проклятия по адресу дурацких труб, влетел в лабораторию, требуя
Гирина. Сергей, возмущенный кощунственным нарушением порядка, молча
показал в сторону камеры, где Гирин заперся с испытуемым. Летчик
упрямо уселся на скрипучий стул и, шумно вздыхая, объявил о решении
ждать доктора хоть до полуночи. Вера уступила и соединила его с
Гириным по внутреннему телефону.
- Иван Родионович, надо ехать к Демину. От него звонили, сказали,
чтобы я немедленно привез вас. Там что-то случилось! - Сердце Гирина
упало.
- Что именно, разве они не сказали?
- Нет. Говорила жена и сказала, что он хочет вас немедленно
повидать.
- Хорошо! Идите в машину и ждите.
Гирина встретил в передней сам полковник, обнял и на несколько
секунд приник к его плечу.
- Вчера вечером отпустили из клиники после обследования. Все
поздравили меня - первый диагноз был ошибочен. - И полковник, широко и
светло улыбнувшись, подмигнул Гирину. - Вот теперь вы тарарахнете! Я
готов быть подопытным животным!
- Никакого тарараха не будет! - Гирин подмигнул тоже.
- То есть как так?! Что же, оставить в тайне то, к чему стремятся
тысячи ученых и мечтают миллионы? Тогда я сам...
- Ничего вы не сделаете. Я говорил вам, что всегда есть
возможность неточного диагноза. Чтобы доказать правильность, надо было
вас вскрывать, а вы еще долго жить собираетесь.
- Не шутите, доктор, тут дело очень серьезное!
- Наивно убеждать меня в важности лечения рака. Но вы, полковник,
ничего не знаете о громадной и мутной волне псевдонауки, поднявшейся
во всех странах. Чего только нет - и особые способы питания,
упражнения глаз, чтобы обходиться без очков в старости, какие-то
магнитные волны, дианетика - психическое воспитание человека с
материнской утробы, псевдойога на всякие лады, хиропрактика - особый
массаж, вправляющий какие-то несуществующие элементы скелета, - разве
все перечислишь. О всяких там лекарствах я уже и не говорю. К счастью,
сейчас во многих странах, а не только у нас, введен государственный
надзор за ними, который будет еще усилен после случая с талидомидом -
немецким снотворным, искалечившим сотни детей в чреве матери, или
американским лекарством, не помню названия, растворяющим холестерин
при склерозе, которое вызывает преждевременную катаракту - помутнение
хрусталиков глаз.
Не думайте, что это, так сказать, единичные увлечения,
кратковременные сенсации, какие иногда появляются и исчезают у нас.
Нет, на Западе есть целые мнимонаучные институты, с миллионами
последователей, с крупными средствами. Америка стоит на первом месте,
да и другие страны не отстают.
- Вы хотите сказать, что надо сначала сто раз отмерить?
- Совершенно правильно. И молча, если не втайне, чтобы не вызвать
ажиотажа у легковерных людей или приговоренных, хватающихся за
соломинку. Настоящая наука поступает так, чтобы не будить напрасных
надежд. Поэтому и вы будете молчать, и я тем более. Наука с каждым
годом все больше становится массовой профессией, пользующейся большим
уважением и неплохо оплачиваемой, но пока еще не выработавшей способов
быстро распознавать бездельников, халтурщиков и обманщиков,
маскирующихся под ученых. Вот почему именно в наше время ученые должны
быть особенно осторожными и не оставлять пены на чистой воде научных
исканий.
Глава третья
ЗВЕНЬЯ ЦЕПИ
В большой столовой Андреевых стало тесно от гостей, собравшихся
на проводы полюбившихся сибиряков. Ирина переглядывалась с Ритой,
кого-то ожидая. Наконец, выскочившая на очередной звонок Рита
вернулась и поманила Ирину, шепнув: "Она!"
"Она" была встречена громовым восклицанием самого хозяина:
- Ага! Явилась наконец таинственная Сима, сиречь Гарун-аль-Рашид!
Подать сюда!
Профессор завладел обеими руками смущенной Симы, одобрительно
оглядывая ее. На помощь поспешила Екатерина Алексеевна.
Укоризненно качая головой, она увела гостью знакомиться с
Селезневым. Сибиряк стал приглашать Симу приехать, "чтобы обучить
наших девчонок на мужицкую погибель".
- Смотрю на мою Ирину, какая стала, - продолжал охотник, - ходила
вразвалку, будто утка, а теперь то плывет лебедью, то вытанцовывает
кобылицей.
- Отец! - с возмущением крикнула позади Ирина. - Вы не слушайте
его, Серафима Юрьевна. Так уж заведено в тайге, чтоб друг друга
поддразнивать. Сколько я вытерпела, вы и представить не можете!
Ирина увлекла Симу в угол, оккупированный молодежью. Рита
удалилась за пианино, сосредоточенно копаясь в кипе нот.
- Хочешь, мы тебе споем "Геологов"? - обратилась она к отцу.
- Не надо, ерунда! Музыка хороша, а слова глупые. Она все
клянется в верности и его убеждает, что, мол, не изменю. Очень
старомодно! Все хорошо, что соответствует времени, даже если мы,
старики, это не всегда понимаем. Только бывает, что "современность"
оказывается фальшивой. Нередко это возвращение вспять, к тому, - что
уже было, и далеко не лучшему, как вы скажете: "Типичное не то".
- А конкретно? - спросила Рита.
- Ну вот, например, мы, наше поколение, считали идеальным героем
стойкого, немногословного, сдержанного мужчину. А сейчас на Западе да
и у нас появился тоже герой многих книг и кинофильмов -
нежно-чувствительный, а то и вовсе истеричный, болтливый остряк,
шумный, резкий, разбросанный. Это, по-моему, возвращение к идеалам
средневековья. И тогда и сейчас это заядлый горожанин, в этом все
дело.
- И что тебе не нравится?
- Идеал не нравится. Я считаю его возвратом к старому, худшему
изданию человека. Противно, до чего обидчивы и сентиментальны такие
молодцы. А за обидчивостью кроется сознание собственной
неполноценности, за сентиментальностью - жестокость.
- Ого, Леонид Кириллович, - сказал Гирин, - не ожидал у вас
такого классического для психолога подхода! Согласен! Скажу больше -
психиатров тревожит новая мода длинных волос у мужчин, кружевных
манжет и пестрых рубашек. Это намечается тенденция к женственности,
слабости, отсутствию желания быть сильным.
- Позвольте! - раздалось сразу несколько голосов, но резкий
звонок в передней прервал разговор.
- Кто бы это мог быть? - недоуменно спросила Екатерина
Алексеевна. - Открой, Рита!
В столовую вошел быстрый, суховатый и смуглый человек.
- А, Солтамурад! - приветливо воскликнул профессор. - Очень рад,
милости прошу. Товарищи, это Солтамурад Бехоев, товарищ моего ученика
Ивернева, который в Индии. Солтамурад - знаток индийских языков!
- Уж и знаток! - поморщился чеченец. - Незрелый еще. Простите, не
знал, что у вас гости. Евгения Сергеевна велела зайти, когда буду у
вас в Москве, спросить, нет ли чего нового.
- Пока нет. Однако вам придется побыть с нами. Присаживайтесь. Вы
чем-то взволнованы?
- Нет, понимаете, какое дело. Пошел звонить вам по автомату. Один
телефон испорчен, стекла в будке выбиты. Другой тоже испорчен, и тоже
стекло выбито. Дальше иду, смотрю, вывеска разбита. Мало того, только
повернул за угол, в меня из рогатки трах! Я быстрый, приметил
мальчишку, побежал, догнал. Паршивец завизжал, будто я его зарезал.
Выскочили какие-то люди, орут: "Чего ты дитя бьешь, уходи, пока цел!"
Я говорю: "Это не дитя, а хулиган, трус заугольный". А мне кричат:
"Сам хулиган, убирайся, скажи спасибо, что в милицию не сдали, видели,
как дитя мордовал". Я плюнул и пошел. Обидно, разве так можно детей
воспитывать? Кто будет из него, труса паршивого? Напакостил и
спрятался, так жить учат? Ему же в коммунизм идти! Слов нет, район у
вас красивый, новый, а народ еще не хозяин! Разве хозяин будет портить
свое же, обижать людей? Холуй это, а не хозяин!
- Ладно, Солтамурад, не кипятитесь. Не все здесь такие, можете
нам поверить.
- Однако многое изменилось даже с тех пор, как я начинал свои
первые экспедиции, - сказал Андреев. - Ушли в прошлое отсутствие
запоров в деревнях, старые, покинутые, но нетронутые часовенки на
русском Севере, древние надписи и изваяния на степных холмах. Теперь
почему-то немало людей старается сокрушить, разбить, испакостить не
охраняемые ничем, кроме благоговения к человеческому труду и
искусству, вещи, до сей поры стоявшие сотни лет.
- Все тот же признак антисоциальной поврежденной психики, о
котором я только что говорил, - сказал Гирин, - чем дальше, тем больше
он усиливается, не только на Западе, но уже и на Востоке. Все чаще
случаются взрывы самолетов в воздухе, стрельба по невинным ни в чем
случайным прохожим, дикая расправа со старинными произведениями
искусства, составляющими славу народа, вроде датской Русалочки.
- Почему же еще и с произведениями искусства? - спросил
Солтамурад.
- Произведения искусства в поврежденной психике вызывают такую же
ярость, как, например, обнаженные изваяния, женская красота или танцы.
Чувство своей неполноценности, ущербности и неодолимое желание
компенсации торжества - параноидальный комплекс. Раз "Глаша не наша",
- Гирин вспомнил поговорку, - "то бей ее, сволочь такую!".
Я помню Петроград в первые годы Советской республики, когда
стояли нетронутые и не охраняемые никем, кроме народной совести,
особняки с полами цветного дерева, фресками, зеркалами, даже мебелью,
а в их садиках и дворах - прекрасные статуи. Все целехонькое. А теперь
у нас боятся поставить красивое изваяние даже на городской площади!
- В самом деле, у нас совершенно ничтожное количество изваяний
как образцов красоты человека, не памятников, - воскликнула Сима.
- А на площадях, улицах и в садах древнегреческих городов тысячи
статуй стояли много веков, - тихо сказал Гирин, - никем ни разу не
тронутые, охраняемые прочнее стальной решетки ореолом своей красоты.
Судите сами, чье психическое здоровье было лучше.
- Я бы назвал его по-гомеровски - богоравным, - сказал
Солтамурад.
- Ух, как я ненавижу эту, как вы хорошо сказали, заугольную
пакость, - взволнованно сказала Сима, - подлых трусов, оскорбляющих и
мучающих сначала девчонок, потом девушек, потом своих жен. Подлецов,
ночью прокрадывающихся в парк, чтобы отбить нос или руку у прекрасной
статуи, написать гвоздем на чистом мраморе гнусное слово. Ломающих,
трудясь до пота, какую-нибудь беседку, подпиливающих детские качели.
Скажите, Иван Родионович, что это, психопаты или нормальные люди?
- Критерий нормальности - предмет больших споров на Западе! Где
грань между нормальным и ненормальным человеком? Мне кажется, что
ответ тут простой и не надо печатать тома докладов. Важнейший критерий
нормальности - общественное поведение человека. Все нарушения
естественной дисциплины, которую требует от человека совместная жизнь
с другими людьми, искривления и искажения добрых, товарищеских и
заботливых отношений, вероятно, обязаны каким-то психическим дефектам,
подлежащим исследованию. Я говорю, естественно, не о случайных
промахах поведения, а систематически повторяющихся поступках.
Параноидальная психика выказывает себя также, когда люди нарочно
вытаптывают цветы и траву, опрокидывают скамейки, прут поперек
движения именно потому, что этого нельзя делать. Самый опасный для
социалистического и коммунистического общежития вид психоза. Между
прочим, усиленные занятия математикой, с ее прямолинейной и
абстрагированной логикой, создают склонность к параноидной психике.
Поэтому я против специальных математических средних школ... и против
завышенных требований по математике и на конкурсах даже по тем
специальностям, где она не нужна.
- Хватит о психопатах, - вмешалась Екатерина Алексеевна, -
пойдемте за стол!
- Простите меня, - виновато улыбнулся Гирин, - я так привык
проповедовать свою науку, что тоже получил психосдвиг, всегда и везде
готов читать лекции.
Гирин оказался за столом рядом с Бехоевым.
- Вы, может быть, родственник знаменитому Зелим-хану, - спросил
чеченца доктор, - прозывавшемуся "абрек Заур"?
- Как, вы знаете Зелим-хана?
- Случайно. Была хорошая книга осетинского писателя Дзахо
Гатуева. По ней в двадцатых годах поставили фильм "Абрек Заур". Я его
смотрел мальчишкой. Неплохо бы сейчас заново поставить, романтики в
нем больше, чем в самом современном приключенческом фильме. Насколько
помню, отцом Зелим-хана и его брата Солтамурада был Гушмазуко, сын
Бехо, следовательно, как в царское время писали фамилии горцев, -
Бехоев. А Золим-хан носил фамилию Гушмазукаев.
- Все верно! - восторженно воскликнул чеченец. - Солтамурад
Гушмазукаев - мой дед! Мы стали все Бехоевы уже при Советской власти.
- Да кто ж такой этот Зелим-хан? - спросил Андреев.
- Герой-одиночка, рыцарь, пытавшийся восстановить справедливость,
сражаясь с жандармами и царскими чиновниками. Впрочем, так и подобало
абреку, одиночному мстителю за попранную свободу или честь, - отвечал
Гирин под одобрительные кивки Солтамурада.
- То есть вроде вас самого? - гулко расхохотался Андреев.
- Нет, аналогия здесь не годится, - серьезно ответил Гирин. -
Если бы вы знали, сколько в биологии псевдонаучных "теорий", ложных
гипотез, выдуманных шарлатанами и параноиками, иногда с блестящими
способностями, тогда вы не судили бы строго людей, воздвигающих
барьеры и фильтры в этих отраслях биологий и медицины. На Западе
опубликованы тысячи книг с бредовыми теориями, завоевавшими среди
невежественных людей миллионы последователей, фанатиков - иначе их
трудно назвать. Даже когда наука устраивает очередной разгром
какой-либо лженаучной школы, последователи продолжают держаться ее еще
много лет. Непросто все это. Слишком сильна у людей жажда чуда, тяга к
вере в какого-нибудь пророка. Теперь, когда все убедились в могуществе
науки, пророки стали возникать на ее почве, а не на религиозной, как
раньше.
- И вы не хотите стать таким пророком? - спросил Селезнев.
- Разумеется. Это было бы крахом всего дела моей жизни!
- Что ж, отчасти вы правы! - согласился Андреев. - Мы еще не
научились как следует управлять наукой. Она поднимается валом, но
несет много мусора. Да и внутри настоящей науки тоже накопилось всякой
лжи.
- Как же совмещается наука и ложь? Тогда это не наука! - возразил
аспирант-кристаллограф.
- Нет, наука, но... так сказать, низшего уровня, принимаемая за
высший. У нас в геологии пошло много таких, например, работ. Молодой и
честолюбивый начинающий исследователь, попав в какой-нибудь новый
район, делает там наблюдение, противоречащее, скажем, моим выводам.
Немедля публикуется статья, где он пишет, что поскольку его наблюдение
противоречит Андрееву, то все заключения Андреева о том и том-то
неверны. Это подхватывается, цитируется, и никому из торопыг невдомек,
что андреевские выводы сделаны на материале несравненно более широком.
Если уж меня опровергать, то только на основании такого же, если не
большего, числа наблюдений. А то мало толку для науки. Куда как
полезнее просто опубликовать свое маленькое наблюдение и честно
сказать, что случай, пока единичный, противоречит схеме Андреева, но
надо накопить еще много подобного материала.
- Хочется стать поскорее большим ученым, - рассмеялся аспирант. -
По-моему, еще хуже, когда выдумывают свою схему и начинают подгонять
под нее факты, искажая, обманывая и передергивая. Своих научных
противников они всячески шельмуют, обливают грязью, обвиняют в
тупоумии и подлогах...
- А знают ли уважаемые граждане, молодые и постарше, - вдруг
поднялась со своего места Рита, - что сегодня нашему высокочтимому
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг