священное озеро, и горе тем мужам, какие окажутся нарушителями их покоя.
- А если встретится женщина? - гетера сообразила, о каком озерке идет
речь.
- С женщиной нечего делать. Лишь в том случае, если несчастная
нарушила чистоту священной воды, ее ждет смерть!
- А жрицы живут там? - поспешила спросить Таис, показывая на южное
крыло храмовой постройки, плоская крыша которого приходилась на уровне
пола главного храма.
- Ты угадала! Хочешь посетить их?
- О нет! А что находится в северном крыле?
Снова дикий блеск мелькнул и угас во взгляде жрицы.
- Туда я и хочу повести тебя на закате. Но прежде ты принесешь клятву
на алтаре Кибелы-Реи, клятву молчания. Древние тайны Великой Матери
сохраняются нами. Обряды незапамятных времен, перенесенные сюда
тысячелетия назад из Ликаонии и Фригии, дают силу служителям Ашторет.
В святилище, совершенно безлюдном в этот час, гетера поклялась
хранить тайну. Хозяйка храма налила ей напитка. Таис отступила с опаской.
- Не бойся, это не вчерашнее! Тебе понадобится мужество, когда
увидишь тайну. Помни, что Великая Мать - владычица зверей... - Последние
слова, сказанные напряженным шепотом, вселили в гетеру неопределенный
страх. Она выпила чашу залпом.
- Отлично! Теперь прими дар, - и жрица протянула Таис два лекитиона -
флакончика из молочно-белого стекла, плотно закрытых пробками из
драгоценного густо-розового индийского турмалина. На одном из лекитионов
был вырезан серп луны, на другом - восьмиконечная звезда.
- Как можно! Я не могу принять такие дорогие вещи! - воскликнула
Таис.
- Ветерок (пустое)! - ответила главная жрица. - Храм Великой Матери
богат и может делать и не такие дары наиболее прекрасным женщинам, ибо они
сами - драгоценности, созданные Реей для ее собственных целей. Но ты не
спросила - что во флаконах. В этом, - она показала лекитион со звездою, -
средство, растворенное в питье, данном тебе вчера. Если ты захочешь
когда-нибудь и с кем-нибудь испытать всю мощь Ашторет-Кибелы в облике
Анаитис - шесть капель в чашку воды и пейте пополам. Этот - с Луной -
освободит тебя от действия первого. Если выпить только его, он сделает
тебя холодной, как далекая Луна. Не больше трех капель, а то можешь
похолодеть навсегда... - жрица рассмеялась резко и недобро, подвела гетеру
к нише в боковой стене и вынула оттуда блестящий черный круг, как
показалось сначала Таис, из стекла. Она увидела в нем свое отражение так
же четко и ясно, как в обычном зеркале из покрытой серебром бронзы.
- Это зеркало не стеклянное, а каменное и сделано в те времена, когда
люди знали лишь камень. Руды металлов служили им только для вечных красок,
ибо и тогда уже писали картины на стенах. В это зеркало смотрелись женщины
много тысяч лет назад, когда не существовало ни Египта, ни Крита... Возьми
и его в дар!
- Ты даришь мне вторую бесценную вещь, зачем? - спросила Таис.
- Вместе с лекитионами, хранящими яд. Красота и смерть всегда вместе,
с тех пор как живет человек.
- Смерть для кого?
- Или для того, у кого красота, или тому, кто берет ее, или обоим
вместе.
- Разве нельзя иначе?
- Нельзя. Таково устроение Матери Богов, и не нам обсуждать его, -
сурово, почти угрожающе сказала владычица храма.
- Благодарю тебя! Твой дар поистине превыше всех драгоценностей!
- И не боишься?
- Чего?
- Тайн Великой Матери, нет? Тогда идем!
С северной стороны святилища в полу темнело огромное отверстие, в
центре занятое толстой колонной. По ее окружности спускалась спиралью
каменная лестница. Скудно освещенный проход вел в храм никогда не виданной
Таис обстановки. По обе стороны прохода широкие кирпичные скамьи были
густо усажены настоящими рогами исполинских быков - туров, изогнутыми
круто, со сближающимися вверху вертикальными концами. Квадратное низкое
помещение святилища в простенках между грубыми полуколоннами из красной
терракоты украшали великолепно исполненные головы быков из камня или глины
с настоящими рогами. Рога бычьих голов на западной стене торчали вверх
по-турьему, на северной - были загнуты вниз, а на восточной - широко
расходились горизонтально-волнистыми остриями, как у диких быков
Месопотамии. Странное, зловещее, даже пугающее впечатление производило это
святилище незапамятных времен. Огромные рога торчали повсюду: на невысоких
квадратного сечения столбиках и длинных скамьях, затрудняя передвижение по
храму. Контурные фрески красной охры обрисовывали бычьи фигуры на
ближайших к входу стенах. Между головами быков были прикреплены слепки
женских грудей кроваво-красного цвета, в соски которых зачем-то вставили
клювы черных грифов или оскаленные черепа куниц. За первым помещением
находилось второе, меньшее, с остроконечной нишей в северной стене. Три
рогатых бычьих головы, вертикально расположенные одна над другой,
увенчивались фигурой богини, парящей над ними, широко раскинув руки и
ноги. По обе стороны ниши чернели два прохода.
Рога чем-то тревожили Таис, и вдруг яркое воспоминание осветило ее
память. Те же символы, только каменные, увеличенные до титанических
размеров, отмечали священные места на Крите. Афинянка видела на одной из
хорошо сохранившихся фресок изображение святилища, очень похожего на то, в
котором она находилась сейчас. Там тоже рога разных размеров отгораживали
какие-то отделы комнаты жертвоприношений, изображенной на фреске. Но здесь
натуральные рога диких быков казались особенно зловещими и в силе
впечатления не уступали исполинским каменным рогам, вздымавшимся из-под
земли на Крите. Для Таис стало совершенно ясной глубокая связь древнейшей
религии Великой Матери в Азии и веры ее предков на Крите.
Скульптуры быков в святилище казались особенно страшными. Они не были
похожи на тупомордых критских великанов с их высокими, устремленными вверх
рогами.
Быки древнейшего святилища изображались с опущенными низко длинными
головами, с громадными рогами, направленными вперед. Они или сходились
надо лбом с жутко загнутыми кверху остриями, или же были широки разведены
и загнуты наподобие кривых ножей. Без сомнения, это была иная порода, и
афинянка подумала, что с этими грозными существами, как бы Целиком
устремленными в бой, вряд ли успешной стала бы священная критская игра с
быками.
Главная жрица остановилась, прислушиваясь. Глубокие низкие,
ритмические звучания гипат - крайних струн самого низкого тона в китарах -
доносились издалека, переплетаясь с женскими голосами, стонами и криками.
Сердце Таис тревожно забилось в предчувствии чего-то ужасного. Жрица
подняла с рогатой тумбы факел, зажгла его о тлевшие на жертвеннике угла и
вступила в левый проход. Еще один длинный темный, как подземелье, коридор,
и Таис очутилась в просторном здании на уровне храмового сада.
Никогда никому не рассказала Таис об увиденном здесь, хотя каждое
мгновение навсегда осталось в памяти. В Египте ее потрясли фрески в
подземелье Мертвых, изображавшие Тиау, или Тропу Ночного Солнца, - ад
египтян, помещенный на обратной, невидимой стороне Луны. Но то были лишь
изображения, а здесь, в храме, соперничавшем древностью с каменным
зеркалом, необычайные обряды Великой Матери тоже давностью в десять
тысячелетий происходили наяву, исполнялись живыми людьми.
Укрепленная напитком Реи, Таис выдержала зрелище до конца. Все четыре
ступени невероятного действа прошли перед ее глазами, постепенно проясняя
их сокровенный смысл. Корни Земли-Геи и всего на ней обитающего спускаются
в бездну хаотических вихрей, беснующихся под Тартаром в ужасном мраке
Эреба. Подобно этому корни души тоже поднимаются из тьмы первобытных
чувств, вихрями крутящихся в лоне Кибелы. Эти чувства, мрак и страхи нужно
пережить, чтобы освободиться от их тайной власти, выпуская на волю перед
глазами женщин одновременно жертв и участниц великого слияния с корнями
всей природы в ее облике Ананки - неотвратимой необходимости. Но понимая
смысл древних обрядов, Таис не могла принять их. Слишком далеко
расходились стремления Урании с темной властью Кибелы-Анаитис.
Поздно ночью, провожаемая черной жрицей, она явилась в свой временный
дом, потрясенная, усталая и подавленная. За-Ашт не спала, поджидая
госпожу. Глаза рабыни припухли от слез, пораненные ногтями ладони тоже не
ускользнули от внимания Таис. Она была не в силах расспрашивать, а
повалилась ничком на ложе, отказавшись даже от омовения. И письмо Птолемея
осталось непрочитанным до утра.
Таис не удалось уснуть. Финикиянка тоже ворочалась, вздыхала, пока
гетера не позвала ее к себе.
- Сядь и расскажи, что случилось. Тебя обидел Ликофон? - За-Ашт молча
кивнула, и темная глубь ее глаз загорелась злобой.
- Я позову его, когда настанет день, и попрошу лохагоса наказать
тессалийца.
- Нет, нет, госпожа! Он не сделал ничего, и я не хочу больше видеться
с ним.
- Неужели? Странный юноша! Ты красива, и я не раз видела, как он
смотрел на тебя... ты давала ему еще вина?
- Он выпил чашу залпом, будто плохую воду пустыни. К еде не
притронулся и молчал, глядя на дверь, в которую ушла эта ламия, дочь тьмы!
Так продолжалось без конца, пока, потеряв терпение, я не выгнала его. И он
ушел, не поблагодарив и не попрощавшись, как упившийся просяного пива...
- Вот чего не ожидала! - воскликнула Таис. - Неужели Ламия так
сразила его Эросом? Почему? Он смотрел, как ты пляшешь балариту, как гибок
твой стан и стройны ноги!
- Ты добра ко мне, госпожа! - ответила финикиянка, сдерживая
набегавшие слезы. - Но ты женщина и не поймешь силу черной ламии. Я ее
рассмотрела как следует. У нее все противоположно мне.
- Как так?
- Все, что у меня узко, - у ней широко: бедра, икры, глаза, а что
широко - плечи, талия, то у ней узко, - финикиянка огорченно махнула
рукой. - Она сложена как ты, госпожа, только тяжелее, мощнее тебя! И это
сводит с ума мужчин, особенно таких, как этот мальчишка...
- Так он отверг тебя и думает о ней? Ничего, скоро мы поедем дальше,
и ламия сотрется из памяти Ликофона... Да, я забыла - ты хочешь остаться?
По-прежнему хочешь?
- Теперь еще больше, госпожа! У нас, финикиян, есть учение
Сенхуниафона. Оно говорит, что желание уже творит. И я хочу заново
сотворить себя!
- И у нас желание, Потос, есть творчество. Неистовое желание
порождает или нужную форму, или кончается анойей - безумием. Исполнится
время - увидим. Дай мне письмо!
Птолемей посылал привет, просил помнить и ни в коем случае не ехать
дальше, пока не явится посланный за ней отряд во главе с его другом. Если
придут плохие вести, Таис не следовало оставаться в храме, а со своей
охраной из выздоравливающих воинов мчаться к морю, в бухту Исса, всего в
пятнадцати парасангах через горы на запад. Там стоят три корабля,
начальник которых примет Таис и будет ждать еще полмесяца. Если Птолемей с
Александром не появятся к этому сроку, надлежит плыть в Элладу.
Таис подумала, что Птолемей в глубине души благороднее, чем сам хочет
казаться среди грубых македонских полководцев. Она поцеловала письмо с
нежностью. Птолемей писал о походе через жаркую степь - море высокой
травы, уже поблекшей от летней сухости. Они ехали и ехали день за днем,
все дальше уходя за бесконечно расстилающийся на восток горизонт. Смутное
опасение тревожило всех и даже Александра. Птолемей видел, как подолгу
горел ночами светильник в его шатре. Полководец совещался с разведчиками,
читал описания - периэгеск. Постепенно Александр отклонял путь армии
левее, дальше к северу. Проводники убедили его в скором наступлении еще
большей жары. Выгорит трава, и пересохнут мелкие речки и ручьи, пока в
достатке снабжавшие войско водой. Тридцать пять тысяч человек теперь шло
за Александром, но здесь, в необъятных равнинах Азии, полководец впервые
почувствовал, что для этих просторов его армия невелика. Жаркие ветры дули
навстречу дыханием гибельных пустынь, простиравшихся за степью. Как демон,
носились вихри пыли, а на горизонте горячий воздух как бы приподнимал
землю над мутными голубыми озерами призрачной воды.
Когда повернули на север, трава стала выше и гуще, а желто-мутные
речки приняли серый цвет. Случилось полное затмение Луны. (Как она
пропустила его? - подумала Таис). Знающие люди возвестили, что армия
пришла в страну, где царствует Владычица Зверей. Всех - небесных, земных и
подземных, та, которую зовут Ашторет, Кибелой или Реей, а эллины считают
еще Артемис или Гекатой. Если она появится верхом на льве, то всем не
миновать гибели.
Александр обратился к воинам с речью, убеждая не бояться. Он знает
предначертанное наперед и ведет их к концу войны и несметным сокровищам...
Таис читала между строк Птолемея - прирожденного писателя - новое,
незнакомое прежде македонцам чувство. Это чувство скорее всего было
страхом.
Впервые серьезно задумалась гетера, насколько безумно смелым было
предприятие Александра. Каким божественным мужеством надо обладать, чтобы
удалиться от моря в глубь неизвестной страны навстречу полчищам Царя
Царей. Представив себе дерзость задуманного, афинянка поняла, что в случае
поражения македонская армия будет стерта с лица земли и ничто не поможет
ей. Перестанут существовать и божественный полководец, и Птолемей, и
Леонтиск... Может быть, только Неарх спасет свой флот и вернется к родным
берегам. С какой злобой и нетерпением ждут этого бесчисленные враги,
крупные и мелкие, пылающие справедливой местью и трусливым торжеством
гиены... Да, ждать пощады всем ее друзьям не придется, и мудр Птолемей,
оставивший про запас вторую возможность спасения Александра и себя. Первая
заключена во флоте Неарха, ожидающем в низовьях Евфрата, если встреча с
Дарием произойдет не на севере, а на юге. Птолемей писал о слухах, что
Дарий собрал все свои силы, всадников без числа от знаменитой персидской
гвардии Бессмертных до бактрийцев и согдов.
Удивительное дело, несмотря на тревогу, проскальзывающую в письме
Птолемея, оно наполнило Таис уверенностью в скорой победе. Тем с большим
нетерпением она будет ждать новых вестей...
На следующий день вместо Ликофона лохагос прислал рябого македонца с
еще не зажившими рубцами на плече и шее.
- Вместо гестиота, - осклабился воин, очевидно довольный поездкой со
знаменитой красавицей Афин, города баснословной элегантности и учености.
- А Ликофон?
- Ушел в городок купить лекарство, что ли. Он вроде заболел...
Таис хлопнула в ладоши, вызывая За-Ашт, послала воина за его лошадью.
Финикиянка уселась на Салмаах, как не раз делала на пути от границы
Египта, и печальное ее лицо осветилось мальчишеским задором. Обе стали
состязаться в быстроте коней, то и дело оставляя далеко позади охранника,
сдерживаемые только его сердитыми окриками. Выехав на окраину пустынной
степи, обе женщины остановились очарованные. Степь цвела необычно яркими
цветами, невиданными в Элладе.
На высоких голых стеблях качались под ветром шарики дивного
небесно-голубого цвета с яблоко величиной. Они росли разбросанно со столь
же редко растущими солнечно-желтыми, совсем золотыми шаровидными
соцветиями высоких растений с узкими и редкими листьями. Золотой с голубым
узор расстилался вдаль по пыльно-зеленому фону в прозрачном утреннем
воздухе.
- Небылица, а не цветы! - воскликнул македонец, пораженный сказочной
пестротой. Жаль было мять их красоту копытами лошадей.
Они повернули направо, дабы объехать стороной, и снова остановились
перед порослью еще более диковинных цветов. До ног всадников доставала
трава с жесткими вершинками, усеянными крупными пурпурными цветами в форме
пятиконечных звезд с сильно расширенными кнаружи и прямо срезанными по
концам лепестками. Таис не выдержала. Соскочив с иноходца, ока нарвала
охапку пурпурных цветов, а финикиянка собрала золотые и голубые шары.
Стебли последних оказались очень похожими на обычный лук с резким луковым
запахом.
Таис помчалась во весь опор назад и поднялась на северный перевал к
маленькому храму неласковой, насмешливой, чужеземной Иштар. Стараясь не
смотреть в узкие зелено-золотистые глаза, она поспешно разложила цветы на
жертвеннике, постояла с минуту и прокралась в святилище к горельефу
грозной Лилит. Там она отстегнула заколку и вонзила ее в палец левой руки,
помазала брызнувшей кровью алтарь и, зализывая ранку, ушла не оглядываясь.
На пути домой веселость покинула ее, и она загрустила, как в прошлый день
тессалиец. Иль таково уж было волшебство богини персов?
Скоро Таис нашла причину своей задумчивости. Почему-то после
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг