Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
называл  Эглон,  все  же  Мария  Федоровна под конец объявила,  что ей
надоели "мужики": "Все мужики, одни мужики, только мужики!"
     Лукьянова отыскала   себе    где-то    в    оврагах    "секретную
комнату -  дворец  принцессы".  Никто  не  знал,  где  находится   это
таинственное помещение,  куда она скрывалась,  чтобы побыть одной, без
надоевших мужчин.  Мы с Новожиловым выследили ее однажды  в  подзорную
трубу  теодолита  и  узнали,  что  тайный "дворец" находится в ущельях
Северного обрыва.  Так и пометили  его  со  знаком  вопроса  на  плане
Нэмэгэту.
     Новожилов худел  и  мрачнел,  потому  что  плохо  спал,  опасаясь
злобных пауков.  Донимали его душные,  безветренные ночи перед бурями,
когда  появлялось  множество  фаланг.  Такой  же страх перед фалангами
испытывали  и  некоторые  рабочие,  особенно  могучий  иркутянин  Петр
Афанасьевич.
     Что касается меня самого, то я в своем отвращении к этой мерзости
был   нисколько  не  храбрее  Новожилова.  Долг  начальника  повелевал
сохранять бесстрашие (увы, показное!).
     Привлеченные запахом постоянно готовившейся пищи, в лагерь начали
понемногу сходиться наиболее  отважные  обитатели  пустыни  -  ушастые
гобийские  ежи.  Первый же еж был схвачен и посажен в просторный ящик,
где мирно пофыркивал над кусочком сахара. Когда Новожилов и Лукьянова,
вооружившись  рукавицами  и  пинцетом,  вытащили  из  его  иголок двух
непомерно раздувшихся клещей,  Тишка, как он был назван Новожиловым, и
вовсе перестал бояться людей.  Компания ежей увеличивалась - приходили
новые  и  водворялись  в тот же ящик.  Дошло до пяти штук,  но пятого,
остромордого и черного,  пришлось выгнать за злость. Гневно фыркая, он
с   позором   отправился  обратно  в  пустыню.  У  других  были  очень
симпатичные, но разные мордочки: удлиненные, островатые или покороче и
потупее, с более светлой или темной шерсткой. Приятны их длинные ушки,
на концах листиковидно  расширенные.  Ежи  доставили  немало  приятных
минут в нашей пустынной жизни.  Мы собирались по нескольку человек над
ящиком и не дыша наблюдали,  как они уморительно зевают, потягиваются,
почесываются, валяются в жару на боку, разбросав лапки.
     Немало переполоху   наделал   так   называемый  "поцелуй  грифа".
Александров в один из своих рейсов за  баранами  подстрелил  на  трупе
издохшего  от перелома ноги дикого осла-кулана громадного белоголового
сипа. С трудом он привез свою добычу в лагерь, где сип, привязанный за
ногу,  сидел в очень унылой позе, как видно, страдая от ран. Он свесил
почти до земли голую голову с сильно загнутым клювом и  высоко  поднял
углы  крыльев.  Непреклонная  птица  с  удивительными  ясными  глазами
спокойно и пристально глядела на людей.  Постепенно гриф ожил  и  стал
делать попытки бросаться на проходивших мимо него людей. Еле увернулся
от нападения рабочий Климов, затем Корнилов, наконец, вышла из палатки
ничего не подозревавшая Лукьянова.  Не успела она опомниться,  как сип
высоко подпрыгнул в воздух,  клюнул ее в щеку и свалил  с  ног  ударом
крыльев. По-видимому, сип метил в глаз, но веревка не дала ему достать
до цели.  На вопль Марии Федоровны сбежалось  чуть  не  все  население
лагеря. Я    распорядился    пристрелить   птицу   -   отпустить   ее,
тяжелораненую,  значило бы обречь на медленную и  мучительную  смерть.
Однако  убить сипа оказалось вовсе не так легко.  Даже с простреленной
головой гигантская птица продолжала жить,  и  окончательно  добить  ее
удалось,  только отрубив ей голову.  У Лукьяновой кровь лилась из щеки
ручьем - "поцелуй  грифа"  оказался  довольно  крепким.  Больше  всего
пугало нас, что гриф за несколько часов до того лакомился падалью и на
клюве у него мог оказаться трупный  яд.  Мы  промыли  щеку  Лукьяновой
всеми  имевшимися у нас видами антисептики.  Рана благополучно зажила,
научив всех нас осторожности в обращении с грифами Гоби.
     Наконец мы  закончили съемку,  и можно было предпринять серьезное
обследование  средней  части  Алтан-улы,  где  было  открыто  Прониным
неслыханное  скопление скелетов.  Тринадцатого июня в спокойный жаркий
день мы спустились  в  котловину  и  направились  на  запад  по  тропе
"Одиннадцати  колодцев".  У большого колодца Ойдул-худок ("Многоводный
колодец") красные глины,  обнаженные на  окружающих  холмах,  в  ярком
солнце  казались  пунцовым  бархатом,  щедро  расстеленным  по степи и
собранным в пышные складки.  Старая  легин-гольская  караванная  тропа
была  легким  путем  для  подъема на бэль,  на высоту около двух тысяч
метров. Кругом   все   -   и   желтые   пески,   и   жестко   торчащие
кустарники - выделялось четко и резко. Широкая тропа поросла редкими и
жидкими пучками только что зацветшего ковыля. Перышки ковыля клонились
и струились по ветру, создавая серебрящуюся и как бы текущую дымку над
землей, будто тень воды на освещенном дне прозрачного потока.
     По черному бэлю мы подъехали к огромной площади желтых размывов и
ущелий Алтан-улы, похожей на Нэмэгэту. Только здесь глубина вреза была
значительно большей.  Мы стояли на краю отвесного обрыва высотой около
ста метров.  Снова сильное ощущение  тайны  и  неизвестности  овладело
нами.  Поодаль вздымалась отвесная стена ровного,  как каменный забор,
хребта,  а  ближе  и  внизу  -  глубокие  ущелья  и  отвесные  обрывы,
ступенчато громоздящиеся  друг  на  друге,  -   еще   один   лабиринт,
скрывавший неведомые загадки.
     Прежде всего  надо  было  осмотреть  "Могилу Дракона".  Новожилов
отправился  обследовать  обрывы  к  востоку,  а  мы   с   Прониным   и
Александровым  спустились  на дно глубокого сухого русла и направились
напрямик  к  склону   горы.   "Напрямик"   продолжалось   каких-нибудь
полкилометра,  дальше  мы  начали  петлять  по  руслам  и переваливать
хребтики, так как наш проводник Пронин старался укоротить дорогу. Идти
было  довольно  легко:  песок на дне сухих русел был плотным.  Большие
ящерицы - агамы сантиметров тридцать длиной,  украшенные ярко-голубыми
пятнами, - бегали по обвалившимся глыбам песчаника. Стены ущелий здесь
были  ниже  нэмэгэтинских,  зато  самые  ущельица  более узки,  и я не
переставал с тревогой прикидывать ширину проезда для автомашины.
     Скопище скелетов,  открытое Прониным,  произвело на  нас  большое
впечатление.  Плиты  песчаника  толщиной  более полуметра и площадью с
кузов автомашины лежали, перекосившись на широком уступе, а из-под них
и   на   разломах   торчали  кости,  кости  и  кости.  Опытный  взгляд
палеонтолога быстро  определял  контуры  скрытого  в  породе  скелета.
Отчетливо виднелся один скелет,  необычайный по размерам даже для этих
гигантских пресмыкающихся.  Там,  где почва вздымалась бугром и  плиты
переломились  домиком,  скелет  лежал перевернутый на спину,  завернув
колоссальную голову под задние конечности второго скелета. Этот второй
залегал на боку,  сильно согнув спину, вытянув шею и подогнув под себя
передние лапы, с восточной стороны уступа. Третий скелет как бы огибал
два  других со стороны обрыва,  слева,  а четвертый,  также гигантских
размеров,  лежал у песчаниковой стены,  в глубине.  Левее его,  тоже у
самой  стены,  лежали  параллельно один другому два больших окремнелых
ствола болотных  кипарисов - таксодиев.  Справа и слева в обвалах плит
виднелись еще хвосты и ребра.  Всего здесь было собрано  в  одну  кучу
шесть-семь скелетов утконосых динозавров - зауролофов,  достигавших от
шести до девяти метров в высоту в  естественной  стойке.  Выветривание
уже  сильно  повредило  значительную часть костей.  Краевые части плит
рассыпались,  и заключенные в  них  кости  целыми  каскадами  обломков
высыпались  в боковые промоины и в сухое русло.  Слева,  на самом краю
уступа,  был сложен из обломков костей  длинный  холмик,  напоминавший
увеличенную  могильную насыпь.  Словно неведомый богатырь был погребен
рядом с  могилой  исполинских  ящеров,  захороненных  здесь  семьдесят
миллионов лет тому назад. Место и в самом деле производило впечатление
могилы исполинов, почему и было названо "Могилой Дракона".
     Как бы  то  ни  было,  скопление  костей  представляло   огромную
ценность для науки.  Несмотря на разрушение,  здесь можно было собрать
не менее двух-трех скелетов утконосых динозавров с  черепами  и  всеми
костями.  Я  пригласил  открывателя  "Могилы Дракона" Пронина сесть на
высокий выступ песчаниковых плит, чтобы сфотографировать его. Внизу из
камня  частоколом  торчали  спинные отростки гигантских позвонков.  На
этих отростках Пронин и был увековечен  для  потомства.  Вернувшись  к
краю бэля,  где оставались наши машины и временный лагерь без палаток,
мы обрадовались открытию Новожилова.  Наш "Соколиный глаз" не  уступил
"Орлиному"  и нашел всего в полукилометре от лагеря на "Красном утесе"
скелет хищного динозавра.  Отдельно  в  глыбе  песчаника  лежал  череп
горгозавра  со  стиснутыми  челюстями и зловеще поблескивавшей кое-где
эмалью загнутых назад зубов.  Еще ближе к  лагерю,  почти  у  подножия
"Орлиного  утеса",  Новожилов  нашел  второй  скелет хищного динозавра
крупных размеров, но сильно поврежденный.
     Еще утром,   отправляясь  из  лагеря,  Новожилов  видел  крупного
снежного барса  - ирбиса,  скрывшегося в направлении "Могилы Дракона".
Этого подлинного хозяина здешних мест нам приходилось теперь  выживать
отсюда.  Весь  вечер  при  свете  костра мы обсуждали новые открытия и
планировали  постановку  раскопок.  Казалось  безнадежным  попасть   к
"Могиле Дракона" на машине.
     На следующее   утро   начались   далекие   походы.   Пронин  и  я
намеревались обследовать большую площадь  обрывов  и  холмов  западнее
лагеря.  После  этого  мы  с  Александровым  и Прониным хотели сделать
попытку разыскать автомобильную дорогу к "Могиле Дракона" на  "Козле".
Новожилов  с рабочим отправился еще дальше к западу,  туда,  где вдали
виднелись гряды красновато-желтых обрывов. Путь через промоины, обрывы
с крутыми подъемами и спусками оказался трудным.
     День выдался  очень   жаркий   даже   для   Гоби   и   совершенно
безветренный.   Знойно   и  душно  было  в  узких  оврагах,  казалось,
накапливавших неподвижный воздух. Какие-то кусты вроде акации в полном
цвету  росли поодиночке в ущельях,  как яркие,  пахучие желтые шары по
полтора метра в диаметре.  Другие цветы,  желтые и лиловые, с высокими
шишками  соцветий  (котовник)  разливали  сильный и пряный запах вроде
японских духов.
     Мы с  Прониным  долго  и безуспешно бродили по обрывам.  Только в
одном месте позвонок гигантского  зауропода  уходил  в  глубь  склона.
Убедившись в бедности палеонтологических остатков,  решили вернуться в
лагерь.  К тому же нас донимала жажда,  а вода из  фляжек  давно  была
выпита.  Обратный  путь  по  тяжелому  песку,  под беспощадным солнцем
показался  особенно  мучительным.  Мы  часто  присаживались  отдыхать,
соблазняя   друг   друга   воспоминаниями  о  Москве,  где  на  каждом
перекрестке тележки с газированной водой и где есть прекрасные  пивные
с холодным,  так хорошо утоляющим жажду пивом. Когда мы приблизились к
лагерю и увидели,  на какую высоту и крутую стену еще надо  лезть,  то
испытали  прямо-таки  горе.  Но лезть пришлось,  и мы еле добрались до
машин,  где долго пили теплую гобийскую воду,  показавшуюся нам  лучше
всякого пива.
     Новожилов вернулся  только  к  вечеру:  над  ним  сыграла   шутку
гобийская прозрачность воздуха, сильно уменьшившая видимое расстояние.
     Едва живые,  оба несчастных путешественника начали подниматься на
обрыв  на  четвереньках.  Но  я  учел  свой опыт и послал им навстречу
рабочего с двумя полными фляжками воды.  В общем у Новожилова было  не
больше успеха,  чем у нас, чему я, признаться, даже обрадовался. Из-за
глубоких песков эти места почти недоступны для любого транспорта!
     Попытка розысков  дороги  к  "Могиле  Дракона"  на  автомашине не
увенчалась успехом.  Почти все  сухое  русло  под  обрывом  заграждали
непроходимые пески. Пришлось признать, что к "Могиле Дракона" нет хода
иным путем,  чем тот,  каким мы подъехали. Если бы у нас была лебедка,
то  можно было бы спустить вниз машину и на ней пробиваться по ущельям
к "Могиле Дракона",  а вывозимый материал поднимать на лебедке на верх
плато,  куда  подходил  проложенный нами автомобильный след.  Но таким
снаряжением мы не располагали, и материал можно было вывозить по руслу
и наверх только на верблюдах.  Стало быть,  приходилось организовывать
верблюжий транспорт.
     Пятнадцатого июня  мы вернулись в Центральный лагерь,  а к вечеру
этого же дня прибыл из Улан-Батора Рождественский на одной  машине.  У
него  отросла  редкая  козлиная  бородка,  придававшая  ему сходство с
китайским ученым и никак не гармонировавшая с  невероятно  широкополой
шляпой.   В  Улан-Баторе  Рождественскому  пришлось  ходить  в  пальто
Шкилева,  так как его собственное оказалось далеко  запрятанным.  Рост
Шкилева достигал почти двух метров,  так что пальто едва не волочилось
по  земле,  и  Рождественский  с  юмором  рассказывал,  как   прохожие
удивленно  разевали  рты  при встрече с ним.  Немудрено:  белая шляпа,
борода, теплое длиннейшее пальто в жару, конечно, производили эффект.
     "Волк", загруженный  бензином  для  Западного  маршрута,  остался
ждать на дороге у колодца вблизи Ноян сомона.  Другая машина - "Кулан"
осталась в  Улан-Баторе  ждать  Орлова,  который  телеграфировал,  что
вылетает  из  Москвы четырнадцатого июня.  Теперь мне стало ясно,  что
Орлов не сможет принять участие в длинном  маршруте.  Подвергать  его,
еще  не  акклиматизировавшегося,  всем невзгодам трудного пути было бы
рискованно и неумно. Откладывать маршрут еще дальше мы не могли. Очень
много работы по раскопкам оставалось в Нэмэгэту. Трезвый расчет привел
к необходимости сократить Западный маршрут,  оставив только южную  его
часть длиной в тысячу пятьсот километров.
     Три последовавших затем дня были необычайно жарки. Мы заканчивали
дела в Центральном лагере,  писали бесконечные инструкции остававшимся
Эглону,  Новожилову  и  Лукьяновой,  собирали  снаряжение  в маршрут и
спускали с  круч  оставленные  до  прибытия  троса  монолиты.  Наконец
настало    последнее    совещание    и    на    следующий    день   на
рассвете -  выступление  в  путь-дорогу.  Кроме  уже  поджидавшего нас
"Волка",  в маршрут шел "Дзерен".  Таким образом,  два  лучших  шофера
нашей  экспедиции  ехали  с  нами надежными помощниками в предстоявших
трудностях. Провожал нас до Ноян сомона "Тарбаган" с грузом монолитов.
На нем ехал Эглон, чтобы, используя нашего переводчика, договориться о
найме верблюжьего транспорта.
     Точный график автомобильных рейсов по вывозке  коллекций,  завозу
бензина,  леса, продовольствия мы составляли на месяц вперед. Вместе с
Орловым приезжал находившийся в Улан-Баторе мой помощник по  хозяйству
Шкилев.
     Движок электростанции  погиб.  Отсутствие  воздушного  фильтра  и
ненадежная смазка клапанов привели к тому,  что в песчаных вихрях Гоби
маленький мотор оказался недолговечным.  В не слишком бурную  ночь  мы
раскладывали  в сухом русле костер из саксаула и сиживали вокруг него,
беседуя и покуривая на сон грядущий.  И в последний вечер перед  нашим
отъездом  все  собрались  у костра,  Корнилов напомнил о моем обещании
как-нибудь рассказать о местонахождении Нэмэгэту, о динозаврах. Момент
для этого сейчас был наиболее подходящий. Я начал рассказывать...
     На том месте,  где  мы  сидели,  семьдесят  миллионов  лет  назад
плескались   волны   теплого  моря.  Едва  видный  берег  находился  в
направлении хребта Нэмэгэту,  еще дальше  его  на  север.  Воздух  был
жарким   и  влажным.  В  те  времена  на  земле  отсутствовали  резкие
климатические  зоны,  какие  наблюдаются  сейчас.  Полюсы   не   имели
громадных  ледяных  шапок,  а следовательно,  кольца пассатных ветров,
который сейчас в северном и южном полушариях создают постоянные  сухие
ветры, были много слабее. Сейчас эти ветры лишают влаги широкие полосы
суши и  на  пути  пассатов  проходят  громадные  пустыни.  В  северном
полушарии   -  Гоби,  Такла-Макан,  Кара-Кум,  Дешт-и-Лут,  Аравийская
пустыня, Сахара и так далее.
     Но в  меловом  периоде  все  было по-иному.  Отсутствие Ураганных
ветров позволяло  расти  гигантским  деревьям  на  мягких,  полужидких
болотных почвах.  Самые материки в большей части низменные с плоскими,
постепенно  погружавшимися  в  море  берегами.  Отсутствовала   резкая
граница  между  мелководьем  моря и затопленным,  заболоченным берегом
материка.  Вода моря,  вообще в те времена менее  соленая,  у  берегов
сильно  смешивалась с пресными водами.  Вероятно,  и цвет морской воды
был другим  -  серовато-зеленым,  напоминавшим темную воду материковых
болот.  У  нашего  ночного  костра  в  Гобийской  полупустыне  некогда
находилось   дно  береговой  зоны  моря.  По  этому  дну  продолжались
подводные русла огромной реки, разбившейся в прибрежных болотах на ряд
рукавов.
     Основная масса  воды  с  большой скоростью устремлялась в широкое
подводное русло,  промывшее себе ложе  в  рыхлых  песках  мелководного
моря.  В  это  ложе  подводный  поток  нес  все  те  остатки погибшего
населения материка, которые захватывались главным течением реки. Трупы
исполинских ящеров,  черепах и стволы деревьев вначале плыли совместно
по  воде.  Особенно  много   их   становилось   в   половодье,   когда
увеличивались  сила  и  скорость течения.  Но постепенно,  разлагаясь,
трупы теряли свою  плавучесть,  опускались  на  дно,  некоторое  время
волочились течением по дну и,  наконец, оседали на дне русла, там, где

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг