увязки обоих лагерей. Внезапно я заметил у самого края поля зрения
крохотную черточку, отличавшуюся от всего другого резкой
определенностью очертаний. Едва дыша и осторожно вращая микрометренный
винт, я перегнал черточку в центр поля и тут убедился окончательно,
что это был наш столб. Мы переоценили его размеры и потому так долго
мучились с поисками. На этом расстоянии высокий рельс даже в трубу
теодолита казался не больше короткой щетинки.
Раскопки завершались. Кончался наш запас гипса и ящиков,
подъедались и продукты. Мы могли бы похвалиться поразительно точным
расчетом всех запасов, если бы это совпадение не было случайным.
Солнечные и холодные дни были напоены бодрящей свежестью, и все
работали не покладая рук. Ремонт машин шел на полный ход. Пронин после
долгих размышлений стянул разбитый картер мотора "Дзерена" железными
лентами. Мы рассчитывали на пресловутую прочность "ЗИСа" и надеялись,
что машина дойдет до Далан-Дзадагада, куда "Тарбаган" подвезет новый
картер.
У Новожилова и у меня накопилось много геологических наблюдений.
Теперь загадок "Красной гряды" больше не существовало. В "Красной
гряде" мы открыли четыре костеносных горизонта и по смене пород
проследили восемь этапов ее образования. В первом этапе происходил
общий размыв меловых пород. Образовалась узкая котловина, в которой
отлагались конгломераты и нижние грубые пески. Скорость потоков была
слишком велика, и остатки животных, не задерживаясь здесь, выносились
куда-то дальше и там разрушались. Вскоре в котловине образовалось
озеро, скорость потоков резко упала, и они стали приносить только
тонко-отмученный материал. Отложились пурпурные глины без остатков
животных, которых не могли принести медленные (слабые) потоки.
Затем наступило усиление приноса с частичным размывом уже
отложенных пурпурных глин. В бассейн начали поступать кости нижнего
костеносного горизонта, и отложилась нижняя песчаниковая плита. Еще
большее увеличение скорости приносящих потоков вызвало отложение
гравийника и множества костей второго нижнего горизонта. Течение было
настолько сильным, что размывало рыхлые гравийные осадки, оставляя
нетронутыми только участки, сцементировавшиеся вокруг костей. Так
образовался слой конкреций с костями млекопитающих. Эти же потоки
несли множество трупов крупных рыб и водяных черепах, погребавшихся
вместе с конкрециями.
В следующую, пятую, фазу отложения образовались продольные речные
русла и в них накопились десятиметровой мощности слои белых песков с
редкими рассеянными костями. Шестая и седьмая фазы - это вновь
образование сравнительно глубокого озера с отложением в нем коричневых
глин и бурых глинистых песков. Это отложение было прервано седьмой
фазой с усилением приноса, отложением желтых песков и верхней
песчаниковой плиты, а также с костями млекопитающих верхнего
костеносного горизонта. В последнюю, восьмую, фазу озерный бассейн
распространился гораздо шире прежней узкой котловины и достигал в
ширину не менее двадцати километров с севера на юг.
Такова была геологическая история "Красной гряды", прочитанная
нами в смене различных пород и в распределении остатков животных.
Потоки, приносившие кости, текли из лесов, окаймлявших озеро или ранее
- котловину. Множество мелких древесных обломков, встреченных нами в
костеносных горизонтах, говорило об этом. По-видимому, найденные нами
древние млекопитающие обитали вдоль рек на опушках лесов. Попадая в
воду, их остатки смешивались вместе с трупами речных обитателей - рыб
и черепах - и сносились в ту котловину, которая пятьдесят миллионов
лет спустя сделалась "Красной грядой" и вместилищем их окаменелых
остатков.
Найденные в "Красной гряде" диноцераты, по описанию профессора
К.К. Флерова, были представителями совершенно новой ветви азиатских
диноцерат, названных монголотериями (в переводе с
греческого - "монгольский зверь"). Это были травоядные, размером с
крупного теленка животные, еще не потерявшие общего облика хищника.
Широкие лбы и узкие теменные гребни их черепов напоминали медведей.
Еще большее сходство с медведями придавали стопоходящие когтистые
задние лапы, позволявшие животным легко вставать на дыбы. Длинные
клыки, торчавшие вниз из верхней челюсти, как у современной кабарги,
но гораздо более длинные, походили на клыки саблезубых тигров.
Другие найденные здесь звери принадлежали к группе пантоламбд,
также до сих пор известных только на Американском материке. Величиной
с собаку, они обладали замечательными зубами, похожими одновременно и
на зубы травоядных и на древних насекомоядных - летучих мышей.
Совершенно новыми были и черепахи, по-видимому, предки современных
тропических черепах Африки и Южной Америки. Недаром так привлекала нас
"Красная гряда". В ней, в самом сердце Азии, оказались скрытыми
документы наземной жизни начала кайнозойской эры, и эта жизнь была в
общем такой же, как и на удаленном Американском материке.
Следовательно, развитие древних млекопитающих, вопреки установившимся
взглядам, было широким и повсеместным уже на заре кайнозоя.
С семнадцатого сентября ночные крики филина прекратились. Вместо
них стал раздаваться печальный волчий вой. Сияющая гобийская красавица
луна ущербилась, ночи стали темными. Восемнадцатого сентября мы
принялись свертывать лагерь и грузить "Дзерена". В три часа дня
"Дзерен" ушел на Далан-Дзадагад, чтобы не задерживать всю колонну, так
как из-за разбитого картера он не мог идти быстро. Четыре тонны
драгоценной добычи из "Красной гряды" были погружены на "Волка" и
"Кулана". Полуторку забили бензобочками, а "Дракона" - тяжелым
снаряжением. Как назло, "ходовой" день - девятнадцатое сентября -
выдался жарким. Необыкновенный палевый туман застлал все горы и лег на
бэли котловины Нэмэгэту еще со вчерашнего дня. Ветер дул в хвост
колонны, моторы перегревались, но машины шли довольно быстро. К
двенадцати часам достигли родника Даба. В последний раз я посмотрел на
Нэмэгэту, но палевая дымка не дала мне проститься ни с ней, ни с
Хугшо, несмотря на то что дорога проходила у самого подножия
последней. Осталась позади и дикая серая стена Хана-Хере. Здесь не
было дымки, и чудовищные "Три Чиновника" с их необычайными
вырубленными формами нависли над нами в свете низкого солнца. Глубокие
черные провалы, торчащие утесы, отвесные скалы... Две западные горы с
наклонной столовой поверхностью были как бы грубо обтесаны с четырех
сторон, а восточная - вздымалась исполинским горбом с длинными
пирамидальными ребрами.
К четырем часам мы были в Ноян сомоне. Прощание с друзьями и
знакомыми отняло два часа, и мы дошли в свете фар только до больших
песчаных кочек, в которых отстаивался "Дракон" в 1948 году.
Пестрые горы в тридцати километрах к востоку от Ноян сомона
поразили меня своей запыленностью. Мягкими, как бы подернутыми дымкой,
были цвета горных пород: малиновый, охристо-серый, грязно-зеленый,
буро-шоколадный, красно-серый и серовато-белый. Причудливо сочетались
низкие конусы и выровненные площадки перечисленных цветов, испещренные
пятнами черных камней и черно-зеленых кустов гобийского миндаля. Пыль
и песок покрывали всю местность, лежали тонким слоем на склонах
холмов. В руслах и долинах песок насыпан глубоким и рыхлым одеялом.
При виде этой картины легкая тревога омрачила мне радость возвращения.
Пески явно наступали на весь район наших работ в Южной Гоби. Они
заносили и область пестрых гор у Ноян сомона, и запад Нэмэгэтинской
котловины около Цаган-улы, где появлялись новые и новые барханы. И
было приятно вспомнить, что наша дорога в Нэмэгэту - трудная,
трясучая, много раз проклинавшаяся, пересекает котловину высоко на
бэле, в безопасности от несчастного нашествия.
Мы приближались к Цаган-Дерисуни. Знакомые черные холмы были
испещрены почти горизонтальными тенями от низкого солнца. Сочетание
скопища холмов и теней создало впечатление какой-то толпы, в быстром
беге устремленной на запад, навстречу нашей колонне. Машины шли
быстро, бензину хватило, и мы приехали в аймак к полудню, снявшись с
ночлега в семь утра. Пронин добрался благополучно и разбирал мотор,
никак не ожидая нас так скоро. Ночью пришел "Тарбаган" с бензином и
картером для "Дзерена".
Двадцать первого сентября мы догрузили машины, насколько это было
возможно, и выехали в Улан-Батор. За Олдаху-хидом внезапно отстали
"Волк" и "Кулан". Мы долго ждали их. Равнина в засуху была совершенно
мертвой. Ни единой травинки не было на красновато-желтой глине,
покрытой серым щебнем. Ветер поднимал столбы рыжей в закатном солнце
пыли. Отставшие машины подошли только ночью. У "Волка" сломалась
крыльчатка помпы, у "Кулана" - трамблер. К полудню двадцать второго
сентября мы добрались до Мандал-Гоби. Машины остановились у столовой,
а я на "Драконе" поехал разыскивать Прозоровского. Надо было видеть, с
какой радостью наш кинооператор выскочил из дома, едва услышав гул
машины. Он истосковался от ничегонеделанья, поджидая нас. Уже в полной
темноте мы доехали до большого обо на перевале шестьдесят восьмого
километра от Улан-Батора.
Дальше шли опасные спуски, крутые повороты и косогоры. Шоферы
наших машин, поврежденных в долгих маршрутах, с плохими тормозами,
решили заночевать. Ледяной ветер пронизывал ватники. Мы разожгли
большой костер и, погревшись, расхрабрились дотянуть до Улан-Батора
еще сегодня на "Драконе" и полуторке. Машины пошли от веселого костра
вниз в кромешную холодную тьму. Мгновение - и мир перестал
существовать. Какие-то рытвины и бугорки виднелись впереди в свете
фар. На самом деле это были спуски, подъемы и опасные косогоры,
чувствовавшиеся только по мотору. Впереди нас шла полуторка. Пыль
светлой стеной летела позади нее в свете наших фар. Когда полуторка
удалялась, то только слабое пятно желтого света двигалось впереди в
необъятной тьме. И этот слабый свет мгновенно исчезал, когда машина
ныряла под спуск, и тогда "Дракон" двигался одинокий, словно
затерявшийся в огромной вселенной. От его сильных фар по сторонам
дороги ложился отсвет. Стоявшая за этой чертой тьма, как всегда,
казалась огромнейшим лесом. Деревья с правильными интервалами
выстроились ровной линией вдоль освещенной дороги. Отчетливо виделись
огромные ветви почему-то не с листьями, а с хвоей, простертые на
громадной, примерно семидесятиметровой высоте. Галлюцинация выдавала
себя тем, что очертания деревьев не изменялись, несмотря на быстрый
ход машины.
Еще не было часа ночи, как мы подъезжали уже к нашей базе в
Улан-Баторе. Эглон и Рождественский ожидали нас с шестнадцатого
сентября. К утру прибыли и все остальные машины. Последний гобийский
маршрут 1949 года закончился. Оставалось вывезти базу в
Далан-Дзадагаде, а затем перебросить все на железную дорогу в
Сухэ-Батор.
Так закончилась третья палеонтологическая экспедиция в
Монгольскую Народную Республику 1949 года.
Еще больше узнали мы Гоби, еще больше полюбили эту пустынную и
суровую страну. Наивно было бы думать, что теперь мы покончили с
предварительным обследованием гобийских межгорных впадин. Огромные
пространства: Джунгарская Гоби, Хони-Усуни-Гоби, впадина озера
Алак-нур, Шаргаин-Гоби, пространство между Далан-Дзадагадом и
Улугэй-хидом вдоль границы с КНР - все это простиралось на десятки
тысяч неисследованных квадратных километров, которых еще не касались
колеса наших машин. Да и в посещенных местах оставалось много
неизвестного. Особенно на западе, где наши маршруты протянулись лишь
одной длинной ниточкой.
Примером может служить рассказ старика арата, встреченного нами
уже в Улан-Баторе. Старик арат рассказал нам о "каменных костях",
которые он видел в двух местах недалеко от Цаган-Олома, к востоку от
дороги на Юсун-Булак и к западу от нее, близ Шаргаин-Гоби. Описание,
данное старым аратом, не оставляло никакого сомнения в полной
правдивости его слов. Я и раньше не раз замечал, что монголы, когда
говорят о деле, не стремятся что-либо прибавить или приукрасить. Все
указания и советы, которые мы от них получали, были совершенно
точными. Таким образом, в маршруте этого года мы прошли между двумя
интересными местонахождениями, не подозревая об их близости. А теперь,
с сообщением старика, выяснялся новый интересный район, смежный
вдобавок с Шаргаин-Гоби, на которую я не перестаю и сейчас возлагать
большие надежды.
Подобных сообщений из мест, смежных с районами наших раскопок, за
годы, прошедшие со времени работы экспедиции, поступило еще несколько.
Были присланы и кости громадных нижнемеловых травоядных динозавров -
игуанодонов и больших титанотериев из Восточной Гоби как раз из
оставшейся неисследованной области между Баин-Ширэ, Хара-Хутул и
Эргиль-обо.
Наступил день, и я вышел прощаться с автоколонной экспедиции,
уходившей на север для погрузки и возвращения в Советский Союз.
Пронизывающий ветер - самый первый спутник монгольских просторов,
встречающий каждого жителя этой страны при рождении и провожающий его
при смерти, - трепал изодранные тенты машин. Последние рукопожатия,
приветственные взмахи рук, шум дружно заведенных моторов... И вот они
пошли мимо: "МГ-41-15" - "Тарбаган"; "МГ-41-16" - "Волк";
"МГ-41-17" - "Дзерен"; "МГ-40-83" - "Дракон"; "МЛ-05-10" - "Кулан" и
другие, более мелкие "звери". Если вы встретите их на улицах Москвы,
доживающих свой век в честной работе, - помяните добрым словом и эти
машины и их водителей. Это они, пробиваясь сквозь пыльные бури,
знойные ураганы, в жестокий мороз и сильную жару через пески, горные
хребты, глинистые котловины Гоби, дали возможность советским ученым
совершить интересные научные открытия.
Я смотрел вслед исчезавшей вдали колонне и думал о том, что
трудное путешествие обогатило не только науку, но и нас самих. В
пустынной Гоби широко раскрыта книга геологической летописи как бы в
дар человеку за суровость и бесплодие природы. У нас на зеленом,
богатом водою Севере листы этой книги плотно сомкнуты - закрыты
лесами, болотами, зелеными коврами равнин.
Здесь, в Гоби, как нигде, чувствуешь, насколько насыщена Земля
памятью своего прошлого. В самых верхних ее слоях - орудия, черепки
сосудов и другие предметы человеческого обихода. Глубже - стволы
древних растений, кости вымерших животных. А еще ниже, в пока
недоступной нам глубине, таятся древние химические элементы - огарки
звездного вещества...
Бродя по бесконечным лабиринтам красных ущелий, извлекая из-под
тяжелых пластов песчаников, глин и конгломератов остатки жизни
прошлого, мы все глубже проникали в великую книгу геологической
летописи. Трудно передать ощущение, охватывающее тебя, когда кладешь
пальцы на желобки в истертых зубах диноцерата, мастодонта или
динозавра, сделанные пищей, съеденной десятки миллионов лет назад. Или
стоишь перед раскопанным скелетом чудовищного ящера, стараясь
разгадать причину его гибели по положению, в котором захоронилось
животное. Или отчетливо видишь на окаменелых костях следы заживших
ран - сломанных и сросшихся переломов, отметины странных заболеваний.
Кажется, что с глаз спадает какая-то пелена и они глядят прямо в
глубину времени, а современная человеческая жизнь соприкасается с
прошлым, давно исчезнувшим, но совершенно реально осязаемым. И тогда
приходит отчетливое понимание, насколько важно познание прошлого. Без
этого знания мы никогда не поймем, как появились, как исторически
сложились среди всей остальной жизни мыслящие существа - мы, люди!
Только прикоснувшись к познанию прошлого, мы можем по-настоящему
понять истинную ценность жизни. Великая история возникновения человека
прежде всего поражает необычайной жестокостью. Сотни миллионов лет в
смене неисчислимых поколений плескался на нашей планете океан
бессмысленной, нерассуждающей жизни. Невообразимое число самых разных
животных гибло, истребляемое голодом, микробами, хищниками, стихиями.
В последовательной смене поколений происходило приспособление
организмов к условиям существования, создание все более совершенных
энергетических систем жизни, приобретение частичной независимости от
воздействия окружающей физической среды. Как необходимость проявляется
через сумму бесчисленных случайностей, так и высшие
организмы - млекопитающие - постепенно вырабатывались из мелких,
частных приспособлений. Наконец, организм животного со сложнейшими
системами химической, физической и нервной регуляции, биологической
защиты, пищеварения, воспроизведения потомства оказался в состоянии
нести нагрузку в виде большого мозга. Это развитие на нашей планете
потребовало семьсот миллионов лет. Только за это время исторически
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг