индиец, - и сила прекрасного в нашей стране больше, чем у вас. Мы считаем,
что любовное соединение мужчины и женщины в должной обстановке увеличивает
духовность обоих и улучшает Психею - душу зачинаемого потомства. Сами
великие и величайшие боги не только покорны чарам небесных красавиц -
апсар, гетер в вашем понимании, но и пользовались ими, как могущественным
оружием. Главная гетера небес Урваши назначена соблазнять мудрецов, когда
они достигают слишком высокого совершенства в могуществе с богами. У нас
физическая любовь возвышена не только до служения красоте и тайнам
природы, как в Элладе, но и до служения богам, как это было у предков
индийского народа на Крите, в Азии и Финикии.
В сонме богов и богинь многочисленны солнечные красавицы небес -
сурасундари или апсары, помощницы Урваши. Одно из главных дел их -
вдохновлять художников на создание прекрасного для понимания и утешения
всем людям. Солнечные девушки несут нам, художникам, собственный образ, и
потому называются читрини: от слова читра - картина, изваяние, словесное
поэтическое описание. Наделяя волшебной силой искусства, способностью
творить чудо красоты, читрини подчиняют нас всеобщему закону: кто не
выполнит своей задачи, теряет силу и слепнет на невидимое, становясь
простым рукоделом...
- Как это похоже на орфическое учение о музах, - шепнул Лисипп Таис,
- недаром, по преданию, Орфей принес свои знания из Индии.
- Или Крита, - чуть слышно ответила афинянка.
- Один из главных секретов мастерства художников, - продолжал индиец,
- неисчерпаемое многообразие красок и форм мира. Душа любого человека
всегда найдет отклик на свой зов (если позовет), а тайна разожжет интерес.
Но есть главные формы, как и главные боги. Выражение их - самое трудное и
требует от мастера возвышенного подвига. Зато созданное переживет горы и
реки на лике Земли, уподобившись вечной жизни высшего мира.
Вот почему весь сонм читрини отличается общими, свойственными им всем
чертами. Женский облик этот описан поэтом за полторы тысячи лет до нас.
Индиец простер руки, заговорил нараспев на каком-то другом языке,
очевидно цитируя. Переводчик беспомощно оглянулся. Тогда другой индиец
стал переводить ему на обычный, доступный для его понимания язык.
- "Эта женщина - радостная танцовщица, смелая возлюбленная, гибкая и
сильная читрини - невысокого роста, с очень тонкой талией и круто
выгнутыми бедрами, с сильной стройной шеей, с маленькими руками и ногами.
Ее плечи прямые, уже чем бедра, ее груди очень крепкие, высокие, сближены
между собой, потому что широки в основании. Лицо ее кругло, нос прямой и
маленький, глаза большие, брови узкие, волосы чернее индийской ночи. Ее
естественный запах - меда, уши маленькие и высоко посаженные..." - индиец
перевел дух. - А теперь взгляните на них, - вдруг сказал он, простирая
руку к Таис и Эрис, - вдохновленный богами поэт, столь давно умерший,
описал и ту и другую. Разве нужно другое доказательство бессмертия красоты
читрини?
Эллины разразились шумными возгласами одобрения и восторга.
Лисипп, который несколько времени назад велел принести ларец из
другой комнаты, подошел к оратору, бережно неся статуэтку из слоновой
кости и золота в один подвес высотой.
- Дар тебе, индиец, в подтверждение сказанного тобой. - Лисипп поднял
изваяние на ладони.
Статуэтку полуобнаженной женщины время повредило немного, попортив
лицо, головной убор и правую руку. Левой женщина придерживала широкую до
пят юбку с двумя набегающими сверху волнами, глубокими клиньями,
опущенными вниз по средней линии, подобно букве "мю" с удлиненной и острой
серединой. Свободный широкий пояс отвисал косо, открывая почти весь живот,
осиную талию и верхнюю часть крутого изгиба бедер. Большие, полушариями
выдающиеся, высоко и тесно посаженные груди казались чрезмерно развитыми
для узкого торса и нешироких плеч. Лицо, поврежденное временем, сохранило
круглое очертание и упорный взгляд длинных, широко расставленных глаз.
- Читрини? - спросил, улыбаясь, Лисипп.
- Читрини! - закивал индиец. - Откуда?
- С острова Крит. Знатоки считают, ей тысяча пятьсот лет. Значит, она
- ровесница твоего поэта. Возьми.
- Мне? - индиец отступил в благоговейном ужасе.
- Тебе! Отвези в свою страну, где верования, каноны искусства и
отношение к женам так перекликаются с великим погибшим искусством Крита.
Индиец что-то сказал сотоварищам, и те заговорили громко и
возбужденно, взмахивая руками, будто афиняне на агоре.
- Сегодня для нас в твоем доме поистине празднество, о мудрый
учитель, - снова заговорил старший индиец, - мы давно слышали о твоей
славе, самого неподкупного и самого великого художника Эллады, пришедшего
в Азию вместе с Александром. И убедились в том, что куда больше славы в
глубине и щедрости твоих знаний, увидели в твоем доме сразу двух
сурасундари - читрини. Но этот твой дар совершенно особенный. Возможно,
при всей твоей мудрости ты не знаешь о предании, что на западе
существовала страна, погубленная страшными землетрясениями, подводными
извержениями вулкана...
- Знаю, знает и она, - ответил Лисипп, указывая на Таис, - и те из
моих учеников, что читали "Критий" и "Тимей" Платона. На западе лежала
богатая и могущественная морская держава со столицей - Городом Вод,
погибшая от гнева Посейдона и Геи. Египетские жрецы, от которых узнал
предание Платон, не дали точного нахождения этой страны, прозванной
Атлантидой. Последователи Платона считают Атлантиду лежавшей западнее
Геркулесовых Столбов в великом океане. Правда, "Критий" остался
неоконченным, и мы не знаем, что еще сказал бы нам сам мудрец.
- Тогда тебе известно другое. Наша легенда говорит, будто морская
держава находилась в вашем море. Ее положение, описание и время совпадают
с островом Крит. Время гибели - не страны, а ее мудрости и цвета народа -
совершилось одиннадцать веков тому назад.
- Как раз время падения Критской державы при страшном извержении и
наводнении, - сказал Лисипп, обращаясь к Таис.
- Некоторые из наиболее умелых и знающих людей Крита, уцелевших от
гибели и пленения народами, напавшими на Крит, едва рухнуло его могущество
и погиб флот, бежали на восток, на свою прародину в Ликаонию и Киликию, а
также Фригию. Найдя места для поселения занятыми, они продолжали
странствовать. Предание не говорит ничего о том, как достигли они реки
Инд, где основали свои города, найдя родственные им народы, дравидов и
научив их искусствам. Прошли они сухим путем через Парфию, Бактрию и горы
Или сумели сплыть вниз по Евфрату и попасть в устье Инда морем, пользуясь
умением выдающихся мореплавателей, в предании нет ни слова. Теперь ты
видишь, что дар твой - священен, ибо сквозь тысячу лет передает нам
изделие ваятеля из тех, что основали искусство нашей страны. Нет слов
благодарности тебе, Лисипп!
Индийцы, как один, согнулись в низком поклоне перед несколько
ошеломленным великим ваятелем. Затем старший индиец приблизился к Таис и
Эрис, ослепительно красивым в солнечно-желтой и темно-голубой эксомидах.
Взяв руку каждой поочередно, он приложил их ко лбу и сказал непонятные,
похожие не то на молитву, не то на заклинание, слова, оставшиеся без
перевода.
Затем четверо индийских гостей, накрыв статуэтку белоснежной тканью,
благоговейно понесли ее домой. Эрис стояла потупив взгляд, еще более
смуглая от жаркого румянца. Лисипп, глядя вслед гостям, только развел
руками.
- Я согласен с индийским мастером, что в жизни редко выпадают такие
интересные дни встреч и бесед, - заявил он.
- Хотелось бы встретиться с ним еще, - сказала Таис.
- Ты скоро увидишься с путешественником из еще более далекой и
странной Срединной империи, только что прибывшим в Экбатану.
- Я приглашу его к себе?
- Нет, у них это, может быть, не принято. Лучше приходи ко мне. Я
устрою так, чтобы избежать сборища и беседовать наедине. Уверен, что тебя,
да и меня, ожидает немало нового.
Таис обрадованно хлопнула в ладоши и нежно поцеловала своего друга,
заменившего ей мемфисского учителя.
Однако новости начались совсем в другом виде, чем ожидала этого Таис.
Через день после знакомства с Клеофрадом к Таис явился один из
участников собрания в доме Лисиппа, ценитель искусства - богатый молодой
лидиец, умноживший свое состояние на торговле рабами и скотом. Он приехал
в сопровождении писца и сильного раба, тащившего тяжелый кожаный мешок.
- Ты не откажешь мне в просьбе, госпожа Таис, - начал он без
промедления, обмахиваясь душистым лиловым платком.
Афинянке сразу не понравился тон полупросьбы, полуутверждения,
небрежно оброненного с красивых губ лидийца. Не понравился и он сам. Все
же по законам гостеприимства она спросила, в чем состоит просьба.
- Уступи мне свою рабыню! - настойчиво сказал лидиец, - она
прекрасней всех, кого я видел, а через мои руки прошли тысячи...
Таис облокотилась на балюстраду веранды, уже не скрывая презрительной
усмешки.
- Ты напрасно усмехаешься, госпожа. Я принес тебе, зная цену хорошей
вещи, два таланта, - он показал на могучего раба, вспотевшего под тяжестью
небольшого мешка с золотом. - Цена неслыханная для темнокожей рабыни, но я
не привык себе отказывать. Увидев ее, я воспылал необоримым желанием!
- Не говоря о том, что в этом доме ничего не продается, - спокойно
сказала Таис, - о том, что Эрис не рабыня, эта жена тебе не под силу, она
не для обычного смертного.
- А я и есть не обычный смертный, - важно сказал лидиец, - и понимаю
толк в любви. И если она не рабыня твоя, то кто же?
- Богиня! - серьезно ответила Таис. Лидиец захохотал.
- Богиня у тебя в услужении? Это слишком даже для такой знаменитой и
красивой гетеры, как ты.
Таис выпрямилась.
- Пора тебе уходить, гость! Невоздержанного на язык и не знающего
правил приличия у нас в Афинах скидывают с лестницы!
- А у нас помнят слова и добывают желаемое любыми способами. Цель
оправдывает средства! - с угрозой сказал богач, но Таис, не слушая,
взбежала на верхний балкон.
Спустя день, когда Эрис пошла в сопровождении Окиале для каких-то
покупок, лидийский знаток женщин остановил ее и соблазнял всяческими
обещаниями. Эрис, не дослушав, пошла дальше. Разъяренный торговец рабами
схватил ее за плечо и застыл перед острием кинжала.
Эрис со смехом рассказала хозяйке о неудачном поклоннике, и афинянка
смеялась вместе с ней. К несчастью, обе молодые женщины оказались
легкомысленными, не зная тяжелой и мелочной злобы азиатских торговцев
живым товаром.
Прибыл очередной караван из Бактрии. Таис прихорашивалась, собираясь
повидать начальника и узнать последние военные новости. К своей досаде,
она обнаружила, что кончилась темно-пурпурная краска из кипрских раковин
для подкрашивания кончиков грудей и пальцев ног. Эрис взялась пробежать до
рынка. Быстрее нее мог съездить лишь верховой, но не в рыночной тесноте.
Таис согласилась.
Эрис отсутствовала гораздо дольше. Обеспокоенная афинянка послала
быстроногую девчонку, падчерицу Ройкоса, узнать, не случилось ли чего.
Девочка примчалась, едва дыша, бледная, потеряв поясок, и сообщила, что
Эрис связана, окружена толпой мужчин и ее собираются убить.
Таис предчувствовала недобрую тень над Эрис, и вот несчастье пришло.
Ройкос уже вывел Боанергоса и Салмаах, вооружился щитом и копьем. Таис
вспрыгнула на Салмаах. Сломя голову понеслись они по узкой крутой улице.
Эрис всегда ходила этим путем. Таис не ошиблась. В широком полупортике -
углублении высокой стены она увидела небольшую толпу, обступившую пятерых
здоровенных рабов, схвативших Эрис. Руки ее были нещадно закручены назад,
шею под горлом оттягивала толстая веревка, а один из рабов старался
поймать ее ноги. На солнце в уличной пыли перед Эрис валялся знакомый уже
Таис лидиец с распоротым животом. В мгновение Таис сообразила, как
действовать.
- И-и-и-эх! - дико взвизгнула она над ухом Салмаах. Кобыла, точно
взбесившись, ринулась на людей, брыкаясь и кусаясь. Ошеломленные люди
выпустили из рук Эрис. В тот же миг Таис перерезала левой рукой веревку, а
Салмаах опустила передние копыта на спину согнувшегося к ногам Эрис
человека. Ройкос тоже не бездействовал. От крепкого удара щитом прямо в
лицо упал навзничь один из крутивших руки Эрис рабов, другой отскочил,
хватаясь за нож, но старый воин занес копье. Со всех сторон с криком
сбегались люди. Таис подала руку Эрис, повернула вздыбившуюся кобылу.
Черная жрица легко вспрыгнула на круп позади Таис. Лошадь вынесла женщин
из толпы. Ройкос прикрывал бы отступление, если бы это понадобилось. Рабы
не посмели преследовать Таис и Эрис, сочувствие толпы полностью было на их
стороне.
Таис велела Ройкосу сказать обступившим раненого людям, чтобы его не
трогали до прихода помощи, и привезти к нему самого знаменитого врача
Экбатаны.
Афинянка помчалась домой, осмотрела Эрис, велела искупаться в
бассейне, и принялась смазывать лекарством многочисленные царапины на ее
необычайно плотной и упругой темной коже. Эрис, чрезвычайно довольная, что
ее священный кинжал остался неприкосновенным, рассказала хозяйке о
приключении.
Лидиец с пятью силачами-рабами подкарауливал Эрис, выследив ее
дорогу. Они схватили ее так, что она не смогла вырваться, и повели в
портик. Лидиец постучал. Дверь в глубине приоткрылась. Вероятно, Эрис
затащили бы внутрь и накрепко связали. На свою беду, лидиец рано
восторжествовал, пожелав сорвать одежду черной жрицы.
- На случай насилия над нами мы носим в сандалии... - Эрис подняла
правую ногу. На подошве, впереди межпальцевого ремня, выступал продольный
валик кожи. Передвинув большой палец в сторону, Эрис стукнула носком по
полу, и выскочило скрытое в коже, подобно когтю леопарда, отточенное, как
бритва, острие. Взмах страшного когтя мог нанести огромную рану.
Выпущенные кишки лидийца служили наглядным примером.
Таис покончила с лечением Эрис, дала ей отвара мака и, невзирая на
протесты, уложила. Явился Ройкос с запиской от врача, которому уже стало
известно все происшествие.
"Я зашил живот негодяя толстой ниткой, - писал Алькандр, - если не
помешает жир, будет жить". И лидиец действительно выжил. Три недели спустя
он появился у Лисиппа с жалобой на Таис, показывая отвратительный рубец,
косо и криво рассекавший его изнеженное тело. Таис сочла необходимым
рассказать все начальнику города. Лидийца выслали с запрещением появляться
в Экбатане, Сузе и Вавилоне.
На следующий день после нападения Таис призвала к себе Эрис и
встретила рабыню стоя, необычайно серьезная и строгая.
В удобных креслах вавилонской работы восседали с видом судей Лисипп и
Клеофрад. По трепету ноздрей Таис заметила скрытое беспокойство черной
жрицы.
- Я свидетельствую перед двумя уважаемыми и всем известными
гражданами старше тридцати лет, - произнесла афинянка установленную
формулу, - что эта жена по имени Эрис не является моей рабыней, а
свободна, никому ничем не обязана и в своих действиях сама себе госпожа!
Эрис вздрогнула. Белки ее глаз казались громадными на бронзовом лице.
Клеофрад, как старший, встал, скрывая усмешку в серо-черной бороде.
- Мы должны осмотреть ее, дабы установить отсутствие каких-либо
порочащих отметин и клейм. Но в этом нет надобности, ибо не далее как пять
дней назад мы оба видели ее без одежды. Я предлагаю подписать, - он
склонился над заготовленным заранее документом и черкнул свой знак вечными
чернилами дубовых орешков. Подписавшись в свою очередь, Лисипп и Таис
подошли к окаменевшей Эрис. Лисипп мощными пальцами ваятеля разогнул и
снял серебряный браслет выше левого локтя.
- Ты прогоняешь меня, госпожа? - печально сказала Эрис, бурно дыша.
- Нет, совсем нет. Только ты не можешь больше считаться моей рабыней.
Довольно напрасного ношения маски. Рабыней считала себя Гесиона, тоже
бывшая жрица, как и ты, только другой богини. А теперь, ты знаешь,
"Рожденная змеей" - моя лучшая подруга, заменившая мне прекрасную
Эгесихору.
- Кого же заменю я?
- Тебе не нужно никого заменять, ты сама по себе.
- И я буду жить здесь с тобой?
- Сколько захочешь! Ты стала мне близким и дорогим человеком, -
афинянка крепко обняла за шею и поцеловала, почувствовав что тело черной
жрицы дрожит.
Две крупные слезинки скатились по темным ее щекам, плечи обмякли, и
вздох вырвался следом за исчезающей, как проблеск зарницы, улыбкой.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг