Я поднялся и стал переодеваться.
- Ого, - сказала Кэт, - пластинки почернели. Это что?
- Немного обуглились, - объяснил я, - огнедлаки шутить не любят.
Видал-миндал. Впрочем, тверже станут.
- Будем надеяться, - вздохнула Кэт.
Я вышел в коридор.
Мне очень хотелось дать по морде Георгию Алоисовичу, но я сам себя
успокаивал, мол, с кем не бывает.
Из кухни вышла Глафира. Как обычно, на ней был легкий купальный халат,
едва запахнутый на мощном голом теле.
- Ой, - обрадовалась она, - Джек прилетел! Давно?
- Не очень, - сухо ответил я.
- После санобработки сразу сюда - ой, как приятно. А Куродо ?
Я пожал плечами:
- Спит, надо полагать. Мне нужно с вами поговорить, с тобой и с
Георгием.
- Ага, - Глафира обогнула меня и прошла по коридору к двери своей
комнаты, - Георгия сейчас нет. Он на перевязке, а со мной, что же...
Поговори.
Она толкнула дверь, и я вошел следом.
Я первый раз был у них в гостях. Все стены были увешаны трофеями
Георгия. Там - коготь величиной с саблю, здесь - чешуя размером со щит, чуть
поодаль - изогнутый клык, какие-то и вовсе непонятные, вырванные из тел
убитых драконов приспособления... Их было много, но не настолько, чтобы
заполнить собой все стены. В промежутках, в оставшихся свободными квадратах
и прямоугольниках Георгий Алоисович развесил фотографии Глафиры - одетой,
полуодетой и вовсе не одетой. Сочетание было забавное. Я обратил внимание на
одну небольшую фотографию. Георгий Алоисович притулил ее почти неприметно
под каким-то устрашающим, отвратительно прямым кинжальным клыком.
Фотография была не просто небольшая. Крохотная.
Я проявил бестактность. Я подошел к стене и постукал пальцем по
фотографии:
- А это зачем?
Глафира чуть покраснела:
- Какой ты, Джек... наблюдательный. Кто бы ко мне ни приходил, никто
внимания на эту фотографию не обращал, а ты пришел - и сразу.
Я понял, что Глафира упрекает меня.
Как-никак наблюдательность - первое, что должно быть развито у
"отпетого". Стало быть, те "отпетые", что бывали у нее, конечно, замечали
эту фотографию, но не задавали Глафире дурацких вопросов.
- Я полагаю, - сказал я, - что фотографии вывешивают, чтобы на них
смотрели и чтобы их видели, чтобы на них обращали внимание. Вот я и обратил.
- Вот и умница, - с издевкой сказала Глафира .
Эта издевка и решила дело.
Я не стал узнавать, чего ради Георгий Алоисович вывесил фотографию
своей жены, бьющейся в эпилептическом припадке, не стал даже узнавать, кто
был фотограф, так дивно запечатлевший нашу нынешнюю квартуполномоченную... я
просто потрогал клык, длинный и острый, похожий на кинжал, и спросил:
- Что было у Георгия со Степаном?
Глафира замялась.
Я пришел к ней на помощь:
- Георгий опасно покусан?
- Да нет, - успокоила меня Глафира , - не особенно... он еще смеялся, в
спортзал на тренировки ходить не надо...
- В квартире свой тренажер появился, - продолжил я.
- Нет! - запротестовала Глафира, сообразив, что ляпнула что-то не то. -
Нет! Он так не говорил.
- Он говорил хуже... он говорил гораздо хуже...
В эту секунду стукнула дверь, и я, не оборачиваясь, понял, что вошел
Георгий.
- О! - услышал я, - Джекки! Живой и здоровый... ты что, извиняться
пришел? Не надо... Какие счеты... Ну, сорвался малыш... с кем не бывает.
Я старался не смотреть в сторону Георгия и ответил, чуть помедлив:
- Георгий, у тебя остались дуэльные пистолеты?
Георгий Алоисович насторожился:
- Нет. Их конфисковали после того, как твой бывший начальник утонул в
дерьме.
- Очень жаль, - я всем корпусом повернулся к нему, - очень, очень
жаль... Егор... придется нам тыкаться этими вот... - я показал на клык,
повисший над фотографией Глафиры.
- В чем дело? - изумленно спросил Георгий. - Кажется, сатисфакции, как
говорит наш водитель де Кюртис, должен был бы требовать я...
Со странным удовлетворением я заметил, что у Георгия была замотана
голова.
- Георгий Алоисович, - вежливо и нежно заметил я, - вы совершенно
правы... действительно, уже одно то, что в нашей квартире находится такой
ублюдок, такая зеленая тварь, как...
Глафира захлопнула рот ладонью и сквозь тесно сомкнутые пальцы
выговорила:
- Ох... что ты говоришь...Что такое говоришь?
-...Степан, - невозмутимо продолжил я, - уже одно это представляет
собой серьезнейшее нарушение правил подземелья и угнетающе действует на
психику людей - людей, подчеркиваю! а не зеленых тварей... Поэтому человек,
добившийся разрешения от верховного координатора и от совета ветеранов,
заручившийся согласием жильцов, не имеет права предъявлять какие-либо
претензии...
- Нет, Джек, - поморщившись, сказал Георгий Алоисович, - ты, и в самом
деле, что-то не то говоришь... Неправильно говоришь.
- Георгий Алоисович, - спросил я, - извините, что я прежде не
поинтересовался: как перевязка прошла?
- Отлично, - помрачнев, ответил Георгий .
- Ну и прекрасно, - кивнул я, - просто замечательно!.. Так на чем же я
остановился? Ах, да!.. Не имеет права предъявлять какие бы то ни было
претензии. Вот именно! Должно помнить, что место зеленой твари в террариуме,
или в спортзале в качестве тренажера, или в санчасти в качестве донора или
санитара. Если же зеленой твари и позволено жить среди людей, то вести себя
она должна скромнее скромного, памятуя о том, что один ее вид способен
вызвать негативные эмоции у людей вообще, а у людей, занятых убийством таких
тварей...
Георгий Алоисович слушал меня, опустив голову.
- Я ничего не понимаю, - сказала Глафира .
- А тебе и не надо ничего понимать, - быстро прервал ее я. - Главное,
чтобы меня понял Георгий . А он меня понял. Верно?
Георгий Алоисович кивнул .
- И чудесно, - я прихлопнул ладонью по столу, - будем считать, что
договорились.
Я поднялся и вышел вон.
В коридоре я прислонился к стенке.
Очень хотелось спать - вот что хотелось...
(Дзииинь... - так лопались огнедлаки. Дзиинь - и огненные брызги
обжигали руки.)
Я побрел в комнату.
- Степа, - крикнул я, - я минут сорок подремлю. Ладно?
- Ладно, - отозвался Степа.
- Потом пойдем потренируемся, - сказал я, уже засыпая, уже проваливаясь
в ватное великолепное, лепн(е безразличие сна...
Но поспать мне не удалось, вернее, я не добрал до сорока минут минут
пятнадцать.
Меня разбудила Кэт. Она тронула меня за плечо, и я моментально
проснулся. Хотя беготня в комнате началась значительно раньше, однако я
дрых, не обращая на нее никакого внимания... О, счастливое свойство
ветеранов-"отпетых" - спать под гром, под шум, взвизги, проклятия, стрельбу,
когда это не касается лично тебя...
Хоть планета сейчас сойди с орбиты - мне-то что? Я буду спать. Но вот
коснулась моего плеча Кэт, похожая на Мэлори (Мэлори, Мэлори, Мэлори) - и я
проснулся... и сразу поднялся.
- Джек, - сказала Кэт, - Степа отравился.
Его как раз выволакивали из комнаты, я видел распахнутые, скребущие пол
кожистые перепончатые крылья, закаченные, чуть подернутые белесой пленкой
глаза, горло, вздрагивающее от спазмов, и пену, срывающуюся вниз из
безгубого рта...
Санитары-ящеры действовали умело, сноровисто, я было сунулся помогать,
но услышал квакающее:
- Папаня, досыпай... Уже проехали.
Я вышел вслед за ними в коридор.
В коридоре стояли де Кюртис, Глафира, Георгий Алоисович, из дальнего
номера выскочил Жан-Жак - почти не общавшийся с нами "отпетый".
Куродо спал. Я бы тоже спал, если бы не Кэт.
Санитары вынесли Степу. Я присел на корточки и сжал голову руками.
- Джек, - тронула меня за плечо Кэт, - ему вовремя сделали
промывание... Успели.
- Да, - я поднялся, махнул рукой, словно отгонял комаров, - да,
извините, ребята, я что-то совсем... совсем не того.
Ко мне подошел Георгий Алоисович.
- Джек, - сказал он, - прости... Я не знал, что так получится.
Он был вполне искренен. Он расстраивался. Впрочем, все мы, "отпетые" -
дубы порядочные...
________________________________________________________________
- Вызывают, - сказала Глафира , - тебя и Георгия.
- Вылет? - спросил я.
- Ну да, - кивнула Глафира , - в нашем секторе только вы и остались.
- Придется одному, - вздохнул я, - сама видишь: Егор -
нетранспортабелен...
Глафира покачала головой:
- Одному не получится. Шметтерлинг.
Действительно, одного "отпетого" никто не выпустит на шметтерлинга. Так
не бывает, чтобы можно было справиться с этим монстром в одиночку. Стало
быть, будут узнавать, что с Георгием, почему он не может лететь (какое
лететь! он ходить не может!), а когда узнают, то загремит Георгий даже не в
сержанты, даже не в "псы" - в охрану "столовых". Я глядел на него.
Соображал.
- Степа из больницы вернулся, - сказала Глафира .
Это был выход и для меня, и для Георгия... Конечно, Степан ни разу не
был на других планетах, и даже не собирался на них бывать, но раз такое
дело? Такое скверное дело...
Я вышел.
(А то, что Степан похож на шметтерлинга, так еще и лучше! Отвлечет...
монстра, покуда я буду перезаряжать...)
Полет Степа переносил плохо.
Глаза подернулись пленкой, и я опасался, я боялся... Он часто дышал,
безгубая пасть была раззявлена, и вместе с хрипом из нее вылетала кровавая
пена.
Дня два мы провели в ракете, никуда не выходя.
Я отпаивал Степана молоком.
- Лихо... - выговорил Степан, - когда более или менее оклемался, - я и
не ожидал, что меня так...
Он не договорил.
- Обратно, - постарался я его успокоить, - будет легче.
- Будем надеяться, - вздохнул Степа.
Я объяснил:
- Шметтерлинга не бойся. Это довольно глупое существо и не бросится на
тебя...
Я хотел сказать: "Потому что очень похож на тебя..." - но вовремя
осекся.
Мы вышли из ракеты.
Степа закинул голову. Я вновь видел его зеленую ящериную шею. Степа пил
воздух. Степа вздрагивал от удовольствия... То было совершенно особое, ни с
чем несравнимое наслаждение. Я это знал.
Первое, что мы увидели, кроме чистого распахнутого неба, был
разорванный "отпетый".
Шметтерлинг долбал его клювом и деловито, тщательно растаскивал
недобитое, еще живое острыми когтями.
Степан смотрел, широко раскрыв глаза.
- Зачем он?..
Я пожал плечами.
- Много причин.
- Он ведь был не голоден... если оставил.
- Да, - усмехнулся я, - раз не доел, значит, не голоден. Пошли.
Мы миновали разгромленный домик "отпетого", поднялись на холм, стали
спускаться. У подножия холма мы увидели останки домов. Здесь была деревня.
- Вот так, - я показал Степану обгорелые остовы, - сперва шметтерлинг
буянил здесь. "Отпетый" покуда давал сигнал, покуда...
Степан расправил крылья.
- Зачем? - повторил он. - Почему?
Я вспомнил, что мне объяснял когда-то Мишель .
- Власть... власть и способность причинять боль другому...
- Это так... - Степан подыскивал слова, - приятно?
- Да, - с уверенностью ответил я, - это не просто приятно. Здесь иное
слово потребно.
Мы насквозь прошли сожженную деревню.
Расположились в поле. Я уселся на землю. Степан, пригорюнившись, стоял
рядом. Было жарко. Слышен был стрекот заик-кузнечиков. Будто они
втолковывают что-то очень важное кому-то непонятливому.
- Закусим? - предложил я и вынул кусок ноздреватого мягкого хлеба.
- Нет, - печально сказал Степан, - что-то не хочется.
Он снова вскинул голову вверх, снова вздрогнул горлом.
- Как здесь страшно, - сказал он.
- Страшно? - удивился я.
То был обыкновенный средне-ино-планетный пейзаж, со взбитыми кучевыми
облаками, тающими в синеве, кромкой дальнего темного леса, будто
прочерченной острым карандашом, начинающими желтеть высокими травами,
покорными ветру, - и если бы не сожженная, не вытоптанная за нашими спинами
деревенька...
Степан выхрипнул в небо что-то гортанное, проклинающее и побежал,
приминая траву своими голенастыми, наполовину птичьими, наполовину ящериными
лапами.
Он разбегался для полета. Наконец толкнулся, распахнул крылья, сильно
взмахнул ими раз-другой и - взлетел, взмыл.
Я залюбовался его полетом. Это безобразное, отвратительное существо
(плоть от плоти...к ровь от крови) в этот именно миг взлета-"взмыва"
сделалось прекрасно, как может быть прекрасен самый древний живой полет... В
конце концов, ящеры научились летать раньше людей... И птицы скорее признают
своих в драконах, чем в людях.
Кренясь на одно крыло, взрезая чужой воздух, как ножом взрезают
прозрачную прочную ткань, Степан описал дугу и теперь возвращался ко мне. Он
не вовремя сложил крылья и неудачно приземлился, проехал когтями по земле.
- Не ушибся? - заволновался я.
- Ну что ты, - Степан оскалился, улыбаясь, - что ты?
За ним тянулась полоса взрыхленной земли .
- Тебе понравилось летать? - спросил я.
Степан разжал когтистую лапу, поводил ею в воздухе.
- Другое слово. Как ты мне объяснял про шметтерлинга? Иное слово... Не
понравилось. Слишком страшно, чтобы понравиться, - он помолчал и добавил:- Я
видел шметтерлинга... Он меня тоже видел...
Я встал и скинул огнемет с плеча.
- Так он здесь будет?
Степан повел крыльями.
- Во всяком случае, он поднимался в воздух.
- Ну и отлично... Значит, как я тебе и сказал. Главное - его не
бояться.
- Я и не боюсь, - сказал Степан и резко, с болью, мной прежде у него не
замечаемой, добавил:
- Чего мне его бояться: Ворон ворону глаз не выклюет, верно?
Я не успел ответить.
Шметтерлинга нельзя подстреливать в полете. Не потому, что это
запрещается инструкцией, а потому, что это запрещается полетом шметтерлинга
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг