ноги, и ритмически захлопала в ладони, звеня блестевшими в свете факелов
браслетами. Другая начала танец с такой выразительностью, какую дает лишь
талант, отточенный многолетним учением. В отличие от танцев Запада ноги
принимали малое участие в движениях, зато руки, голова, торс совершали
поразительные по изяществу изгибы, раскрывались пальцы, подобно цветкам.
Таис разразилась рукоплесканиями одобрения. Танцовщицы остановились и
по знаку жреца исчезли.
- Они очень своеобразны - эти девушки, - сказала Таис, - но я не
понимаю их обаяния. Нет гармонии, харитоподобия.
- А я понимаю! - вдруг сказал молчавший все время Лисипп. - Вот
видишь. Мужчина знает, что в этих женщинах сочетание двух противоположных
сил Эроса.
- И ты согласен, учитель? - усомнилась Таис. - Зачем же следуешь ты
всегда совершенству в своем искусстве?
- В искусстве прекрасного - да, - ответил Лисипп, - но законы Эроса
иные.
- Как будто поняла, - пожала плечами Таис. - И ты считаешь, что
Эхефил того же мнения?
- Похоже, раскосые девчонки вылечат его, - улыбнулся Лисипп.
- И Клеофраду они понравились бы тоже? Он так трудился над
Анадиоменой, выбрав меня. Зачем?
- Не могу говорить за того, кто перешел Реку Забвения. Сам я думаю
так: ты не Лилит, а, как они называют своих небесных гетер, апсара.
Владеть тобою, взяв у тебя все, что можешь ты дать, суждено лишь немногим,
способным сделать это. Для всех других - бесконечно снисходительные,
безумные и пламенные Лилит. Каждый из нас может быть их избранником.
Сознание щедрости Лилит ко всем мужам тревожит наши сердца и необоримо
влечет к ним памятью прошлых веков.
- А Эрис, по-твоему, кто?
- Только не Лилит. Она безжалостна к слабостям и не снисходительна к
неумению. Эхефил увлекся носительницей образа. На его беду, и образ и
модель оказались одним и тем же.
- Клеофрад говорил о своем увлечении мной.
- Для него это было бы еще хуже, чем для Эхефила. Эхефил хоть молод.
- И по-твоему, меня уже нельзя любить? Благодарю, друг мой!
- Не пытайся корить меня за попытку разобраться в твоем настроении.
Ты знаешь, если захочешь, к твоим ногам упадет каждый. Этот жрец, все
познавший и преодолевший, сражен тобою. Как это просто для такой, как ты!
Всего несколько взглядов и поз. Напрасно, ты не ответишь ему, как Лилит.
Сидит в тебе наконечником копья испытанное тобой чувство, достойное
апсары. Полагаю, ты была возлюбленной Александра и ему отдала всю силу
Эроса!
Таис залилась краской.
- А Птолемей?
- Ты родила ему сына - значит, его Эрос к тебе сильнее, чем у тебя к
нему, иначе была бы дочь.
- А если бы поровну?
- Тогда не знаю. Могло бы быть и так и этак... Хозяева наши вежливо
ждут нашего ухода.
Они поблагодарили жрецов, повторили просьбу об Эхефиле и пошли по
темному храму в свои кельи. Четыре горящих в преддверии факела отмечали
время, оставшееся до рассвета.
- Благодарю тебя, Лисипп. Когда ты со мной, я не боюсь наделать
глупостей, - сказала Таис на прощанье, - твоя мудрость...
- Мудрость, афинянка, малоприятна для ее обладателя. Мудрых людей
мало. Мудрость копится исподволь у тех, кто не поддается восхвалению и
отбрасывает ложь. Проходят годы, и вдруг ты открываешь в себе отсутствие
прежних желаний и понимание своего места в жизни. Приходит
самоограничение, осторожность в действиях, предвидение последствий, и ты -
мудр. Это не есть счастье в твоем поэтическом понимании, вовсе нет. Люди
излечиваются от тревоги и гнева песней и танцами, ничего не зная о
сущности их. Не следует много рассуждать о знании богов и людей, ибо
молчание есть истинный язык мудрости. Открытые сердца это хорошо понимают.
Тем более не мудро говорить истины людям, предпочитающим чудеса и
достижения кратчайшими путями, которых нет, а есть лишь постепенное
восхождение. Но вот что я скажу тебе определенно, как величайшую мудрость:
преклонение для того, на кого оно направлено, самая быстрейшая порча.
- Ты имеешь в виду преклонение перед женой?
- Ни в коем случае. Это естественное воздание красоте и Эросу. Говорю
о низкопоклонстве перед царями, военачальниками, в чьих руках находятся
людские судьбы, надолго или на мгновение - все равно.
- И ты думаешь об Александре?
- Представь себя на минуту человеком, на кого направлено поклонение
миллионов людей, самых разных, правдивых и лгунов, благородных и рабских
душ, храбрых и трусов. Поистине надо обладать божественной силой, чтобы не
сломиться и не предать собственные мечты.
- Изменить своей судьбе?
- Предатель своей страны заслуживает смерти у всех народов. Но почему
не видят люди предателей своей собственной души? Ведь такие изменники не
имеют уже правдивости. На человека этого нельзя положиться ни в чем. Он
будет идти от дурного к худшему, и зло внутри будет возрастать. Кто
бесчестен даже в самых малых вещах, скоро вообще потеряет всякое
достоинство. Много говорили о моей честности. Я действительно стараюсь
неизменно быть таким, никогда не разглашая тайн и не допытываясь о том,
чего мне не хотят сказать. Великое преступление возникает из цепи малых
ошибок и проступков, а великое достоинство, равное богам, родится из
бесчисленных действий сдержанности и обуздания самого себя.
- И ты думаешь...
- Оценивай только саму себя - и это очень трудно, а в оценке больших,
тем более великих людей положись на время и народ. Мало делать правильные
поступки, надо еще распознать время, в которое надлежит их сделать. Мы не
можем сесть в лодку, которая уже проплыла мимо, или в ту, которая еще не
пришла. Знать, как действовать, - половина дела, другая половина - знать
время, когда совершать действие. Для всех дел в мире есть надлежащее
время, но чаще всего люди упускают его.
- Александр тоже упустил?
- Нет, подозреваю, что он совершил свое слишком рано. Но ты опять
заставляешь меня судить о том, кто занимает тебя больше всего в мире. Иди
спать!
Таис повиновалась. Она поведала Эрис о том, как жрецы Храма Эриду
взялись выбить из сердца Эхефила его безумную любовь к ней. Черная жрица
не выразила ни радости, ни огорчения. Таис поставила себя на ее место. Она
была бы чуть опечалена утратой хотя и нелюбимого, и все же яркого и
преданного поклонника. Но Эрис думала только о Нагини - повелительнице
змей. Ее невозмутимую душу всколыхнул страшный обряд с такой громадной и
ядовитой змеей, о которых она даже не слыхала. Таис тоже была потрясена не
меньше. Стоило ей закрыть глаза перед сном, как образно, резко, будто
чередой бронзовых изваяний, вставала перед ней молодая индианка и
колоссальный змей в смертельном танце...
Прошло несколько дней их пребывания в храме Эриду, когда задул
горячий западный ветер. Таис плохо спала в знойную ночь. Ветер из
Сирийской пустыни с раздражающим однообразием шумел и свистел сквозь
бесчисленные проемы и оконца в потолках храма, неся с собой расслабление
тела и угнетение души. Он дул и на следующие сутки, не усиливаясь и не
стихая. На афинянку напала меланхолия. Стало казаться бесцельным ее
существование: память об ушедших, глубоко запрятанная любовь, долгое
ожидание Птолемея, роль хозяйки большого дома и хранительницы общих
богатств, по существу, доли награбленных войной сокровищ. Она могла
умножить сокровища - зачем? Она могла... много чего она могла, и всегда
перед ней вставал вопрос: зачем? Устала ли она от своего всегдашнего
азарта, с каким бралась за любое дело, от вспышек сильных чувств? Может
быть, она незаметно постарела и больше не может загораться, как прежде,
скакать сломя голову, сдерживать слезы восхищения при встрече с
прекрасным, слушать затаив дыхание рассказы и песни?
Даже Эрис уподобилась афинянке. Обе валялись нагишом на кожаных
подушках, положив головы на скрещенные руки и безмолвно уставясь на
расписанную синей краской стену.
Лисипп укрылся где-то в глубине храма, а Эхефила увели для
"выколачивания любви", как грубовато сказал учитель.
Прошло несколько дней. Или целый месяц? Время обычного счета
перестало существовать для Таис. Потеряло значение многое с ним связанное
из прошлого, настоящего и будущего. Все это в равной степени спокойно, без
горя и азарта, чаяния радости, режущих воспоминаний и сожаления о
несбывшемся смешалось в уравновешенном сердце Таис...
Лисипп появился, чему-то ухмыляясь, и нашел обеих лениво возлежавшими
рядышком и с большим аппетитом уничтожавшими лепешки со сливками.
Приглядываясь к ним, ваятель не заметил никаких перемен, кроме западинок
на щеках и воистину олимпийского спокойствия обеих.
- Чему ты смеешься, учитель? - равнодушно спросила Таис.
- Излечили! - Лисипп рассмеялся еще откровеннее.
- Кого? Нас?
- От чего вас лечить? Эхефила! Он решил остаться в Эриду!
Таис, заинтересованная, приподнялась на локте. Эрис повела глазами в
сторону Лисиппа.
- Остаться в Эриду и сделать здесь статуи этих, как их, словом,
раскосых Лилит.
- В самом деле излечили! - засмеялась Таис. - А ты все же потерял
своего ученика, Лисипп.
- Для искусства он не потерян, это главное! - ответил ваятель. -
Кстати, они хотят купить клеофрадовскую Анадиомену. Дают двойной вес
золота. Оно теперь стало дороже серебра. За статер, прежде стоивший две
драхмы, дают четырехдрахмовую сову. Многие торговцы Эллады разоряются.
- Так продай! - спокойно сказала Таис. Лисипп удивленно посмотрел на
нее.
- А желание Александра?
- Мне кажется, Александру, если он вернется, будет не до Анадиомены.
Вспомни, какое огромное количество людей ждет его в Вавилоне. А кроме
людей, горы бумаг, прошений, отчетов со всей громадной его империи. Если
прибавится еще Индия...
- Она не прибавится! - уверенно сказал Лисипп.
- Я не имею понятия, сколько может стоить Анадиомена.
- Много! Хоть и не дадут, наверное, столько, как за Диадумена моего
учителя Поликлета. Всему миру известно, что за него было заплачено сто
талантов в прежние времена, когда деньги были дороже. Анадиомена настолько
прекрасна, что, включая стоимость серебра, за нее дадут не меньше чем
тридцать талантов.
- Это громаднейшая цена! А сколько вообще берут ваятели? - спросила
удивленная Таис.
- За модели и парадигмы хороший ваятель берет две тысячи драхм, за
статуи и барельефы до десяти тысяч.
- Так это всего полтора таланта!
- Разве можно сравнивать исключительное творение, созданное
Клеофрадом, и работу хорошую, но обычную? - возразил ваятель. - Так
подождем все же с Анадиоменой?
- Подождем, - согласилась Таис, думая о чем-то другом, и Лисипп
удивился отсутствию всяких признаков волнения, какое вызывало прежде
упоминание об Александре.
Афинянка взяла серебряный колокольчик, данный ей старшим жрецом, и
встряхнула его. Спустя несколько минут в келью явился он сам и остановился
на пороге. Таис пригласила его сесть и осведомилась о здоровье его
младшего собрата.
- Он заболел серьезно. Не годится для исполнения высших обрядов Тантр
с нею, - кивок в сторону Эрис.
- У меня к тебе большая просьба, жрец. Нам время покинуть храм, а мне
хотелось бы испытать себя еще в одном.
- Говори.
- Получить поцелуй змея, как ваша повелительница нагов.
- Она обезумела! Вы сделали из нее мэнолис, охваченную исступлением
менаду! - закричал Лисипп так громко, что жрец укоризненно выглянул на
него.
- Ты чувствуешь себя в силах выполнить страшный обряд? - серьезно
спросил индиец.
- Да! - уверенно сказала Таис с беспечной отвагой, издавна знакомой
Лисиппу.
- Ты губишь ее, - сказал ваятель жрецу, - ты убийца, если позволишь
ей.
Жрец покачал головой.
- Желание в ней возникло неспроста. Определить соразмерность своих
сил необходимо перед выполнением задач жизни, ибо жизнь - искусство, а не
хитрость, для открытых глаз и сердец. Возможно, она погибнет. Значит,
таково начертание Кармы - прервать ее жизнь в этом возрасте. Если не
погибнет, испытание умножит ее силы. Да будет так!
- И я тоже, - Эрис стала рядом с Таис.
- Иди и ты, я не сомневался в твоем желании.
Лисипп, потеряв дар речи от страха и негодования, вцепился себе в
бороду, как если бы это была борода жреца.
Таис и Эрис спустились в подземелье. Повелительница змея сняла с них
все одежды и украшения, вытерла молоком и полынью, надела передники.
Обучиться простому напеву для музыкальной афинянки было делом нескольких
минут. Обучение Эрис потребовало больше времени, но ритмы обе, как
танцовщицы, поняли сразу.
Повелительница змей вызвала свое чудовище, и Таис первая начала
смертельно опасную игру. Когда змей поднялся, склоняя вниз чешуйчатую
морду, Таис услышала шепот на непонятном языке, прижалась губами к носу
чудовища, молниеносно отпрянув. Змей бросился, брызгая ядом на передник,
но Таис, трепеща от пережитого, была уже вне опасности. Змею дали отведать
молока, и вперед выступила Эрис. Черная жрица не стала выжидать и, едва
змей поднялся на хвосте, звонко чмокнула его в нос и отпрянула, даже не
дав ему забрызгать себя ядом. Повелительница змей вскрикнула от
неожиданности, и разъяренное чудовище кинулось на нее. Индианка уклонилась
от укуса, плеснула в морду змея из второй чашки молоко, которую держала в
руках, оттолкнула Таис и Эрис за решетку и облегченно вздохнула. Таис
расцеловала ее и подарила дорогой браслет. В тот же вечер старший жрец
надел Эрис ожерелье необычайной редкости из ядовитых зубов самых
гигантских змей, когда-либо пойманных в индийских лесах. Таис получила
другой подарок - ожерелье из когтей черных грифов, окованных золотом и
нанизанных на цепочку.
- Это наряд хранительницы заповедных троп, ведущих на восток за горы,
- пояснил жрец.
- А мое?
- Как и полагается, символ бесстрашия, неутомимости и воздаяния, -
ответил индиец, глядя на черную жрицу с гораздо большим, чем ранее,
уважением.
Кроме того, старший жрец подарил Таис чашу из прозрачного халцедона с
вырезанным на ней изображением змеиного танца.
15. НЕСБЫВШАЯСЯ МЕЧТА
Верховой на взмыленной лошади примчался с Евфрата. Там, на древней
пристани, ждала Гесиона с тридцативесельной гребной лодкой - преимущество
жены начальника флота! Короткая записка гласила: "Вести от Неарха и
Александра. Армия возвращается. Я - за вами". Этого было достаточно, чтобы
Лисипп, Таис и Эрис немедленно собрались, и после долгого прощания с
индийцами - жрецы поднесли всем огромные венки невесть откуда взявшихся
голубых цветов.
Эхефил, забравшись на выступ портика, долго махал вслед облаку пыли,
поднятому конскими копытами.
Эллины без передышки проскакали несколько парасангов на выносливых и
худощавых местных лошадях.
Еще издали они увидели на сверкающей глади реки длинное
коричнево-красное судно, а на плитах пристани - навес из полотна. Фиванка
стремглав кинулась навстречу Таис.
- В Индии они не достигли пределов Ойкумены! - возбужденно, торопясь,
заговорила она. - Армия взбунтовалась на пятой реке, отказавшись идти
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг