Высокое, гибкое тело было безупречно по своим линиям, необычайной
плавности и сдержанности движений.
Пандиону показалось, что в лице Ньоры перед ним предстала одна из
трех Харит[Хариты, позднее Грации - богини женского очарования и
изящества у эллинов. Харит было три.] - богинь, по его верованиям,
оживлявшим красоту и наделявших ее непобедимой привлекательностью.
Палочка этруска вдруг стукнула по голове Пандиона.
- Ты почему не побежал за ней? - с шутливой досадой спросил
этруск. - Вы, эллины, готовы любоваться каждой женщиной...
Пандион посмотрел на друга без гнева, но так, как будто бы увидел
его в первый раз, и порывисто обнял этруска.
- Слушай, Кави, ты не любишь говорить о своем... Тебя разве
совсем не трогают женщины? Ты не чувствуешь, как они прекрасны? Разве
для тебя они не часть всего этого, - Пандион описал рукой круг, -
моря, солнца, прекрасного мира?
- Нет, когда я вижу что-нибудь красивое, мне хочется его съесть!
- рассмеялся этруск. - Я шучу, - продолжал он серьезно. - Помни, что я
вдвое старше тебя и за светлой стороной мира для меня виднее другая -
темная, безобразная. Ты уже забыл о Та-Кем, - Кави провел пальцами по
красному клейму на плече Пандиона, - а я ничего не забываю. Но я
завидую тебе: ты будешь создавать красивое, я же могу только разрушать
в борьбе с темными силами. - Кави помолчал и дрогнувшим голосом
закончил: - Ты мало думаешь о своих близких там, на родине... Я не
видал столько лет своих детей, мне неизвестно даже, живы ли они,
существует ли весь мой род. Кто знает, что там, среди враждебных
племен...
Тоска, зазвучавшая в тоне всегда сдержанного этруска, наполнила
Пандиона сочувствием. Но как он мог утешить друга? Слова этруска в то
же время больно укололи его: "Ты мало думаешь о своих близких там, на
родине..." Если Кави мог сказать ему так... Нет, разве мало значили
для него Тесса, дед, Агенор? Но тогда он должен был сделаться подобным
хмурому Кави, тогда он не впитал бы в себя великого разнообразия жизни
- как же научился бы он понимать красоту?.. Пандион запутался в
противоречиях и не смог разобраться в самом себе. Он вскочил и
предложил этруску пойти выкупаться. Тот согласился, и оба друга
направились через холмы, за которыми в пяти тысячах локтей от селения
плескался океан.
За несколько дней до этого Кидого собрал молодых мужчин и юношей
племени. Негр сказал сородичам, что, кроме копья и кусков ткани на
бедрах, его товарищи, ожидающие кораблей, ничего не имеют, а сыны
ветра не возьмут их на корабли без платы.
- Если каждый из вас, - сказал Кидого, - согласится помочь самым
малым, то чужеземные друзья смогут вернуться к себе домой. Они помогли
мне вырваться из плена и снова увидеть всех вас.
Ободренный общим согласием, Кидого предложил пойти с ним на
золотоносное плоскогорье, а тем, кто не сможет, - пожертвовать
слоновую кость или орехи, кожу или ствол ценного дерева.
На следующий день Кидого объявил друзьям, что отправляется на
охоту, и отказался взять их с собой, уговаривая беречь силы для
предстоящего пути.
Товарищи Кидого по походу так и не узнали об истинных целях
предприятия. Хотя мысли о плате за проезд не раз беспокоили их, они
надеялись, что таинственные сыны ветра возьмут их в качестве гребцов.
Пандион еще втайне предполагал использовать камни юга - подарок
старого вождя. Кави, также не говоря ничего Кидого, через два дня
после ухода чернокожего друга собрал ливийцев и отправился вверх по
реке, надеясь найти поблизости черное дерево[Черное дерево дают
ядровые древесины различных видов африканских деревьев, главным
образом семейства эбеновых; также дальбергия из семейства бобовых.],
срубить несколько стволов и сплавить до селения тяжелые, тонувшие в
воде бревна на плотах из легкой древесины.
Пандион все еще хромал, и Кави оставил его в селении, несмотря на
протесты. Пандион негодовал: второй раз уже товарищи бросали его
одного, как тогда, во время охоты за жирафами. Кави, надменно выпятив
бороду, заявил, что тогда он не потерял времени даром и теперь снова
может повторить прежнее. Онемевший от бешенства, молодой эллин ринулся
прочь с обидой в сердце. Этруск догнал его и, хлопая по спине, просил
прощения, но твердо стоял на своем, убеждая друга в необходимости
совсем поправиться.
В конце концов Пандион согласился, с горечью ощущая себя жалким
калекой, и поспешно скрылся в хижине, чтобы не присутствовать при
уходе своих здоровых товарищей.
Оставшись в одиночестве, Пандион еще острее почувствовал
необходимость испытать свои силы после удачного опыта со статуей
учителя слонов. За последние годы он видел столько смертей и
разрушений, что не хотел браться за непрочную глину, стремясь создать
произведение из крепкого материала. Такого материала у Пандиона не
было. Даже если бы он оказался в его руках, все равно отсутствовали
необходимые для обработки инструменты.
Пандион часто любовался камнем Яхмоса, приведшим его в конце
концов к морю, как наивно верил Кидого, склонный признавать могущество
волшебных вещей.
Прозрачная ясность твердого камня навела Пандиона на мысль
вырезать гемму. Правда, камень был тверже употреблявшихся для этой
цели в Элладе. Они там обрабатывались наждаком с острова
Наксоса[Остров Наксос - самый большой остров в группе Кикладских
островов, на юге Эгейского моря.]. Вдруг эллин вспомнил, что у него,
если верить старому вождю повелителей слонов, были камни, твердостью
превосходившие все вещи мира.
Пандион достал самый маленький из подаренных ему камней юга и
осторожно провел острой гранью по краю голубовато-зеленого кристалла.
На неподатливой гладкой поверхности осталась белая черта. Молодой
эллин нажал сильнее. Камень прорезал глубокую канавку, точно резец из
черной бронзы на куске мягкого мрамора. Необыкновенная сила прозрачных
камней юга действительно превосходила все известное до сих пор
Пандиону. В его руках были волшебные резцы, делавшие легкой задачу.
Пандион разбил маленький камень, тщательно собрал все острые
осколки и вставил их при помощи твердой смолы в деревянные палочки.
Теперь у неге был десяток резцов разной толщины - и для грубой
отделки, и для самых тонких штрихов. Что же изобразит он на прекрасном
голубовато-зеленом кристалле, добытом Яхмосом в развалинах
тысячелетнего храма и донесенном в целости до моря, символом которого
он так долго служил в душном плену земли? Смутные образы проносились в
голове Пандиона.
Молодой эллин ушел из селения и бродил в одиночестве, пока не
очутился у моря. Он долго сидел на камне, то устремляя взор вдаль, то
следя за тонким слоем прозрачной воды, подбегавшей к его ногам.
Наступил вечер, короткие сумерки уничтожили блеск моря, движение волн
сделалось незаметным. Все непрогляднее становилась бархатно-черная
ночь, но вместе с тем в небе загоралось все больше ярких звезд, и
опять небесные огоньки, закачавшись в волнах, оживили застывшее море.
Запрокинув голову в небо, молодой эллин ловил очертания незнакомых
созвездий. Дуга Млечного Пути перекидывалась таким же, как и на
родине, серебряным мостом через весь небосвод, но она была более
узкой. Один ее конец был глубоко расщеплен и разбит на отдельные пятна
между широкими темными полосами. В стороне и ниже горели
голубовато-белым светом два туманных звездных облака[Магеллановы
облака, Большое и Малое, - крупные звездные скопления и туманности в
небе южного полушария.]. Около них отчетливо выделялось большое
непроницаемо черное пятно грушевидной формы, точно кусок угля заслонял
в этом месте все звезды[Угольный мешок - черное скопление
непрозрачного вещества в небе южного полушария.]. Ничего похожего не
видел Пандион в родном небе севера. Контраст между черным пятном и
белыми облаками внезапно поразил его. Молодой эллин увидел в нем вдруг
самую сущность южной страны. Черное и белое во всей прямоте и четкой
грубости этого сочетания - вот что составляло душу Африки, ее лицо,
такое, каким Пандион сейчас почувствовал его. Черные и белые полосы
необыкновенных лошадей, черная кожа туземцев, раскрашенная белой
краской и оттенявшая белые зубы и белки глаз, изделия из черной и
жемчужно-белой древесины, черные и белые колонны древесных стволов в
лесах, свет степей и мрак лесных трущоб, черные скалы с белыми
полосами кварца и многое такое же пронеслось перед глазами Пандиона.
Совсем другое было на родине - на бедных и каменистых берегах
Зеленого моря. Река жизни там не катилась буйным потоком, не
сталкивались столь обнаженно черные и белые ее стороны.
Пандион встал. Необъятный океан, на другой стороне которого была
его Энниада, отделил молодого эллина от Африки. Позади осталась
страна, в душе уже покинутая им, угрюмо заслонившаяся ночными тенями
гор. Впереди по волнам перебегали отражения звездных огней, и море
сливалось там, на севере, с родной Элладой, и Тесса была на его
берегу. Ради возвращения на родину, ради Тессы он боролся и шел сквозь
кровь, пески, зной и мрак, бесчисленные опасности от зверей и людей.
Тесса, далекая, любимая и недоступная, стала совсем как те
туманные звезды над морем, где северный "Ковш" окунулся краем за
горизонт.
И тут явилось решение: он создаст на камне - твердом символе моря
- Тессу, стоящую на берегу.
Пандион с яростью сжал в сильных пальцах резец, и крепкая палочка
переломилась. Уже несколько дней он склонялся над камнем Яхмоса с
бьющимся сердцем, обуздывая волей творческое нетерпение, то уверенно
прочерчивая длинные линии, то с бесконечной осторожностью срезая
мельчайшие крупинки. Изображение становилось все более явственным.
Голова Тессы удалась ему - в своем гордом повороте она виделась ему и
теперь так же отчетливо, как в час прощания на берегу Ахелоева мыса.
Он врезал ее в прозрачную глубину камня, и теперь она выпукло
проступала матовой голубизной среди зеркально-гладкой поверхности.
Завитки волос легкими, свободными штрихами ложились на намеченную
четкой дугой округлость плеча, но дальше... дальше Пандион неожиданно
утратил весь подъем своего вдохновения. Молодой художник, как никогда
уверенный в себе, сразу очертил глубокой канавкой тонкий контур тела
девушки, и точное изящество линий подтвердило успех его работы.
Пандион сточил окружающую поверхность, чтобы выделить фигуру. Тут он
внезапно понял, что изобразил вовсе не Тессу. В линиях бедер, колен и
груди проступило и ожило тело Ирумы, а отдельные штрихи, несомненно,
принадлежали последнему впечатлению от красоты Ньоры. Фигура Тессы не
была телом эллинской девушки - у Пандиона получился отвлеченный образ,
в котором отражалась красота африканских женщин. Но Пандион хотел
добиться другого - изобразить живую и любимую Тессу. Напрягая память,
он пытался снять налет впечатлений последних лет, пока не убедился,
что новое проступило еще ярче.
Скоро Пандион сообразил, что передача живого опять не удается
ему. Пока фигурка была только намечена, легкие линии жили. Едва
художник пытался перевести плоское изображение в выпуклое, живое тело
окаменевало, становилось холодным и застывшим. Да, он не постиг тайны
искусства. И это его произведение не будет живым! Ему не удастся
совершить задуманное! Сломав резец от волнения, Пандион взял камень и
стал рассматривать его с расстояния вытянутой руки. Да, он не может
создать образ Тессы, и прекрасная гемма не будет окончена.
Сквозь прозрачный камень проникали лучи солнца, наполняя его
золотистым оттенком родного моря. Пандион оставил нетронутым гладкое
поле большой грани кристалла и вырезал фигуру девушки справа, у самого
края. В камне, как на берегу моря, стояла девушка с лицом Тессы, но
Тессой она не была. Вдохновение, с которым трудился Пандион над камнем
от рассвета до заката, с нетерпением ожидая каждого следующего дня,
покинуло его. Пандион спрятал камень, собрал резцы и разогнул
наболевшую спину. Горе поражения ослаблялось сознанием, что он все же
может создать прекрасное... но оно было убогим в сравнении с живым!
Увлеченный работой, Пандион перестал ожидать возвращения
товарищей и только сейчас вспомнил о них. Как бы в ответ на мысли
Пандиона к нему подбежал мальчик.
- Густобородый приехал, он зовет тебя к реке! - сообщил посланец
Кави, гордый данным ему поручением.
То, что этруск остался на реке и звал его туда, обеспокоило
Пандиона. Он поспешил к берегу по тропинке, извивавшейся среди колючих
кустов. Издалека он заметил на песчаном откосе группу товарищей,
стоявших кольцом вокруг связки стеблей тростника. На тростнике
вытянулось человеческое тело. Пандион неловко побежал, стараясь не
ступать на еще слабую ногу, и вошел в молчаливый круг товарищей по
походу. Он узнал в лежащем молодого ливийца Такела, участника побега
через пустыню. Молодой эллин стал на колени над телом товарища. Перед
глазами Пандиона возникло душное ущелье между склонами песчаных гор,
где он плелся, полумертвый от жажды. Такел был в числе тех, которые во
главе с умершим Ахми принесли ему навстречу воду из источника. Только
перед трупом Такела Пандиону стало ясно, как дорог и близок ему каждый
из товарищей по мятежу и походу. Он сроднился с ними и не мыслил
своего существования отдельно от них. Пандион мог неделями не общаться
с товарищами, когда знал, что они поблизости в покое и безопасности и
заняты своими делами, а сейчас утрата ошеломила его. Не поднимаясь с
колен, он бросил на этруска вопрошающий взгляд.
- Такела укусила змея в зарослях, - печально сказал Кави, - где
мы бродили в поисках черного дерева. Мы не знали лекарства... - Этруск
тяжело вздохнул. - Мы бросили все и приплыли сюда. Когда мы вынесли
его на берег, Такел уже умирал. Я позвал тебя проститься с ним...
Поздно... - Кави не договорил, сжимая руки, он поник головой.
Пандион встал. Смерть Такелы казалась такой несправедливой и
нелепой: не в славном сражении, не в бою со зверем - здесь, в мирном
селении, у моря, сулившего возвращение после всех совершенных им
доблестных подвигов, стойкого мужества в длинном пути. Это было
особенно больно молодому эллину. Слезы навернулись на глаза, и он,
чтобы справиться с собой, устремил взгляд на реку. По сторонам
песчаной отмели высились густые заросли, заграждавшие речной простор
зеленой стеной. Бугор светлого песка находился как бы в широких
воротах. На опушке росли белые деревья, корявые и узловатые, с мелкими
листьями. Все ветви этих деревьев были одеты пушистыми лентами
ярко-красных цветов[Комбрет.], плоские перистые скопления которых
казались полосами из поперечных коротких черточек, нанизанных на
тонкие стебли, то сгибавшиеся вниз, то торчавшие прямо вверх, к небу.
Цветы отливали багрянцем, и белые деревья горели в зеленых воротах,
как погребальные факелы у врат Аида[Аид - подземное царство в
представлении эллинов, куда попадают души усопших после смерти.], куда
уже направляла свой путь душа умершего Такела. Медленно катилась
мутная оловянная вода реки, испещренная отмелями желтых песков. Сотни
крокодилов лежали на песке. На ближайшей к Пандиону косе несколько
огромных ящеров во сне раскрыли широкие пасти, казавшиеся на солнце
черными пятнами, окаймленными белыми клиньями страшных зубов. Тела
крокодилов широко расплывались на песке, как бы расплющенные
собственным весом. Продольные складки чешуйчатой кожи брюха обтекали
плоские спины, усаженные рядами шипов, более светлых, чем
черновато-зеленые промежутки между ними. Лапы с нелепо вывернутыми
наружу суставами уродливо раскидывались в стороны. Иногда какой-нибудь
из ящеров пошевеливал гребнистым хвостом, толкая другого, - тот,
потревоженный во сне, захлопывал свою пасть с разносившимся по реке
стуком.
Товарищи подняли умершего и молча понесли его в селение под
тревожными взглядами сбежавшихся жителей. Пандион шел сзади, отдельно
от Кави. Этруск считал себя виновным в гибели ливийца, так как затея с
добычей черного дерева принадлежала ему. Кави шагал сбоку печальной
процессии, кусал губы и теребил бороду.
Пандиона мучила совесть: он тоже чувствовал себя виновным.
Нехорошо было, что он вдохновился изображением любимой девушки, когда
ему нужно было создать произведение в память боевой дружбы разных
людей, прошедших все испытания, верных перед лицом смерти, голода и
жажды, в тоскливых днях тяжкого похода. "Как могла эта мысль не прийти
мне прежде всего?" - спрашивал себя молодой эллин. Неспроста его
постигла неудача - боги покарали его за неблагодарность... Так пусть
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг