- Да я вижу, что "квашня". Как зовут тебя, воин?
- Джек Никольс, - отрапортовал я, - рядовой третьей роты.
- Даа, - протянул Фарамунд Иванович, - ну, счастлив твой бог, Джек
Никольс. Сейчас животных позову. Лежи и не рыпайся. Если от "квашни"
вырвался, то животных стерпишь.
Фарамунд Иванович растворил двери пошире, и я увидел черный старомодный
телефон на небольшой канцелярского вида тумбочке.
- Фарамунд Иванович, - тихо позвал Пауль, - а вы меня не осмотрите,
боль, понимаете, зверская. У меня копчик, надо полагать, сломан...
Фарамунд Иванович поморщился недовольно и махнул рукой, мол, не мешай,
сейчас разберемся.
- Алло, - сказал он в трубку, - Катенька. Очень хорошо. Пошлите к
пятому подъезду Степу и Колю с носилками. Да... И Степа должен вылизать. Как
язык сухой? Катенька, вы меня изумляете. Ну, дайте ему выпить что-нибудь.
Ну, Катерина Сергеевна, ну, как можно? Нет. Не пива. Пива ни в коем случае.
Вот... "Ркацители". Да... "Ркацители" - хорошо. В меру... Ждем.
Фарамунд Иванович положил трубку, оглядел всех нас.
- Так, - сказал он, - Пауль, ты сам до пятой палаты дойдешь?
Пауль отрицательно покачал головой.
Фарамунд Иванович вздохнул:
- Ох, ну прямо беда с вами. Хорошо, пускай тебя... - Фарамунд Иванович
пощелкал пальцами, припоминая.
- Хуан, - подсказал Хуан.
- Да, - с облегчением сказал Фарамунд Иванович, - пускай тебя Хуан
отведет. Ты ему объяснишь, как, какими коридорами идти. Тэкс. А вы, - он
обратился к Вале, - юноша, можете идти.
Валентин Аскерханович отдал честь и сказал:
- Фарамунд Иванович, к вам в коридор ворон упал.
Фарамунд Иванович развел руками:
- А я что могу поделать? Это, юноша, еще не самое страшное. А вот когда
"квашня" вылупилась у четвертого подъезда - вот это было...
- Ага, - обрадовался Валентин Аскерханович, - я помню, помню... Всех
подняли по тревоге - и вперед...
- Юноша, - поморщился Фарамунд Иванович, - вы своими боевыми
воспоминаниями потом поделитесь с самозабвенно внимающими вам слушателями,
сейчас ступайте, ступайте, нечего вам на Степу с Колей любоваться. Только
одноглазого к стеночке прислоните, чтоб не сполз - и до видзення, до
видзення...
Валя подтащил меня к стене и аккуратно прислонил.
- Стой, не падай, - объявил он мне, легонько постукал по плечу, будто
хотел удостовериться - не шлепнусь ли я в самом деле , и удалился .
Степа с Колей появились довольно скоро.
Это оказались два двуногих, одетых в белые халаты, длинномордых ящера.
Они тащили носилки, при этом один из ящеров, по-видимому Степа, гундел и
напевал что-то веселое, но непонятное.
- Так, - Фарамунд Иванович потер руки, - Степинька с Коленькой хорошие
носилки притаранили? прочные?
Степинька и Коленька почти одновременно развели лапы, мол, какие могут
быть сомнения? А Коленька, тот даже продундел-прогундосил, не разжимая
пасти, - и страшно было видеть, как человечьи слова бьются в горловом
отвислом мешке рептилии.
- Фарамунд Иванович, прочнее некуда.
- Ладно, ладно, - проворчал Фарамунд Иванович, - знаю вас, чертей,
некуда! Не "некуда", а "некогда". Схватили, небось, первые попавшиеся.
Ставьте на песок.
Степа с Колей опустили носилки.
- Попробуем ваше "некуда", - пробормотал Фарамунд Иванович, и улегся на
носилки, - поднимай! - прказал он.
Степа с Колей медлили. Фарамунд Иванович поднял голову и поглядел на
двух санитаров-ящеров в недоумении:
- Я не понял? В чем заминка? Вира...
- Кажется, - забулькал, захрипел горлом Коля, это называется "майна".
- Какая разница, - рассердился Фарамунд Иванович, - майнавира, я не
грузчик какой-нибудь, не такелажник портовый, я - врач! Представитель самой
гуманной!.. Словом, поднимайте!
Степа и Коля разом взялись за ручки носилок и рванули вверх.
Раздался треск. Полотняное дно носилок не разорвалось - оно взорвалось
под тяжестью Фарамунда Ивановича.
К моему удивлению, он не особенно рассердился.
- Ах вы остолопы, - нежно произнес он, - очутившись на песке, - ну
совсем от рук отбились. На всю санчасть один серьезно покалеченный - и с тем
справиться не можете. Мышей не ловите!
Степа загундосил нечто нечленораздельно-оправдательное, а Коля только
лапами развел , мол, и на старуху бывает проруха.
- А ну, марш за новыми! Стооп! - закричал на дернувшихся было с места
ящеров Фарамунд Иванович. - Стоп. Парню совсем хреново. Эвон как по стенке
ползет. Действуй, Степа. Авось дождется носилок.
Меня тошнило. Пол уходил из-под ног. Я словно бы падал, падал и не мог
упасть.
Я понимал, что конец падения, дно будет означать попросту смерть, и
почти не боялся этого. Мне было все равно.
Степа положил лапы мне на плечи и встряхнул меня, прижал к стене. На
мгновение я перестал видеть, а потом увидел все с внезапной жестокой
ясностью: отвратительное чудовище, стоящее прямо передо мной, остромордое,
вислогорлое, и за его спиной - ярко освещенная площадка, коридор со
свисающими гроздьями люстр...
Пасть Степы чуть разжалась, и в тоненькое отверстие, похожее на
трубочку для свиста, выскользнуло тугое безжалостное жало. Оно воткнулось,
вонзилось в выжженную глазницу. Я завопил от боли и омерзения. Нечто
разрывало, раздергивало мне глазницу. Сквозь шум боли я услышал, во-первых,
крик Фарамунда Ивановича: "Молодец, молодец, так и смотри, не жмурься!
Умница. Терпи!" (а я и не жмурился. Я смотрел, я не мог не видеть
вздрагивающее, глотающее горло рептилии. Я не мог заставить себя не смотреть
на это горло...), и во-вторых: "Колька! Рысью за носилками! Рысью..." Я
видел ненависть и омерзение, стоящие в глазах Степы, и понимал, что это -
мои ненависть и омерзение. Я понимал, что он высасывает из меня яд "квашни",
но не мог почувствовать к этому существу ничего, кроме отвращения. И будто
подтверждая мое отвращение, Степа, резко убрав, выдернув жало из моей
глазницы, с силой врезал мне лапой по лицу. Я упал, ткнулся в утоптанный
песок.
- Эт-то что за номера? - услышал я голос Фарамунда Ивановича. - Что за
истерики? Прекратить! Что сказано? Хороший, хороший... Суп... Супчику дам...
Я с трудом поднялся и увидел, что Фарамунд Иванович оттаскивает за лапу
трясущегося Степу.
- Иы, иы, - выл Степа, - иы.
Из глаз у него катились слезы. Все вместе напоминало вполне человечью
истерику.
- Все, все, - Фарамунд Иванович гладил Степу по вытянутой крокодильей
морде, - сейчас отнесешь больного, будешь играть, супчику, супу. О! Вот и
носилки прибыли.
Коля брякнул носилки на песок у самых моих ног.
- Помочь? - обратился ко мне Фарамунд Иванович.
Я помотал головой, мол, не надо - и шмякнулся лицом вниз на носилки.
Щеке под глазницей стало сначала тепло, а после я почувствовал влажный,
текучий холод.
Степа и Коля подхватили носилки и рванули с места в карьер. Я видел
только мелькающие половицы, чистые, до блеска натертые, в коридорах
санчасти.
Следом за нами бежал Фарамунд Иванович. Я слышал его ласковые
понукания:
- Давай, давай, ребятки, жми... жми - вовсю!
Меня внесли в помещение с беломраморным полом, отполированным до блеска
- так отполированным, что я увидел собственное обезображенное лицо,
рассмотрел вытекающую из глазницы желтую жижу.
- Вертай - кидай на постель! - хрипло приказал Фарамунд Иванович.
- Ийэх, - Степа и Коля ловко перевернули меня на постель.
И тут я увидел прямо над собой раззявленную пасть дракона. В
нарисованную пасть был вбит крюк. На крюке висела люстра.
- Степинька, Коленька, - нежно сказал, потирая руки, Фарамунд Иванович,
- свободны, свободны... Давайте, давайте...
Коля, подхватив носилки, вышел.
Степа остался стоять, выжидательно глядя на Фарамунда.
- А, - догадался Фарамунд, - супчик?
Он похлопал Степу по вытянутой крокодильей морде.
- Конечно, конечно, ну, пойдем, пойдем, молодчага.
И они вышли.
Я смотрел в раззявленую пасть. Дракон будто высунул светящийся
стеклянный язык. Люстра свешивалась сияющим коконом, застывшим водопадом
света и стекла; казалось, тронь ее - и она зашуршит, зазвенит неведомой
прекрасной музыкой.
Но раззявленная пасть, хайло того, что не должно существовать рядом со
мной, с моей мамой, с Мэлори. Пасть всесильного убийцы, пасть убийства,
мрази, гниды, рептилии.
В палату вернулся Фарамунд Иванович.
- Нутес? - он нагнулся и платочком аккуратно вытер мне щеки. -
Состояние?
- Хреновое, - ответил я и указал на драконовую пасть, намалеванную на
потолке, пасть, изрыгнувшую хрустальную люстру, - а это зачем? Для поднятия
тонуса?
- Нет, юноша, - засмеялся Фарамунд Иванович, - нет. Какой же тут тонус?
Это - чтобы дракона не забывали.
- Я и так его помню, - быстро ответил я.
- Лежите, лежите, - замахал руками Фарамунд Иванович, - вам нельзя
волноваться.
Я скосил глаз и увидел, что лежу в обширнейшем зале, где, кроме моей,
еще четыре кровати, но пустые, аккуратно застланные...
Фарамунд Иванович подтянул к моей кровати стул, уселся, упер руки в
колени и попросил:
- Согните ногу.
Я попытался - и не смог.
- Прекрасно. Теперь постарайтесь приподняться.
Я уперся локтями в кровать и не смог выпрямиться, не смог сесть.
- Чудно! - с непонятным восторгом провозгласил Фарамунд Иванович. -
Великолепно! Завтра приведу студентов. Есть не хотите?
- Какое, - постарался улыбнуться я, - пить хочу...
Язык у меня был как камень, брошенный в высохший до дна колодец в
пустыне.
- Пить, - развел руками Фарамунд Иванович, - покуда нельзя. Покуда -
терпите... - он подошел к стене и поубавил света в люстре, - так хорошо?
В палате стало полутемно. Чуть посверкивали стекляшки в люстре, и
драконья пасть рисовалась далеким нестрашным очерком, прочерком.
- Хорошо, - сказал я.
- Отлично, - кивнул Фарамунд Иванович, - сейчас пришлю Колю с Катей,
переоденут вас. Вообще-то это даже полезно. Вроде массажа. Орать не
рекомендую. Еще больше раззадорите. Ждите.
И он вышел в коридор.
Минут через пять в коридоре раздалась дробная стукотня лап, и уже
знакомый мне голос пробулькал:
- Будьте спокойны, Фар-Иваныч. И в пижамку оденем, и бельишко сменим.
В ответ я услышал испуганное захлебывающееся (по всей видимости, от
бега):
- Ах, батюшки, вы нежнее, нежнее только, ребятки!
Дверь распахнулась от сильного удара. В палату ворвались Коля,
незнакомое мне бородавчатое омерзительное существо - не то жаба размером с
человека, не то двуглазая "квашня", и Фарамунд Иванович. Для начала Коля
поскользнулся на мраморе и грянулся оземь. Бородавчатое существо врубило
свет на полную, что называется, катушку. Фарамунд Иванович бросился
поднимать Колю.
- Коленька, Коленька, - испуганно бормотал он, - что же вы? Так же и
разбиться можно? Ну, куда так спешить?.. Катенька, - поставив на ноги Колю,
кинулся к бородавчатому чудищу Фарамунд , - сюда, сюда - пижамку и штаны...
Ага... Умница.
- Фарамунд Иванович, - спросил я, - но они пьяны?
- В стельку, - спокойно констатировал Фарамунд и тут же бросился все
так же суматошливо-нервно хлопотать вокруг двух пьяных рептилий, - Катенька,
Коленька - вот больной, вот...
- Не хлопай крыльями, - неожиданным глубоким контральто пророкотала
Катенька, - где больной?
- Вот! - Фарамунд Иванович указал на мою постель. - Ах, ах, - замахал
руками, и в самом деле, как крыльями захлопал, Фарамунд Иванович, - легче,
легче, милые, нежнее, нежнее.
Из пасти Катеньки вылетел липкий красный язык ("Царевна, - устало
подумал я, - переквалифицировавшаяся в санитарки") - блямс, разбрызгивая
вонючую белую слюну, язык проехался по моему лицу и влип, вцепился в
гимнастерку х/б. Хрысь! Катенька разодрала гимнастерку, тем временем ко мне
подскочил Коля и сорвал с меня штаны вместе с сапогами.
- Ой-е-ей, - запричитал Фарамунд Иванович, - помилосердствуйте,
ребятушки, ведь убьете болящего.
- Вы что, - в сердцах выкрикнул я, - издеваетесь? Они же меня, гады
ваши, в самом деле убивают!
Щелк! Одним щелчком Катенька сбросила меня на блестящий мрамор и
взгромоздилась мне на спину.
- Не бось, - рокотала она, будто действительно желая меня ободрить, -
не бось, ни хрена не убьем - только косточки разомнем.
Липкими холодными лапами она вдавливала меня в мрамор. Она деловито
топталась по мне.
- Катиш, Катюнчик. - услышал я бодрое булькание Коли, - дай-ка я его,
родимого, хвостиком по хребтине поглажу...
- Не надо, - выпела жабообразная Катенька, чуть ли не казачка
выплясывающая на моей спине, - нельзя бить маленьких...
- Ну, по попе, по попе-то можно?
- Ребятки, - взывал к разошедшимся не на шутку санитарам Фарамунд
Иванович, - не сломайте бойца!
- И-йех! - выдохнул Коленька, и острая секущая боль заставила меня
вскрикнуть.
Я с трудом вывернул голову из-под жирного бородавчатого зада жабы и
выхрипнул Фарамунду:
- Это что же, массаж, по-вашему? Это - пытка, издевательство и
избиение...
- А что же, - спросила Катенька, нехотя сползая с меня, - по-твоему,
массаж, как не смягченные, ослабленные пытки, издевательства и избиения?
- Весь вопрос в степени! - в каком-то дурном восторге заорал Коля,
разевая пасть, в коей я успел увидеть кипение красноватой слюны и дрожащее
раздвоенное жало.
- Никак не в степени, - Катенька схватила меня за плечи и легко
вздернула над полом, так что я смог увидеть всю ее бородавчатую неровно
дышащую тушу, - никак не в степени, - повторила Катенька, и я увидел свое
отражение в выпуклом безразличном глазе жабы, - а в отношении к
происходящему!.. Если он себя уверит, что происходящее - пытка, так
он и у массажиста от ужаса скончается, а если он себя уверит,
что - массаж, так он и на дыбе от удовольствия покряхтывать будет.
Суй его в штаны, раба божьего.
Растянув штаны, елико возможно, Коля подставил их под мои ноги, словно
распахнутый мешок, куда вот-вот должны засыпать картошку.
- Только, - захихикал Коля, - ты его аккуратней, а то помнишь, в
прошлый раз мы того чмошника одевали, в одну штанину обе ноги засунули - во
смеху было!
- Ноги растопырь, чудо, - прикрикнула на меня Катенька, - не слышишь
разве, что бывает?
С трудом я попытался раздвинуть ноги и выговорил:
- Вам... что же... доводилось бывать на... дыбе?
- Ах ты дрянь! - поразилась Катенька, впихивая меня в пижамные штаны, -
да у меня вся жизнь! - как на дыбе. Держи его, сквернавца, за плечи, -
разевая пасть, оглушительно гаркнула она Коле, - счас пижаму надевать будем!
Видимо, я здорово рассердил Катеньку, раз сам Фарамунд Иванович
схватился за голову, полуприсел и в этом полуприседе заканючил:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг