- Все обойдется, - сказал он, - рано или поздно, это должно было
случиться. Не он - так я, правда?
- Правда, - согласился я, - и тогда бы она убивалась по вам, а его
упрекала бы.
Лысый мужичок стряхнул пепел на пол и не успел ничего ответить,
поскольку из-за коридорного сверта, оттуда, где, по всей видимоси,
находилась кухня, донеслось громогласное:
- От... архимандрит твою бога мать, кто там смолит? Ну, блин, неужели
не понятно: все равно что под себя гадить. Ну, что, не дотерпеть до "дыры
неба"? Подошел и хоть ужрись этим дымом.
- Заткнись, - огрызнулся мужичок.
На кухне громыхнули сковородкой:
- Ты знаешь что, выбирай выражения - я не виноват, что у тебя -
семейная драма. Подумаешь, жена - блядь! Я что же, должен по этому поводу в
табачном дыму задыхаться?
Мужичок притушил сигарету о стену, бросил окурок на пол.
- Нет, - спокойно сказал он, - по этому поводу ты сейчас у меня
получишь по рылу.
В ту же секунду распахнулась дверь, и в коридор выскочила Глафира. Я
невольно отступил назад. Она была очень большая, голая и красивая.
- Да, - закричала Глафира, - да - блядь! Только не для таких, как
ты...Я лучше этому мозгляку одноглазому дам, чем тебе.
- Была охота, - донеслось равнодушное с кухни.
Глафира внезапно замерла, ее большое красивое тело как бы одеревенело,
застыло, но все это продолжалось не более мгновения.
Глафиру швырнуло на пол.
К ней кинулся лысый мужичок, успев крикнуть мне:
- Одноглазый! Тащи подушку!
Я бросился в комнату, а когда воротился в коридор с подушкой, там уже
бурлила и суетилась толпа вокруг бьющейся в падучей Глафиры.
- Что-то ее больно часто бить стало, - заметила средних лет женщина,
деловито заглядывающая через плечи и спины собравшихся в центр круга.
- Все, все, - отчаянно выкрикнул лысый, - утихла... Подите все,
подите...
Толпа стала расходиться. Лысый помог Глафире подняться и увел в
комнату.
На полу осталась дурно пахнущая лужа.
- Еще и убирать за ней, - недовольно проворчал хам, прибежавший из
кухни.
Кого-то он мне напоминал.
- Между прочим, - наставительно произнесла дама, сетовавшая на то, что
Глафиру стало часто "бить", - при таких припадках происходит упущение кала
или мочи.
- Ага, - подхватил хам, - стало быть, сказать "спасибо", что не
обклалась?
- Истинно, - важно кивнула дама, - и сходить за ведром с тряпкой. Ты
сегодня дежуришь?
Хам, бурча, двинулся за ведром с тряпкой.
Дама повернулась ко мне.
- Очень приятно, - сказала она, улыбаясь, - я - вдова командора,
ответственная за этот коридор. Вы - новенький?
- Да, - сказал я и поклонился, - Джек Никольс.
- Жанна, - сказала дама и заулыбалась.
Я заметил на верхней губе усики, но они ничуть не уродовали даму.
Вернулся хам, шмякнул тряпку на пол, принялся затирать лужу.
- Я, Жанна Порфирьевна, - предупредил хам, - так скажу. Когда
его дежурство будет, я так в коридоре насвинячу, так насвинячу...
- Куродо, - охнул я, - Куродо!
Куродо, а это был он, - поглядел на меня в изумлении.
- По... по...звольте. Джекки? - Куродо разинул рот. - Батюшки-светы,
ох, как тебя раскурочило! Ох, как давануло!
Жанна похлопала в ладоши:
- Как приятно! Вы что же - боевые друзья?
- Да, Жанна Порфирьевна, - заволновался Куродо, - это ж мой ляпший
сябр! Мой кореш из учебки! Ой, как его сержант кантовал, ой, кантовал...
- Дотирайте пол, Куродо, - наставительно произнесла Жанна Порфирьевна,
- о своих похождениях расскажете потом.
Куродо скоренько дотер пол и продолжал, швырнув тряпку в ведро:
- Его сержант в Северный запихнул - оттуда, сами знаете...
- Но ваш сержант, - заметила Жанна Порфирьевна, - вы говорили, очень
нехорошо кончил.
- Да уже чего хорошего, - Куродо поднялся и поболтал ведром, - я ему
сам по хребтине пару раз табуретом въехал, чтобы знал, прыгун рептильный,
дракон е... трепаный, - деликатно поправился Куродо, - как добрых людей
кантовать.
Жанна удовлетворенно покачивала головой. Казалось, ей очень нравится
рассказ Куродо.
Тем временем в коридор вновь вышел лысый мужик.
Он угрюмо буркнул, глядя на Куродо:
- Я бы сам убрал...
- Георгий Алоисович, - строго произнесла Жанна, - это совершенно
излишне. Сегодня дежурство Куродо, и вам ни к чему брать на себя его
обязанности, а вот то, что вы позволяете своей жене распускаться...
- Жанна Порфирьевна, - начал медленно наливаться гневом лысый мужик, -
вы прекрасно знаете, что моя жена больна.
- Милый, - высокомерно сказала Жанна , - я так же прекрасно знаю, что
это не только и не столько болезнь, сколько распущенность, или, вернее,
болезнь, помноженная на распущенность.
- Жанна Порфирьевна, - лысый говорил тихо и медленно, но было видно,
как он сдерживает рвущийся из глотки крик, - я попросил бы выбирать
выражения .
- Какие выражения, милый? - Жанна Порфирьевна в удивлении чуть
приподняла тонко очерченные, очевидно выщипанные брови.
- Я... - раздельно проговорил лысый, - вам не...милый.
- Ну хорошо - дорогой, - примирительно сказала Жанна .
- И - не дорогой...
- Ладно, - кивнула Жанна Порфирьевна, - согласна - дешевый...
Георгий сжал кулаки, но скрепился, смолчал.
- У нас у всех были любови, - продолжала безжалостная Жанна, - были
потери близких, но мы не позволяли себе и своим близким распускаться, по
крайней мере - на людях. Кстати, - Жанна (хотя это было вовсе некстати)
указала на меня, - ваш новый сосед. Где был Эдуард - ныне Джек. А это -
Егор!
- Георгий, - поправил лысый.
- Хорошо, - согласилась Жанна , - Георгий.
- Жанна Порфирьевна, - сказал Георгий, - я бы настоятельно просил вас
не лезть в мои дела.
- А вы, - невозмутимо возразила Жанна Порфирьевна, - не выставляйте
свои дела на всеобщее обозрение. У вас есть своя комната. Заперлись в ней -
и вопите, скандальте себе в свое удовольствие. Мой дом - мой свинарник,
грязь из него выносить не полагается. Слышали такую поговорку?
Разговор принимал самый нежелательный оборот, но в дело вмешался
Куродо.
- Слышь, - перебил он начавшего было говорить Георгия, - ты погоди
шуметь, надо же Эдика помянуть как-то, а то совсем не по-людски получается.
- Вы сначала ведро с тряпкой унесите, - приказала Жанна Порфирьевна, -
потом уж рассуждайте - по-людски - не по-людски...
- Есть! - шутливо отозвался Куродо и, уходя, позвал меня: - Джекки,
пойдем, покажу владения.
Покуда я шел по коридору. Куродо объяснял:
- Жанна - баба хорошая, но с прибабахом.
- Ну, ты тоже... - начал было я.
- Что - тоже? - перебил меня Куродо. - Егорка - нахал... Подумаешь,
расстроился и засмолил. Тут Жанна права. Не фиг распускаться.
Мы свернули в небольшой коридорчик, вышли в огромную кухню. Я насчитал
десять плит.
Куродо поставил ведро на пол, вынул тряпку и зашвырнул ее в угол.
- Да ты не пугайся, - сказал он, - здесь народу не много. Так... если
пир устроить, поминки там, счастливое прибытие...
- День рождения, - подсказал я.
- Не, - мотнул головой Куродо, - это не практикуется.
Он посмотрел на меня и рассмеялся:
- Ты чего, Джекки, так с подушкой и ходишь?
- Да, - сказал я, - действительно...
На кухню вышел Георгий Алоисович. Его колотило.
- Стерва, - в руке у него был старый, покорябанный, видавший виды
чайник, - мерзавка, как из нее жабы не получилось - не представляю.
Он поставил чайник на плиту, повернул ручку. Плита угрожающе загудела.
- Не надо печалиться, - пропел Куродо, - потому что - все еще
впереди...
- У, - сказал Георгий Алоисович, - с каким удовольствием я бы ее в
лабораторию или в санчасть бы сдал.
- Ты погоди, погоди, - усмехнулся Куродо, - как бы она нас под расписку
не сдала... Скольких она пережила?
Георгий Алоисович пальцем потыкал в сторону коридора:
- Я тебе скажу, я командора вполне понимаю. От такой стервы сбежишь -
хоть в пасть к дракону, хоть в болото к "вонючим".
- Так это - одно и то же, - задумчиво сказал Куродо, - только ты зря.
Они с командором жили душа в душу.
- Тебе-то откуда знать? - презрительно бросил Георгий Алоисович.
- Святогор Савельич рассказывал, - возразил Куродо, - говорил, что
Жанка здорово переменилась...
- Вот вредный был мужик, да? - спросил Георгий.
- Ну, - гмыкнул Куродо, - где ж ты тут полезных-то найдешь? Полезные
все в санчастях шипят и извиваются, а здесь - сплошь "лыцари", то есть -
убийцы...
Куродо явно поумнел с тех пор, как я с ним расстался.
- Нет, - стоял на своем Георгий, - ты вспомни, вот мы с тобой почти
одновременно сюда пришли, ты помнишь, чтоб он хоть раз дежурил?
Куродо рассмеялся:
- Ну, ты дал! Святогор Савельевич - и дежурство!
- Как сволочь последняя увиливал, а как он нас кантовать пытался? Вроде
казармы, да? Что он как бы ветеран, а мы - "младенцы"...
- Ну, - урезонил Георгия Куродо, - он же и на самом деле, был ветеран.
- А я спорю? Я говорю, что он - мужик дерьмо, а ветеран-то он ветеран,
это точно...
- Ага, - подтвердил Куродо, - и все равно, когда повязали и в санчасть
поволокли, до чего было неприятно, да? Был человек как человек... Я вот
скажу, Джекки - свидетель, был у нас сержант - и не такое дерьмо, как
Святогор, нет, в чем-то даже и справедливый - верно, Джекки?
Я подумал и решил не спорить, согласился:
- Верно.
- Ну вот, - а когда дело до превращения дошло, так я ему первый по
хребтине табуретом въехал; а здесь - не то, вовсе не то. Жалко было
Святогора, что, неправда?
Георгий Алоисович помолчал, а потом кивнул:
- Жалко...
Куродо удовлетворенно заметил:
- Вот... А ты знай себе твердишь: Жанну бы с удовольствием сволок в
лабораторию. Обрыдался бы над лягвой-лягушечкой...
Чайник забурлил, принялся плеваться кипятком. Георгий Алоисович
выключил плиту, подцепил чайник.
- Чаем отпаивать будешь? - поинтересовался Куродо.
Георгий махнул рукой - и побрел прочь.
Куродо подождал, пока он уйдет, и посоветовал:
- Ну, я не знаю, как у тебя там было... Но тебе здесь скажу - не
женись. Связаться с такой стервозой, как Глашка...
- Я и не собираюсь, - улыбнулся я.
- А они все здесь в подземелье стервенеют, - вздохнул Куродо, - стало
быть, ты в пятом номере? Ну и распрекрасно - я в седьмом. Заходи -
потрепемся.
- Зайду, - кивнул я, - только подушку отнесу на место - и зайду.
- Валяй.
Куродо остался на кухне, я отправился в свою комнату, но, когда толкнул
дверь, то замер от изумления.
На кровати сидела, нога на ногу, прямая, строгая и стройная, Жанна
Порфирьевна.
Я заглянул на дверь. Да нет, номер пять. Бледная металлическая цифра.
- Все в порядке, - поощрительно заулыбалась Жанна , - вы не ошиблись,
это я несколько обнаглела. Заходите, не сомневайтесь...
Я зашел и, вытянув руки, пробормотал, покачивая подушкой:
- Я... это... вот... подушка...
Жанна засмеялась:
- Ах, какой же вы, милый, тюлень. Ну, кладите, кладите свою подушку на
кровать.
Я положил и остался стоять, не решаясь опуститься на стул.
- Что же вы стоите? - изумилась Жанна. - Садитесь, садитесь. Вы не
смущайтесь, что вы... Я просто заглянула в ваш холодильник и обнаружила, что
он пустым-пустехонек...
Я присел на краешек стула и тихо сказал:
- Да не надо бы...Тут - кафе, и вообще, не надо бы...
Жанна Порфирьевна замахала руками:
- Ой, ну что вы, какие церемонии, я же здесь для всех - как бы мама...
Понимаете? Мама Жанна ...
Я покраснел и заерзал на стуле.
- Вот вам, Джекки, сколько лет?
- Кажется, восемнадцать, - едва слышно выговорил я.
- Восемнадцать? - улыбнулась Жанна. - Знак зверя.
- Зверя? - не понял я.
Жанна Порфирьевна показала мне три пальца:
- Шесть... шесть... шесть, - серьезно сказала она, - три шестерки - это
восемнадцать. Никогда человек не близок так к разрушению, к переворотам, к
жестокости, к зверству, к разочарованию в мире, как в свои восемнадцать
лет... Жизненный опыт - ноль, интеллектуальной и сексуальной энергии -
пироксилиновая бочка - чем не зверь? И самый опасный зверь из всех
возможных. Юность - это знак зверя. Но вы ведь не такой?
- Не такой, - ответил я, но тут же добавил: - Впрочем, не знаю...
Жанна откинулась назад, рассмеялась, протянула руку, провела по моей
щеке рукой.
- Джекки, вы - прелесть... Мне хочется больше узнать про вас. Кто ваши
родители? Как вы очутились здесь? Где учились?
Я начал рассказывать. Я рассказывал спеша, поскольку помнил, что меня
ждет Куродо.
- Что вы так торопитесь? - заметила это Жанна . - Не нервничайте, что
вы...
- Да я не нервничаю, просто меня ждут... Ну, Куродо... мы договорились.
- А, - улыбнулась Жанна, - встреча со старым другом... Ну, возьмите - я
в холодильнике кое-что оставила.
Я распахнул дверцу и невольно ахнул. Холодильник был забит всевозможной
снедью. В дверце стояли четыре темные бутылки.
- Берите, берите, - замахала рукой Жанна. Она встала, подошла к двери.
Щелкнула выключателем. Здесь, в подземелье, меня все еще поражала мгновенная
давящая тьма; она была резка и безжалостна, словно удар поддых.
Жанна распахнула дверь в коридор, на пол лег прямоугольник света, а в
нем - тонкая черная тень Жанны.
- Ну, - сказала Жанна , - так мы идем?
Я вышел в коридор, длинный, словно небольшой узкий переулочек.
Жанна махнула рукой:
- Там - седьмой номер. А там, - она показала в противоположном
направлении, - номер два. Моя квартира.
- Спасибо, - я коротко поклонился.
Глава шестая. "Пещерный"
Жанна Порфирьевна возилась у костра. Валя пошел собирать хворост.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг