чудо.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг