ремень. Марш, скотина безрогая... Отомстить он решил, мститель... Марш.
Захаров, все так же пуча глаза, сделал армейский уставной поворот и,
печатая шаг, взбивая пыль, направился ко второй машине.
Меня знобило. Я стал застегивать пальто.
- Он в кабине поместится? - спросила мама.
- Поместится, - буркнул Сидоров, - вали... вперед.
Вжав голову в плечи, силясь унять дрожь, я пошел к кабине. Я забрался в
просторное, уютное, точно квартира, со стеклом во всю стену, помещение
кабины. Я опустился на сидение рядом с шофером. Стало жарко, душно... Я
опустил голову в подставленные ладони, вцепился в волосы.
Вскоре в кабину забрались Сидоров и мама.
Я закрыл глаза.
Я услышал биение крови в висках.
Голова делалась широкой, казалось, будто кровь, бьющаяся под кожей,
готова разорвать кожу, хлынуть наружу. Весь мир был заполнен, забит биением
этой подкожной крови.
Мир был красен и делал мне больно.
Мир был тесен и извне стискивал мне ребра, а изнутри рвался кровью.
Издалека доносились голоса мамы и Сидорова.
- Да, я уж там до утра. Куда на поверхность, если драконовым ходом, то
к магистрали, а там на 63-м - очень удобно, до самой моей лаборатории.
- Как вы догадались, что он к драконову ходу рванет?
- О господи, Сидоров, да трудно было не догадаться - куда же ему
еще-то? Не по обычному же маршруту?
Я открыл глаза.
Я глядел на дорогу, льющуюся под колеса автомобиля.
Дорога была гола - или ее раздевал свет фар?
Машина остановилась. Шофер поглядел на Сидорова.
- Начальник, - спросил шофер, - сам пойдешь?
Сидоров пожевал губами, скосил глаза на маму.
- Да, - наконец выговорил он, - пожалуй, надо самому.
- Сходите, конечно, - безмятежно предложила мама, - и заодно, - она
нагнулась, чтобы порыться в сумке ("Ага, - безучастно подумал я, - значит,
мама взяла рабочую сумку, значит, до вечера будет в лаборатории...Так она же
о том и говорила Сидорову... Да, конечно... Постой, царевич, наконец...
Постой... постой, маму надо слушаться, маму...") и извлекла трепаную
книжечку вместе с новеньким хрустящим пропуском, - наши пропуска - его и
мой, если возникнут сложности... Все же "Старая пещера", драконов ход...
Сидоров вздохнул:
- Давайте пропуска.
Он отомкнул дверь, спрыгнул в зябкую темноту ночи, где чуть вздрагивали
попавшие в полосу света ветки убогих кустов, и пошел к будочке деревенского,
едва ли не сортирного вида, скупо освещенной древним фонарем в железной
решетке на деревянном столбе.
Сидоров постучал в дверь будки.
Я смотрел прямо перед собой, туда, где Сидоров втолковывал что-то
солдатику, появившемуся на крыльце будки, показывал на машины, тыкал пальцем
в наручные часы, в землю, потом развернул какую-то бумагу, потом достал наши
пропуска (так, значит, мама сделала мне пропуск в подземные переходы? Об
этом, кажется, и отец не знал)...
Я видел, что за будкой дорога начинала подниматься вверх. За будкой
круглился небольшой пологий холмик.
Наконец Сидоров вернулся к машине, кинул маме на колени два пропуска,
ее и мой, легко взобрался в кабину, затворил-задвинул за собой дверь и,
повернувшись к шоферу, сказал:
- Ну, а теперь, Жак, жми! По дороге дракона, к Старой пещере! А там -
левый поворот и до Площади разводящих.
- К утреннему разводу поспеем, - шофер завел машину.
Я увидел, как земля небольшой возвышенности, перед которой торчала
нелепая покосившаяся будка, дрогнула и поехала в сторону медленно, медленно,
открывая передо мной тускло освещенный широкий тоннель.
Мама взяла меня за руку - сильно, сильно, как только могла.
Глава третья. "Сынок"
Две машины въехали в тоннель и катили по широкой тоннельной дороге,
вдоль стен которой тянулись пыльные черные провода и поблескивали лампочки.
Мама все еще держала меня за руку.
Сидоров, морщась, полез в карман, достал длинный ломкий пласт -
упаковку таблеток, извлек одну белую таблетку, бросил в рот.
Жак искоса поглядел на него, одной рукой поискал у себя за спиной и
вытащил шлем, похожий на шлемы танкистов из войн других галактик.
Жак протянул шлем маме:
- Это - Сидорову, пускай свой студень прикроет... Во как корячится.
Мама отдала шлем Сидорову.
- Спасибо, - Сидоров снял кепку, и я вновь увидел его, поделенный
надвое, изрытый бороздами, похожий на грецкий орех, чуть подрагивающий мозг.
- Спасибо, а то, действительно, мочи нет...
Он надел шлем.
Мама с жалостью посмотрела на Сидорова.
- Долго в "отпетых"?
- Угу... - Сидоров прикрыл глаза, откинулся назад, - если бы не
лапа-лапушка, до сих пор бы с огнеметом бегал.
- Это лапой так? - поразилась мама. - Я думала, что хвостом.
- Уу, - Сидоров отрицательно помотал рукой, - если бы хвостом, вообще
бы убил. Чтобы быть точным - не лапой даже, а когтем. Мы называли его
хирургом, - Сидоров разлепил глаза, видимо, он пришел в себя, - ну, ничего.
От меня он тоже получил подарочек. Ему эта черепушка, косточка эта жизнью
вышла.
Сейчас я понял, отчего мама посоветовала мне одеться потепелее. Было
холодно. Я передернул плечами.
Тоннель сделался шире; я видел, как от него отходят другие тоннели,
поменьше, некоторые из них (я успевал заметить) были ярко освещены и
казались высокими бесконечными парадными залами, некоторые были такими же,
как и тот, по которому мы ехали, - тусклыми и пыльными, - и были еще провалы
в стене, черные и узкие, - проходы во тьму.
Мы обгоняли машины и тяжелые автобусы, странное дело! - порою мы
обгоняли пешеходов, бредущих вдоль пыльной стены с черными проводами. Один
раз мы оставили за собой колонну солдат в противогазах, бегущих узкой цепью.
"Отпетые?"- хотел спросить я, но не решился.
- Слушай, Сидоров, - сказала мама, - а у второй вахты телефон будет?
- Будет, будет, - улыбнулся Сидоров, успеешь, не бойся.
Тоннель стал превращаться в большую площадь, и площадь запруживалась
машинами.
- Это что такое? - заволновалась мама. - Большой сбор? Этак мы не
успеем...
Сидоров повернулся к шоферу:
- Жак, уважь даму...
Жак кивнул. То газуя, то маневрируя, он довольно быстро подкатил к
шлагбауму.
Наша машина удачно вписалась между двумя такими же сигарообразными и -
толчками - подвигалась вместе со всеми к шлагбауму.
- Так, - мама посмотрела на часы, - коллега Сидоров, телефон на вахте?
Сидоров согласно махнул рукой.
- Я тогда постараюсь...
Сидоров отодвинул дверь кабины, придержал маму за локоть.
Мама легко спрыгнула на землю, пошла между машинами к вахте.
- Хороша, - вздохнул шофер Жак.
- Да уж, - согласился Сидоров, - неплоха.
Мама подошла к вахте. Караульный кивнул, завидя ее.
Телефон черной допотопной лягушкой распластался на стене тоннеля.
Мама разговаривала по телефону, морщилась от гудков машин, втолковывала
что-то в телефонную трубку, зажимама одной рукой ухо.
Шофер положил руки на руль. Отдыхал.
- О, - сказал Сидоров, - гляди. Краса планеты. Андромеда.
- Где?
- Да вон, недалеко от вахты, вон...
Я тоже стал вглядываться.
- Вы, - тихо сказал я, - ошибаетесь, не может быть, чтоб так скоро...
конкурс был еще вчера...только вчера. Еще неделя, целая неделя.
- Хо, - обрадовался Жак, - слыхал невинного? Все он знает, и про
конкурс, и про Андромеду, а про то, как себя вести, не знает.
- Но почему? - недоумевал я. - Почему? Я точно знаю, конкурс в
орфеануме был вчера. Вчера была победительница - 120 очков. Еще неделя...
- Парень, - объяснил мне Сидоров, - если ты все знаешь про конкурсы и
про Андромед, так как же ты не знаешь, что после конкурса дракона злить
нельзя?
- Я... - я вдруг увидел, что мама остановилась у машины с открытым
кузовом, - остановилась, заговорила, - я... - горло у меня перехватило, ибо
я увидел, с кем разговаривала моя мама, - не знал.
- Ну так узнай, - довольно грубо сказал Сидоров, - зверек, может, и
заснул бы, может, и забыл бы за неделю-то подготовки - такое бывало - редко,
но бывало, а ты напомнил.
- Мэлори, - заорал я и рванулся в отворенную дверь кабины, - Мэлори!
Мэлори, разговаривающая с моей мамой, повернулась. На ней была шубка,
отороченная белым мехом.
Завидев меня, она замахала руками, заулыбалась.
- Джеки, - кричала она, - Джеки! И ты?...Ты чего с "псами"? Джеки! Тебе
никто не говорил, какой ты славный! Я лю...
Сидоров швырнул меня обратно на сидение.
Машина с Мэлори медленно проползла под поднятым шлагбаумом.
Мэлори стояла в кузове и махала рукой.
Горло мне раздула безобразная икота, я утирал слезы рукавом, вопил
что-то нечленораздельное, глупое.
- Чего это? - с опаской спросил Жак.
- Истерика, - спокойно объяснил Сидоров и добавил: - Вот скажи-ка мне
лучше, отчего это хорошие женщины нормальных мужиков не любят, а все
какую-то слизь болотную, слабаков, истериков?
- А оттого это, - мама подошла к кабине и протянула руку, Сидоров помог
ей влезть и затворил за ней дверь, - спасибо... что в хорошей женщине
сильнее материнские черты. А матери что важнее всего? Обогреть да
приласкать, накормить, защитить. Для матери в мужчине важна не сила, а
слабость.
- Мудро, - буркнул Сидоров.
Мы въезжали под шлагбаум.
- Джек, - обратилась ко мне мама, - во время развода от меня - ни на
шаг! На тебя разнарядка - в лабораторию.
- Я хочу в "отпетые", - я перестал плакать, смотрел прямо перед собой,
- там должен быть выбор - я пойду в "отпетые".
Мама извлекла из сумки сигареты, предложила Жаку и Сидорову.
Те взяли.
- Командир, - попросил Жак, - покажи фокус!
- Есть, - улыбнулся Сидоров, - для дамы, для коллеги Рахиль - покажу!
Он снял шлем и закурил.
Машина тем временем подкатила к шлагбауму.
- Дверь? - спросила мама.
- Уу, - покивал, затягиваясь сигаретным дымом, Сидоров.
Мама приотворила дверь.
Солдат поднял шлагбаум.
- Сидоров, - крикнул солдат, - что у тебя за толпа в кабине?
Сидоров махнул рукой, мол, не мешай.
Солдат хмыкнул, пожал плечами. Мама протянула ему пропуска.
- Да не надо, - поморщился солдат, - я и так вижу. Валяйте, валяйте, а
то на развод не поспеете.
Дверь кабины плотно замкнулась.
Сидоров покраснел, глаза его наполнились слезами, и я увидел, как из
извилин его мозга повалил дым.
- Ой! - совершенно неискренно восхитилась мама, - прелесть! прелесть!
Как это у вас получается...
- А вот, - самодовольно сказал Сидоров, стряхивая пепел, - срежет у вас
дракоша на чужой планете такой скальп - и вы выучитесь дым из ушей пускать.
Больно только, - Сидоров поморщился и надел шлем, - а так ничего. И ребятам
нравится. У "псов", сами знаете, - должность... и занятия тоскливые - а тут
-развлечение.
- Я в "отпетые", - повторил я, словно зазубривая наизусть свое желание.
- Видал, - хмыкнул Жак, - он тоже хочет дым из мозгов пускать.
Мама улыбнулась. Она заговорила очень спокойно, очень рассудительно:
- Видишь ли, Джек, наверное, такой вариант был бы вовсе неплох. Но мы
не готовили тебя в "отпетые". У нас были другие планы относительно тебя.
Извини. Там, Джек, закавыка не только в твоем желании - хотя это один из
важных факторов (вербовки - нет, все "отпетые" - добровольцы) - главное
все-таки - испытания. А испытания ты не пройдешь, да я и не хочу, чтобы... -
мама замолчала.
Мы въезжали на площадь, залитую безжалостным светом прожекторов. Машины
останавливались у стен, отворялись кузовы, оттуда спрыгивали люди, площадь
быстро заполнялась народом.
Мама выпрыгнула из машины. Следом за ней - я. Мама протянула мне сумку:
"Держи и не выпускай".
Сидоров держал в руке разграфленные листки, перелистывал их, шевелил
губами.
- Мы пойдем, - сказала мама, - ладно?
Сидоров кивнул, потом оторвался от своих листков и подмигнул маме:
- Удачи... Я наряды сдам, ну а уж если у тебя не выгорит... - Сидоров
развел руками.
- Выгорит, - мама заулыбалась, - у меня все выгорит.
Она крепко взяла меня за руку и повела сквозь толпу.
- Александр Петрович! - закричала она. - Саша, - она замахала рукой, -
Саня! Я здесь...
Люди недовольно оглядывались.
Людей было много, стояли они тесно. За порядком следили конвойные -
"псы". Они не давали толпе смешаться, делили ее на ровные квадраты, но мама
смело пробиралась вперед, тыча конвойным под нос наши пропуска.
- Рая, - чуть удивленно выкрикнул пожилой полный человек, пробирающийся
к нам, - ну наконец-то, где он? А...
Человек остановился рядом с нами, тяжело, устало дыша.
- Ну хорошо. Я уж думал... Все, все, Рая. Оформлено, завязано, пошли со
мной.
Он вел нас к противоположной стене, окаймляющей площадь; от шума,
толкотни, безжалостного света у меня кружилась голова, нестерпимо болели
глаза и хотелось спать, спать.
Мы протискивались сквозь толпу, разделенную редкими цепями конвойных.
Александр Петрович спешил. Несмотря на пар, вырывающийся у него изо рта,
Александр Петрович потел и часто вытирал пот рукой со лба.
- Саш, - окликнула его мама, протискиваясь поближе, - что ты в самом
деле?
- Рая, - сказал Александр Петрович, - только ради тебя и Дженнаро,
только... Даже не столько твоя работа, хотя и она, конечно, важна, кто
спорит... крупнейший специалист по формовке, но, Рая...
- Саша, - мама склонила голову, и я почувствовал, с какой силой она
сжала мою руку, - я тебя не понимаю, о чем ты?
- О том, - озлился Александр Петрович, - что из-за тебя, ради тебя я
отказался сегодня от великолепного рабочего, мастера золотые руки - он ушел
в столовские...
- Александр Петрович, - мама все сильнее сжимала мою руку, - так надо
полагать, что мне надо было уйти в труповозы?
- Не тебе! - выкрикнул Александр Петрович.
- А я вас не просил брать меня в лабораторию, - закричал я, - я вас...
Мама развернулась и с силой ударила меня по лицу.
- Замолчи! Сейчас же, немедленно...
Александр Петрович через плечо смерил меня взглядом:
- А вас, юноша, я и в расчет не беру. При чем здесь вы? Мы беседуем
вдвоем, и вам лучше в нашу беседу не вмешиваться. Меня ни капельки не
волнуют ваши просьбы и желания - понимаете? Ни синь порох, как говорили в
старину. Ясно?
После моего крика и резкого ответа Александр Петрович, после того, как
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг