Куродо лежал на спине и глядел в небо. Георгий Алоисович разглядывал
накладные.
- Я ничего не понимаю, - сказал он наконец, - что значит "цеп. драк."?
Я вытаскивал огеметы, раскладывал их на травке.
- "Цеп. драк."? - переспросил я. - Цепной дракон?
- Таких не бывает, - засмеялась Жанна; она сидела на корточках и
пыталась раздуть костер.
- Не бывает, не бывает, - подтвердил Куродо и зевнул, - и вообще, нам
все на инструктаже объяснили, что ты накладную разглядываешь? Это же все -
туфта.
- Ну как, туфта, - возразил Георгий , - помнишь Проперция? Как залетел,
а? Подстрелил не того, что в накладной...
- Давай сюда, - Куродо протянул руку, - я на слух совсем ничего не
вопринимаю.
Он взял накладную и уселся.
- Таак, - протянул Куродо, - пьяный, что ли, писал? Не разбери
поймешь... Тааак. Ну, "четыресто талонов" - это да, это - понятно. И "одна
шт. " - тоже. А вот - "цеп"... Это вообще, - он прищурился. - никакой не
"цеп", это... черт... "щеп" какой-то, да, скорее уж "щеп. драк.". Дракон из
щепок?
Георгий покачал головой:
- Нет. На инструктаже ничего не было ни про какие щепки сказано. Про
нору в горе - объясняли, а про щепки...
Тем временем вернулся Валентин Аскерханович с хворостом, положил на
траву охапку изогнутых, словно в неизбывной муке, сучьев и спросил у меня:
- Джек Джельсоминович, - позвольте, я Жанне Порфирьевне помогу развести
костер?
С той поры, как я забрал Валентина Аскерхановича из казармы, он стал со
мной не просто подчеркнуто, но пришибленно вежлив... Это пугало меня. Там, в
казарме, после санчасти, я и думать забыл, что Валя вместе со всеми избивал
меня, наоборот, я был благодарен ему за то, что тогда дотащил до койки, а
теперь нормально, по-человечески, беседует со мной и ходит в пещеры на
"чистки" в паре... А здесь... здесь - эта изумленная вежливость, дескать,
как же так?.. Я-то думал, ты - г..., а ты, оказывается, "птица высокого
полета"? - заставляла меня вспомнить не только избиение в сортире, но и
давнишнее, казалось бы совсем позабытое мое прибытие в Северный городок.
Вспоминая все это, я злился и на него, и на самого себя, задавал себе
вопрос: "А что, было бы лучше, если бы он обращался с тобой панибратски, не
испытывая ни малейших угрызений совести? С другой стороны, может, он вовсе и
не испытывает нкиаких угрызений совести, а просто боится, боится и
подлизывается?"
- Да, - несколько растерянно сказал я, - да, конечно, Валентин
Аскерханович, помогите...
- Валя, - сказал Куродо, покусывая губы (моих соседей совершенно не
волновали наши с Валентин-Аскерхановичем "выканья"), - ты успеешь еще Жанне
помочь, лучше погляди, что тут написано?
- Кур, - весело спросил Валя, - а ты чего, читаешь по складам?
(С ветеранами-"отпетыми" Валентин Аскерханович был накоротке и изумлял
меня своим с ними вольным обращенеим. Я не рисковал, например, похлопать по
плечу Куродо или стрельнуть "пахитоску" у Георгия Алоисовича.)
Валентин Аскерханович взял бумагу и крякнул:
- Да... Однако... "Драк." Ну, это понятно. Четыреста талонов? Ух ты...
"Одна шт." А если "две шт." - восемьсот?
Бледное пламя наконец занялось, запрыгало среди сложенных аккуратным
шалашиком ветвей. Жанна Порфирьевна поглядела на Валю.
- Юноша, - строго сказала она, - дай Бог нам всем справиться с
одним-распронаединственным "цеп." или "щеп.", или как его там? - драконом.
Дай Бог нам после встречи с ним остаться живыми, а вы о восьмистах талонах
думаете. Нелогично и неумно. Лучше подкладывайте-ка ветки в костер...
Жанна Порфирьевна недолюбливала Валентина Аскерхановича и не старалась
это скрыть.
Валентин Аскерханович вернул накладную Куродо и принялся ломать
хворост.
- Жанна Порфирьевна, - вежливо заметил Валя, - у вас лицо запачкалось,
пока вы с костром возились.
Валя тоже не особенно любил Жанну Порфирьевну, но побаивался ее.
Жанна, ни слова не говоря, поднялась, поправила волосы и, отодвинув
кусты боярышника, пошла по тропе, спускающейся к ручью.
- Жанна Порфирьевна, - крикнул ей вслед Валентин Аскерханович, - вы бы
хоть пугач какой с собой захватили!.. Здесь эти... в мехах и шерсти по
кустам так и шастают, они драконом пуганные, а "отпетыми", охотниками за
драконами, - не особенно...
Жанна Порфирьевна не удостоила Валю ответом, зато Куродо вдруг шлепнул
себя по лбу:
- Баатюшки!.. Да тут не "цеп." и не "щеп." - тут "пещ."! Вот в чем
дело! Дракон пещерный - одна штука - 400 талонов. Они буквы перепутали.
- Ззаразы, - с чувством проговорил Георгий Алоисович, - они там по
своим конторам сидят, кроссворды решают, а накладные заполняют между делом,
позевывая и почесываясь... "Щеп.", "цеп", "пще", "пещ." - какая разница,
когда тут такой вопрос поставлен: "Орудие казни, применявшееся в древности.
Пять букв".
- Топор, - сходу отозвался Куродо.
- То-то и видно, - важно заметил Георгий Алоисович, - что совсем ты с
конторскими не общался, кроссвордов не разгадывал, - крест, дорогуша,
крест...
Вытирая руки и лицо платком, к костру вернулась Жанна Порфирьевна.
- Туземное население, - сказала она, - действительно, волнуется. Во
всяком случае, какие-то копьеносные силуэты на том берегу я различила, но
ничего откровенно враждебного не заметила...
- Еще бы туземному населению не волноваться, - хмыкнул Куродо, -
дракоша у них зимой злобствует, дует, плюет и старается согреться всеми
доступными ему средствами, то есть жрет в три горла все то, что двигается,
дышит и молит о пощаде. Летом дракоша отдувается, рыгает и мирно сопит в
своей пещерке... и тут - здрасьте!.. Посланцы Неба!.. Рады приветствовать.
Раздраконят дракошу - почнет старичок и летом буйствовать, что хорошего?
Я потрогал приятно пачкающий, белый, в черных выпуклых продолговатых
крапинках ствол неведомого мне дерева и поинтересовался:
- Отчего же мы зимой не прилетели?
Костер между тем совсем разгорелся - пламя металось тугими желтыми
жгутами, дразнилось, многоязыкое, плясало, облизывало сучья.
Жанна Порфирьевна, морщась от жара, принялась устанавливать на костре
огромную черную сковородку.
- Тут вот в чем дело, Джекки, - сказал Георгий Алоисович, с интересом
наблюдавший за манипуляциями Жанны, - летом "пещ. драк." подстрелить трудно,
а зимой еще труднее...
Куродо вытащил консервный нож и принялся вскрывать консервные банки.
Содержимое он вытряхивал на сковороду.
- Зимой, - добавил он, - дракоша бегает, прыгает, летает и скачет, а
летом он, растопырившись и растекшись по стенкам, отдыхает, спит.
Мясо, выброшенное из консервов на сковородку, зашкворчало,
завыстреливало в разные стороны раскаленными жирными каплями.
Расплываясь на сковороде, оно будто ругалось, плевалось от возмущения.
- Вот это - канонада, - засмеялась Жанна Порфирьевна, - ребята,
готовьте ложки.
Куродо извлек здоровенную бутыль крови дракона, поболтал ею в воздухе.
- А вы думали. Куродо забыл? А? Ни хрена подобного!.. Куродо все
помнит...
- И жар холодных числ, - сказал я, - и венецьянские громады...
Все погялдели на меня с изумлением.
Я и сам изумился. Это стихотворение мне однажды прочла Мэлори,
дурачась, прочла. Там что-то было про скелет, который хрустнет... вообще,
мерзкое, "отпетое" стихотворение... Но из него, из всего него я запомнил
только эти строчки: "Мы помним все: и жар холодных числ, и венецьянские
громады..."
- Джек Джельсоминович, - вежливо спросил Валентин Аскерханович, - какие
громады?
Я не успел ответить, поскольку на полянку, где мы собирались
полдничать, вышел бородатый туземец. Я решил, что это жрец, так
непринужденно и вольно смотрел он на нас, Пришельцев Неба.
Жанна сняла с огня сковороду, ловко прихватив тряпкой ручку, и брякнула
на траву.
- Я думаю, будем прямо со сковородки, - сказала она, расстегивая
нагрудный карман и вынимая ложку.
Мы не успеди извлечь свои, поскольку бородач наклонился над
сковородкой, зачерпнул ладонью шкворчащее, аппетитно пахнущее месиво и
отправил его себе в рот.
Раскаленный жир потек по бороде туземца.
- Уум, - заурчал туземец от удовольствия и закрыл глаза.
- Огнеед, - потрясенно вымолвил Георгий Алоисович.
- Просто сволочь, - возмущенно сказал Валентин Аскерханович, - он
полкастрюли сожрал.
- Во-первых, - Георгий Алоисович потер лысину, - не кастрюли, а
сковородки, во-вторых, разве вы не знаете закон Тибулла? В большой семье
хлебалом не щелкай...
Туземец раскрыл рот и большим оттопыренным пальцем принялся тыкать себе
в разверстую глотку, мол, пить хочу.
Жанна Порфирьевна деликатно зачерпнула варево с той стороны, где точно
не пошуровал туземец , и заметила:
- Дайте младенцу попить.
Куродо отвинитил пробку от бутылки, нацедил полную кружку.
- Стошнит? - осторожно предположил Георгий Алоисович.
- Не, - мотнул головой Куродо, - от одного запаху убежит.
Туземец выдул всю кружку и захлопал ресницами, как девушка, которой
сделали предложение.
Потом он рыгнул, швырнул кружку в кусты и сказал, обращаясь к Жанне
Порфирьевне:
- Аз тебе хоцю!
- Все понятно, - почти одобрил туземное высказывание Георгий Алоисович.
- А я не поняла, что он сказал? - спросила Жанна Порфирьевна.
- Кажется, он объясняется вам в любви, - галантно пояснил Георгий
Алоисович.
- Аз тебе хоцю!! - зарычал бородач, одним ударом ноги перевернул
сковороду и прыгнул на Жанну Порфирьевну.
То есть он хотел прыгнуть на Жанну Порфирьевну, а прыгнул на мой кулак.
Туземец упал на землю, но скоро поднялся и сел, изумленно хлопая
глазами. Он выглядел так, словно бы хотел спросить: "Что это, люди добрые со
мной стряслось? Как же я влопался?"
- Аз... тебе... хоцюуу! - вытянул наконец бородач и горько, по-детски
разрыдался.
Его горе было столь неподдельно, что я бы на месте Жанны Порфирьевны
обязательно хоть чем-нибудь, но утешил бы беднягу...
Однако Жанна Порфирьевна, вдова командора, была дамой весьма сурового
нрава.
- Вон! - она вытянула руку в направлении леса, откуда и вышагнул к нам
на полянку влюбленный туземец .
Бородач встал на ноги и, всхлипывая, утирая слезы, покорно побрел
прочь, бормоча не то проклятия, не то жалобы.
- Хорошо держит удар, - одобрил Куродо.
- Что удар, - смятенно сказал Георгий Алоисович, - он нас совсем без
обеда оставил...
- А как же закон Тибулла? - засмеялся Валентин Аскерханович.
Куродо, между тем, налил каждому в кружку крови дракона.
- Ладно, - вздохнул он, - злее будем... Пошли?
Валентин Аскерханович посмотрел на Жанну Порфирьевну:
- Может, кому-нибудь остаться?
- Не волнуйтесь за меня, юноша, - важно сказала она, - я за себя
постою...
- Будем надеяться, - хмыкнул Георгий, взваливая на плечо огнемет.
Лес был прошит солнечными лучами.
Лес пах разогретой землей и листвой.
Лес пах детством, каникулами, бездельем и свободой...
- Ориентировку-то нам дали точную? - забеспокоился Валентин
Аскерханович.
- Сейчас и проверим, - ответил Куродо.
...И тогда мы увидели гору.
Она была неуместна в этом лесу, таком мирном и детском. Она вздымалась
ребристо, нагло. Она выпирала из мягкой ласковой земли ножом, приставленным
к горлу неба.
Гора была невысока. И не гора вовсе, но валун в два человеческих роста.
И когда мы подошли поближе и увидели нору, я вдруг представил себе, как
втискивало себя в этот узкий проем жабообразное мнущееся существо, похожее
на нашу квашню, и мне стало противно...
Куродо заглянул в нору, осветив ее фонарем.
Я сунулся тоже и увидел длинный осклизлый туннель, уходящий далеко
вглубь.
- Тихо! - прикрикнул Куродо.
Мы прислушались. Издали, словно бы из центра земли, доносилась странная
мелодия, будто кто-то далеко выводил соло на трубе.
- Дело плохо, - шмыгнул носом Куродо.
- Что такое? - заволновался Валентин Аскерханович.
- А вот что, - объяснил Куродо, - "пещ.драк." сейчас высиживает птенцов
- понятно тебе?
- А когда высидит, - подхватил Георгий Алоисович, - кэк хрыснет! кэк
грохнет! И со всех сторон сбегутся туземцы с копьями. Ты поглядишь,
посмотришь, как они выскакивающих на божий свет драконят будут шарашить.
- И мясо белых братьев жарить, - снова вспомнил я Мэлори.
Куродо, Валя и Георгий поглядели на меня.
- Ты чего-то... - сказал Куродо, - того, - и не стал уточнять.
- Но самое неприятное, - Георгий Алоисович погрозил пальцем неведомо
кому, - что в таком состоянии дракошу нужно брать голыми руками...
- Джек Джельсоминович , - обратился ко мне Валя, - вы, кажется,
довольно-таки неприхотливы...
- Поглядим, Валек, - ответил я и вошел в нору.
Гора зияла норой, как отверстой, немо орущей пастью.
Я поскользнулся на слизи, оставленной пещерным драконом, и загремел
вниз.
Слизь больно щипала руки.
Я кое-как поднялся.
Следом за мной вошли "отпетые".
- Однако, - сказал Георгий Алоисович, - удачный дебют...
В норе было промозгло, и тянуло запахом сгнивших трав.
Белесая слизь обволакивала стены, скользила под ногами.
- А вот и он, она, оно! - чуть ли не радостно провозгласил Куродо.
Наклонный туннель, темный и промозглый, оборвался неярко, мягко
освещенным зальцем.
"Светящаяся пещера", - вспомнил я. Но победнее, поплоше...
Свет исходил от покачивающегося из стороны в сторону кучеобразного
студенистого существа.
Существо пело, раскачиваясь. Трубные звуки текли по пещере волнами
вместе с неярким уютным сиянием.
Мы едва успели струями из огнеметов сбить выкинутые с внезапной силой
из студенистого тела-кучи мускулистые щупальца.
- А зачем пять? - спросил Валентин Аскерханович.
- Для подстраховки, - буркнул Георгий Алоисович, - и вообще, он считать
не умеет...
Пещерный запел громче, отчетливее, и свет сделался ярче, "отвеснее"...
Я увидел дрожащее горло дракона и спросил у Куродо:
- Это и есть горло?
Куродо понял меня:
- Ага... Эта вот самая перемычка... Видишь? Внизу - побольше, вверху -
поменьше, а посредине перемычка... Вот до нее и добраться... Руками, понял,
только руками...
- А глаза у него зажмурены от удовольствия? - спросил любознательный
Валя.
- Кто его знает, - пожал плечами Георгий Алоисович, - может, и от
боли... У них, у драконов, все перепутано... Боль, удовольствие.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг