южный угол Акарнании, страны на юго-западной оконечности Северной
Греции. Речь идет о Древней Элладе до ее объединения и расцвета.] не
могли дать убедительного изображения живого человеческого тела.
Юноша смутно чувствовал, что в них искусственно выпячены и грубо
усилены только отдельные черты, выражающие радость, волю, гнев или
ласку, но и только. Ради силы впечатления скульптор жертвовал всем
остальным. Нет, он должен суметь передать красоту! Тогда он сделается
величайшим скульптором своей страны и люди будут прославлять его,
восторгаясь созданными им произведениями. В них живая красота впервые
будет навеки запечатлена в бронзе или камне!
Юноша далеко унесся в смелых мечтах, но тут сильная волна гулко
плеснула внизу. Несколько капель попало на камни и на лицо юноши. Он
вздрогнул, очнувшись, и смущенно улыбнулся в темноте. Боги! Еще,
наверное, далеко то время... А сейчас Агенор часто бранит его за
неумелую работу и почему-то всегда оказывается правым... А дед? Тот
мало интересуется его успехами как художника. Он озабочен только тем,
чтобы сделать из своего внука знаменитого борца. Как будто для
художника нужна сила! И все-таки хорошо, что дед так воспитал его!..
Юноша знал, что он на редкость силен и вынослив. Как приятно показать
свою силу и ловкость на вечерних состязаниях в селении перед Тессой,
радостно замечая огонек одобрения в глазах девушки!
Юноша вскочил с горящими щеками, все мускулы его тела напряглись.
Он с вызовом подставил грудь ветру, поднял лицо к звездам и вдруг тихо
рассмеялся.
Медленно приблизился он к краю камня, взглянул в темноту,
казавшуюся бездонной, и, звонко крикнув, прыгнул вниз. Сразу ожила
тихая, молчаливая ночь. Внизу было море, ласково охладившее его
разгоряченную кожу, засверкавшее мельчайшими огоньками вокруг рук и
плеч.
Волны, играя, выталкивали юношу наверх, стремились отбросить
назад. Он поплыл, угадывая в темноте колебания воды, уверенно
вскидываясь на высокие волны, внезапно встававшие перед ним. Сердце
слегка замирало - море словно не имело ни дна, ни края, сливаясь с
темным небом в одно целое. Он был наедине со звездами.
Большая волна подбросила юношу; он увидел на берегу отдаленный
красный огонь. Легкое движение - и волны послушно понесли юношу на
берег, к едва серевшему пятну песчаной отмели.
Слегка вздрагивая от холода, он снова вскарабкался на плоский
камень, поднял свой плащ из грубой шерсти, свернул его и пустился
бежать по берегу к огоньку костра.
Далеко вокруг разносился ароматный дым горевшего хвороста,
собранного в зарослях кустарника.
В слабом свете тусклого пламени обозначалась стена маленького
дома, сложенного из угловатых камней, а над ней выступ камышовой
крыши. Далеко протянутые ветви одинокого платана прикрывали жилище от
непогоды. У костра задумчиво сидел старик в сером плаще. Услышав шаги,
он с улыбкой повернул в сторону подходившего юноши морщинистое лицо,
темный загар которого оттенялся седой курчавой бородой.
- Где ты был так долго, Пандион? - с укоризной сказал старик. - Я
уже давно вернулся и хотел поговорить с тобой.
- Я не думал, что ты так скоро, - оправдывался юноша, - и бегал
купаться. Я готов слушать тебя хоть всю ночь.
Старик отрицательно покачал головой:
- Нет, беседа будет длинной, а утром тебе рано вставать. Я хочу
завтра сделать тебе испытание, и нужно, чтобы ты был в полной силе.
Вот свежие лепешки - я привез новый запас - и мед. Сегодня праздничный
ужин: поешь, но, как подобает воину, немного и без жадности.
Юноша с удовольствием разломил лепешку я погрузил ее белый мягкий
излом в глиняный горшочек с медом. Он ел, не отрывая глаз от деда,
молча и нежно смотревшего на внука. Удивительны и совершенно одинаковы
были глаза у старика и юноши - сияющие, золотистые, подобные
сгущенному цвету солнечного луча. Народное поверье говорило, что люди,
обладавшие такими глазами, происходили от земных возлюбленных самого
"сына высоты" Гипериона[Гиперион, позднее Феб - бог солнца у греков.],
бога солнца.
- Я думал сегодня о тебе, когда ты уехал, - заговорил
юноша. - Почему другие аэды[Аэды - народные певцы в древние времена
истории Эллады. Позднее стали называться рапсодами.] живут в хороших
домах и сытно едят, ничего не зная, кроме своих песен? А ты, дедушка,
знаешь так много, так искусно слагаешь новые песни, а должен трудиться
у моря. Лодка уже тяжела тебе, а я только один у тебя помощник. Ведь у
нас нет рабов!
Старик улыбнулся и опустил перевитую жилами руку на кудрявую
голову Пандиона:
- И об этом я хотел говорить с тобой завтра. Сейчас скажу только,
что разные песни можно слагать о богах и людях. И если ты честен перед
самим собою и открыты глаза твои, эти песни не будут приятны знатным
владельцам земель и военным начальникам. И ты не будешь иметь ни
богатых даров, ни рабов, ни славы, тебя не будут звать в большие дома,
и песни не доставят тебе пропитания... Пора спать, - оборвал себя
старик. - Смотри, Колесница Ночи[Колесница Ночи - Большая Медведица.]
уже поворачивается в другую сторону неба. Быстро мчатся ее черные
кони, а отдых нужен человеку, чтобы быть сильным. Идем. - И старик
направился к узкому входу убогой хижины.
Старик рано разбудил Пандиона.
Приближалась холодная пора осени: небо было в тучах,
пронизывающий ветер шелестел сухим камышом, платан зябко трепетал
разрезанными листьями.
Под суровым и требовательным наблюдением деда Пандион занялся
гимнастическими упражнениями. Тысячи тысяч раз, с детских лет,
проделывал он их на восходе и закате солнца, но сегодня дед выбирал
труднейшие упражнения и все увеличивал их число.
Юноша метал тяжелое копье, бросал камни, перепрыгивал через
препятствия с мешком песка за плечами. Наконец дед привязал к его
левой руке тяжелый наплыв орехового дерева, в правую дал узловатую
дубину, а к голове прикрепил обломок каменного горшка. Сдерживая смех,
чтобы не потерять дыхание, Пандион по знаку, данному дедом, пустился
бежать на север, туда, где береговая тропинка огибала крутой
каменистый склон. Он вихрем пронесся по тропе, вскарабкался на первый
уступ обрыва, спустился и еще быстрее побежал обратно. Старик встретил
внука у хижины, освободил от всего снаряжения и приник щекой к его
лицу, стараясь по дыханию определить степень утомления.
Юноша, помолчав, сказал:
- Я мог бы проделать это еще много раз, прежде чем попросить
отдыха.
- Да, это так, - ответил старик медленно и гордо выпрямился: - Ты
можешь быть воином, способным сражаться неутомимо и носить тяжесть
медного оружия! Мой сын, твой отец, дал тебе здоровье и силу, я
укрепил их в тебе и сделал тебя выносливым и смелым. - Старик окинул
взглядом фигуру юноши, одобрительно посмотрел на широкую выпуклую
грудь, на сильные мышцы под гладкой, без единого пятнышка, кожей и
продолжал: - У тебя нет родных, кроме меня, слабого старика, нет
богатств и слуг, а вся наша фратрия[Фратрия - объединение нескольких
родов. Из фратрий состояло племя в древние времена, когда еще силен
был родовой общественный уклад жизни.] - три небольших селения на
каменистом берегу... Мир велик, и много опасностей грозит одинокому
человеку. Самая большая из них - потерять свободу, быть захваченным в
рабство. Потому я приложил столько усилий, чтобы сделать из тебя
воина, отважного и способного на всякое боевое дело. Теперь ты
свободен и можешь служить своему народу. Пойдем принесем сейчас жертву
Гипериону, нашему покровителю, в честь наступления твоей зрелости.
Дед и внук направились вдоль зарослей побуревшей осоки и камышей
туда, где, выдаваясь далеко в море, длинным валом поднимался узкий
мыс.
Два толстых, широко распластавшихся дуба росли на конце мыса.
Между ними из грубых плит известняка был сложен жертвенник, а позади
стоял потемневший деревянный столб, обтесанный в виде человеческой
фигуры. Это был древний храм, посвященный местному богу - реке Ахелу,
впадавшей здесь в море. Устье реки терялось в зеленых зарослях,
кишевших птицами, прилетавшими с севера.
Впереди открывалось затуманившееся море. Оттуда шли волны, с
плеском набегавшие на острый конец мыса, похожий на шею громадного
животного, погрузившего голову в воду.
Торжественный гул волн, пронзительные крики птиц, свист ветра в
камышах и шум дубовых ветвей - все эти звуки сливались в тревожную
раскатистую мелодию.
На грубом каменном жертвеннике старик развел огонь. Он бросил в
пылающий костер кусок мяса и лепешку. Окончив жертвоприношение, старик
подвел Пандиона к большому камню у обрывистого края мшистой скалы и
велел отвалить его в сторону. Юноша легко справился с тяжестью и по
указанию деда засунул руку в глубокую щель между двумя слоями
известняка. Звякнул металл - Пандион извлек покрытые зелеными пятнами
окиси медный меч, шлем и широкий пояс из квадратных медных пластин,
служивший панцирем для нижней части туловища.
- Это оружие твоего рано погибшего отца, - тихо сказал дед. - Щит
и лук ты должен будешь добыть себе сам.
Юноша, взволнованный, склонился над боевыми доспехами, осторожно
счищая с металла налет окиси.
Старик сел на камень и, прислонившись спиной к скале, молча
наблюдал за внуком, стараясь скрыть от него свою печаль.
Пандион, оставив доспехи, бросился к деду и порывисто обнял его.
Старик обхватил рукой стан юноши, чувствуя твердость его могучих мышц.
Деду казалось, что он и его давно погибший сын как бы возрождались
заново в этом юном теле, созданном для борьбы.
Старик повернул к себе лицо внука и долго смотрел в открытые
золотистые глаза:
- Теперь тебе надлежит решить, Пандион: пойдешь ли ты к вождю
нашей фратрии, чтобы стать его воином, или останешься подручным у
Агенора.
- Останусь у Агенора, - не раздумывая, ответил Пандион. - Если я
пойду в селение к начальнику, мне придется там жить, есть вместе со
всеми в собрании мужчин, и тогда ты останешься один. Я не хочу
разлучаться с тобой и буду помогать тебе.
- Нет, теперь мы должны расстаться, Пандион, - с усилием, но
твердо сказал старик.
Юноша удивленно отпрянул, но рука деда удержала его.
- Я исполнил обещание, данное моему сыну - твоему отцу,
Пандион, - продолжал старик. - Теперь ты вступаешь в жизнь. Начало
твоего пути должно быть свободно, а не отягчено заботой о беспомощном
старике. Я удалюсь из нашей Энниады в плодородную Элиду[Элида -
область в северо-западной части Пелопоннесского полуострова.], где
живут мои дочери со своими мужьями. Когда ты станешь прославленным
мастером, ты найдешь меня...
На горячие протесты юноши старик только отрицательно качал
головой. Много ласковых, умоляющих, негодующих слов было сказано
Пандионом, пока он не понял, что непреклонное решение деда выношено
годами, укреплено жизненным опытом.
С печалью, камнем лежавшей на душе, юноша весь день не отходил от
деда, помогая ему готовиться к отъезду.
Вечером они оба уселись у перевернутой, заново проконопаченной
лодки, и дед достал свою старую, видавшую виды лиру. По-молодому
сильный голос старого аэда понесся вдоль берега, замирая вдали.
Печальный напев напоминал размеренный плеск моря.
По просьбе Пандиона старик пел ему предания о происхождении их
народа, о соседних землях и странах.
Сознавая, что он слушает деда в последний раз, юноша жадно ловил
каждое слово, стараясь запомнить песни, с детства неразрывно слитые у
него с обликом Деда. Пандион образно представлял себе древних героев,
объединявших разные племена.
Старый аэд пел о суровой прелести своей родины, где сама природа
есть земное воплощение богов, о величии людей, умеющих любить жизнь и
побеждать природу, не прячась от нее в храмы, не отворачиваясь от
настоящего.
И сердце юноши взволнованно билось перед дорогами, бегущими в
неведомую даль, открывающими за каждым поворотом новое и неожиданное.
Утром как будто вернулось жаркое лето. Чистая синева неба дышала
зноем, неподвижный воздух наполнился звоном цикад, и солнце
ослепительно отражалось от белых скал и камней. Море стало прозрачным
и лениво колыхалось у берегов, приняв вид старого вина, колеблющегося
в исполинской чаше.
Когда лодка деда скрылась вдали, тоска стеснила грудь Пандиона.
Он упал, упершись лбом на скрещенные руки. Он почувствовал себя
мальчиком, одиноким и покинутым, потерявшим с отъездом любимого деда
часть своего сердца. Слезы текли по рукам Пандиона, но это уже не были
слезы ребенка, они катились редкими тяжелыми каплями, не облегчая
горя.
Далеко отошли мечты о великих делах. Ничто не утешало юношу - он
хотел быть вместе с дедом.
Медленно и неумолимо пришло сознание невозвратимости потери, и
юноша справился с собой. Устыдившись слез, закусив губы, он поднял
голову и долго смотрел в морскую даль, пока смятенные мысли не потекли
последовательно и плавно. Пандион встал, окинул взглядом горящий на
солнце берег, маленький домик под платаном, и снова тоска сделалась
нестерпимой. Он понял, что дни юности миновали, что не вернется уж
никогда беззаботная жизнь с ее наивными, полудетскими мечтами.
Медленно побрел Пандион к дому. Там он опоясался мечом и завернул
в плащ свои вещи. Юноша плотно закрепил дверь, чтобы буря не ворвалась
в дом, и пошел по каменистой тропинке, чисто выметенной морскими
ветрами. Сухая и жесткая трава грустно шелестела под ногами. Тропинка
подошла к холму, покрытому густым темно-зеленым кустарником, мелкие
листья которого, нагретые солнцем, издавали аромат свежих оливковых
выжимок. Здесь тропа разветвлялась на две: одна вела направо, к группе
рыбачьих хижин, стоявших на берегу моря, другая шла вдоль берега реки
к селению. Пандион повернул налево; за холмом его ноги окунулись в
горячую белую пыль, стрекотание цикад заглушило шум моря. Основание
каменистого склона горы у реки тонуло в деревьях. Узкие листья
олеандров, тяжелая зелень смоковниц перемежались с пышными кронами
огромных орехов - все это сливалось в сплошную клубящуюся массу,
казавшуюся почти черной у обрывов белых известняков. Тропинка нырнула
в прохладную тень и после нескольких поворотов привела к поляне,
застроенной небольшими домиками, теснившимися к пологим скатам
виноградников.
Юноша ускорил шаги и направился к низкому белому строению,
скрывавшемуся за узловатыми стволами олив. Он вошел под навес, и
навстречу ему поднялся невысокий чернобородый пожилой мужчина -
мастер-художник Агенор.
- Ты пришел, Пандион! - радостно приветствовал юношу художник. -
А я уже думал посылать за тобой... А, вот что! - Агенор заметил
вооружение Пандиона. - Дай я обниму тебя, мой мальчик... Тесса, Тесса!
- крикнул он. - Смотри, какой воин пришел к нам!
Пандион быстро повернулся. Из внутренней двери выглянула девушка
в темно-красном химатионе[Химатион - верхняя одежда эллинских женщин:
прямоугольный кусок ткани в виде шали. Набрасывался через плечо, в
плохую погоду надевался и на голову.], накинутом поверх выгоревшего
голубого хитона[Хитон - длинная одежда без рукавов из тонкой ткани.
Домашнее одеяние эллинских женщин.]. Радостная улыбка показала
безупречные зубы, но через мгновение девушка нахмурилась, спрятав
улыбку, и холодно обвела юношу взглядом.
- Видишь, Тесса рассердилась на тебя: два долгих дня ты не мог
прибежать к нам и предупредить, что не будешь работать, - упрекнул
Пандиона художник.
Юноша стоял молча, опустив голову и исподлобья переводил взгляд с
девушки на учителя.
- Что с тобой, мой мальчик... то есть уже не мальчик, а
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг