палате. Он говорил, что психиатрам известно множество заболеваний,
возникающих только на психической основе. Может развиться даже склероз
головного мозга, совершенно не отличимый от возрастного. Количество
таких психоболезней резко возрастает в эпохи эпидемий, войн, голода,
террора. Это показывает, что главной причиной таких болезней является
истерия, не в обывательском смысле, а в медицинском. Зачастую это
душевный конфликт в области подсознательной, но в основном это
углубляющееся и расширяющееся разобщение сознательного и
подсознательного вследствие какого-либо длительного воздействия
тяжелых для больного обстоятельств жизни или длительного подавления
сильных чувств. Человек бессознательно пытается уйти от тяготящей его,
невыносимой для его слабых или ослабевших душевных сил жизненной
обстановки. В те же средние века этот уход был во внушенную самому
себе инвалидность. Количество паралитиков самых различных возрастов
было чудовищно в сравнении с небольшой тогда численностью населения.
Таким же неестественно большим становилось количество излечений,
поднимавших авторитет религии и церкви. Глубокая истерия, создавая
болезнь (часто - самовнушением), в то же время делает человека
чувствительным к внушению. Поэтому истерические заболевания дают те
внезапные и как бы чудесные исцеления, на какие падки приверженцы
религии. Есть и пугающие случаи. Мощные мышцы бедра при спазматической
истерии легко переламывают свою же бедренную кость - так называемые
автопереломы.
Множество подобных заболеваний наблюдалось в обе мировые войны. К
сожалению, врачи еще мало умеют распознавать истерическую, вернее
психическую, природу ряда заболеваний. Еще меньше делается для
предупреждения их.
- Вы думаете о специальных госпиталях? - спросила
заинтересованная заведующая.
- Совершенно верно. Даже не о госпиталях, а о каких-то
изолированных от внешнего мира общежитиях, где в условиях строгой
дисциплины усталый, находящийся накануне заболевания человек мог бы
заниматься несложной работой, преимущественно физическим трудом, и
пробыть два-три года, иногда меньше, до восстановления сил. Кстати,
монастыри в старину привлекали многих людей именно возможностью
передохнуть от конфликта с жизнью, от психического разлада. Немало
народу приходило туда, но становилось не монахами, а послушниками, то
есть они выполняли определенную работу за келейку и питание.
Укрывались там и богачи - те, разумеется, за плату. Но это особый
вопрос. Вернемся к нашему больному. Я почти уверен, что у него тяжелая
форма истерии с каталептического характера трансами.
- Но ведь в моче - верный признак вильсоновой болезни. И все
другие симптомы...
- Попробуем быть диалектиками. Недостаточность энзима вызывает
потерю меди, а эта потеря ведет к поражению определенных участков
мозга. Перевернем ситуацию. Поражение, или психическое подавление, тех
же участков мозга ведет к изменению биохимии организма, потере этого
самого энзима и выделению меди. Возьмите болезнь Граве или психическую
базедову болезнь - разве здесь нет серьезного нарушения гормонального
биохимического равновесия?
- А ведь получается неплохо, - вырвалось у палатного врача, но он
умолк, искоса взглянув на свою серьезную начальницу.
- Что ж будем делать? - спросила та уже гораздо мягче. - Пожалуй,
следует прежде всего проверить ваше предположение. Я попрошу доктора
Синицына сейчас же позвонить родителям Миши и расспросить о периоде,
предшествовавшем заболеванию. С точки зрения психической депрессии.
Палатный врач встал и пошел к телефону.
- Великолепно! - воскликнул Гирин. - А потом, вероятно, следует
начать с успокоителей. Этих зонтиков, широко защищающих мозг от всяких
потрясений.
- Зонтиков - какое меткое название! - рассмеялась заведующая. -
Биохимики прямо поэты. Мне так и представляется широкий зонтик,
раскрытый над обнаженным мозгом больного!
- А собственно, так и есть. Все эти родственные атропину, да и
кураре, успокоители отлично действуют даже при эпилепсии. Итак,
мелларил. Дадим вдвое.
- А потом?
- Проконсультируемся с профессором Рогачевым насчет гипноза.
По-моему, хорошее внушение, и вильсонова болезнь, если она мнимая,
исчезнет. Это я беру на себя, а вы - зонтик. Идет?
Заведующая кивнула, глядя в конец коридора, откуда появился
палатный врач.
- Выяснили?
- Ничего особенного. Перед заболеванием мальчик был очень угрюм,
молчалив, но ни в чем не признавался родителям, не подтвердил ни
одного предположения матери: несчастная любовь, плохая компания и
тайная болезнь: этот набор у всех матерей одинаков.
- И, кстати, наиболее част на самом деле, - сказал Гирин. - Но
это выяснится потом, а сейчас похоже на депрессию, отчего бы она ни
произошла. А долго было это состояние, не сказали?
- Сказали. Около года.
- Вполне достаточно. Эх, родители! То слишком вмешиваются, портят
жизнь и психику детей, то предоставляют им свободу, когда этого делать
нельзя. Скоро ли мы сумеем давать обществу правильно воспитанных
детей? Когда поймем, наконец, что воспитание - самое важное дело и
здесь нельзя пренебрегать никакими возможностями?
- Какой вы странный человек, - сказала заведующая. - Огорчились,
будто вам самому нанесли большой ущерб.
- А кому же? Я частица нашего общества и страдаю, если в нем еще
не все идет как надо. Это касается меня непосредственно: ведь я живу в
этом обществе, и ни в каком другом жить мне не придется. Значит, обо
всем договорились и действуем. Только пока матери - ни гугу.
Заведующая и палатный врач проводили Гирина до самой лестницы, и
прощание было совсем не похоже на встречу.
Глава четвертая
КОРОЛЕВА УЖЕЙ
Сима лежала на диване, закинув руки за голову, и старалась войти
в то расслабленное, с приглушенными мыслями состояние, которое
помогает спортсмену избежать "скованности" или нервного
перенапряжения. Даже любители спорта, хореографии, циркового
искусства, музыки не знают, как много талантливых людей не смогли
добиться настоящего успеха из-за того, что их нервная система в самый
ответственный момент как бы цепенела, лишалась той точнейшей, поистине
музыкальной, координации, которая нужна каждому, кто превращает свое
тело в инструмент для выражения чувств, выносливости или силы.
Бывает так: долгая тренировка отработала точную координацию
движений, мышцы развиты и полны накопленной силы, сердце сделалось
неутомимым двигателем, готовым перекачать те тонны крови, что пройдут
через него во время спортивного соревнования или артистического
выступления. И вдруг словно тайная отрава поражает мозг: внезапное
предчувствие беды, поражения или страха, может быть, какое-то
психическое воздействие вроде гипноза со стороны почему-либо
недоброжелательных или скептических зрителей. Тогда у неустойчивых
душевно людей возникает самовнушение. Достигнутый долгим трудом
автоматизм действий, переведенных из сознательного в подсознательное,
переходит обратно в ведение сознания, уже отравленного случайным
внушением. И все! Великолепная координация разлаживается, мышцы
скованы устрашившимся сознанием, вместо плавных движений совершают
рывки, вместо мгновенных рывков - замедленные, заторможенные усилия. И
надолго, если не навсегда, поселяется в душе артиста или спортсмена
страх выступления, иного заставляя даже расставаться с любимым
занятием, избранным по призванию и по способностям.
Вот почему психическая тренировка человека, призванного служить
своим телом искусству или спорту, не менее важна, чем всякая другая.
Это одна из причин, почему, например, балетные школы, чтобы создать
безупречных артистов, начинают обучение с детского возраста. Но у
многих спортсменов, неожиданно пришедших к спорту, срок тренировки и
обучения гораздо короче, и тут-то меры психического воспитания
чрезвычайно важны.
Сима знала это, но для ее здоровой психики со слитой в единое
целое сознательной и подсознательной работой мозга не было проблемы
скованности. В художественной гимнастике еще помогает музыка. Музыка
создает настроение, поддерживает ритм, помогает соразмерности поз
силой звучания. Другое дело - выступления на снарядах, под безмолвным
взглядом тысяч глаз, оценивающих каждый поворот тела, каждый взмах
руки или сгиб ноги. Но и здесь приходит на помощь веселый задор,
огненное чувство уверенности, какое дает лишь упорная тренировка.
Сима подняла руку и посмотрела на часы. Рита скоро придет помочь
разучивать новую композицию, а она еще не переоделась. Сегодня ей
никак не удается сосредоточиться и продумать вторую, медленную часть
выступления. Мысли возвращаются к недавней встрече на выставке
московских художников. Перед Симой вновь, в который раз, встала в
памяти сцена: группа людей у подножия огромной деревянной статуи,
скептически равнодушные или насмешливые лица. А среди них доверчивый и
в то же время с глубокой внутренней уверенностью, слегка наклоняя
голову и простодушно спрашивая знатоков искусства, стоит он, этот
любопытный врач-искусствовед, Иван Гирин. Такое русское имя и весь
облик, дисциплина и точность во всех движениях, мыслях, сдержанная
речь, глубокий голос.
Сима не терпела дешевой насмешки, того вульгарного осмеяния,
которым люди невежественные или слабые нередко прикрывают свое
недоверие к новому, зависть к красивому, испуг перед глубиной знания.
Ей показалось, что художники хотели посмеяться над незнакомцем,
посмевшим как-то обосновывать свой собственный взгляд (совпавший с
восприятием Симы) на произведение скульптуры. Полная сочувствия, она
послала ему мысленное одобрение. А он вовсе не был смущен или робок и
не то чтобы показал знание законов искусства, но изложил захватывающе
интересные соображения о существе прекрасного.
Получилось просто и неизбежно, что они познакомились и пошли
вместе, говоря так же открыто и просто обо всем, что глубоко
затрагивало и волновало обоих. Сима впервые встретила человека, для
которого многое в науке было открытой книгой. Благодаря ему оно стало
доступно и Симе, умеренно образованной, обыкновенной женщине, для
которой радость тренированного, гибкого и сильного тела, что скрывать,
не раз казалась стоящей многих серьезных книг. Благодаря Гирину Сима
словно отдернула завесу обычной жизни.
Легкий стук в дверь прервал ее мысли. На пороге появилась Рита
Андреева, высокая, золотоволосая, с веснушками на симпатичном
мальчишеском лице.
- О великий и мудрый халиф! Я прихожу к тебе смиренным музыкантом
и застаю твое величество овеянным восточной негой. Прикажешь ли
ожидать своему визирю? Или, быть может, Гарун-аль-Рашид захворал, да
сохранит его аллах!
Расхохотавшись, как школьница, Сима вскочила, наградила подругу
поцелуем и большим апельсином и принялась надевать спортивный костюм
за раскрытой дверцей шкафа. Рита была еще первокурсницей в институте
физкультуры, когда, подружившись, они придумали эту наполовину игру,
наполовину серьезную деятельность, продолжавшую тимуровские мечты
детства. Подруги занялись "самодеятельностью". Как романтический халиф
арабских сказок, по вечерам переодевавшийся в простолюдина и вместе с
великим визирем обходивший город в поисках нуждавшихся в помощи
несчастных, Сима приняла имя Гарун-аль-Рашида. Была приобретена
толстая тетрадь, куда записывалось содеянное - самые разнообразные
дела, по существу, весьма скромные, ибо какие возможности были у двух
девчонок, кроме добрых сердец и сильных ног?
- Поиграй что-нибудь, я разомнусь, - сказала Сима, выходя из-за
шкафа.
Рита тщательно вытерла смоченные липким апельсиновым соком пальцы
и уселась за пианино, огласив комнату торжественным гавотом. Сима
начала разминку, глядясь в зеркало, занимавшее всю стену бедно
обставленной, просторной комнаты.
- Пока можно с тобой разговаривать? - спросила Рита. - Вообще-то
есть серьезное дело, гарун-аль-рашидское, но о нем после. А пока... ты
знаешь, я люблю трещать, как говорил твой бывший муж.
- Только я буду молчать, чтобы не терять дыхания.
- Знаю. Я вдруг вспомнила, как ты рассказывала о своей приемной
матери. Давно еще, когда я впервые пришла к тебе, я удивилась, что у
одинокой девчонки большая комната, пианино да еще зеркало такое. Это
от нее и твой английский язык, и знание искусства?
- Да, она воспитала и выучила. И положила массу труда, чтобы я
стала образованной. А я не сумела. - Сима закружилась, сделала
несколько прыжков и, перевернувшись через голову, оказалась на диване.
- Теперь пять минут отдыха, и начнем композицию. В нотах я отметила,
что пропустить. Ты уже разыгрывала адажио из "Эгле"?
Вскоре лицо Симы стало сосредоточенным. Она встала перед зеркалом
в застывшей позе, выдвинув вперед правое плечо и скрестив опущенные и
напряженные руки.
- Я начну прямо с этой, как ее... замедленной части? - спросила
Рита.
Сима молча кивнула. Рита заиграла, стараясь следить и за нотами и
не упускать из виду отраженную в зеркале подругу.
Композиция, задуманная Симой, была нелегка. Размеренный шаг
аккордов отражался в резковатых, с внезапными остановками движениях
гимнастки, которые показались бы отрывистыми, если бы не сменялись
плавными, как бы растянутыми переходами. Гимнастка хотела создать
композицию, соответствующую темпу современной жизни и частой, нервной
смене впечатлений. Сима давно сказала Рите, что многие танцы, вернее
выражение чувств в них, созданы по образцу прошлых времен, когда у
женщины имущих классов было много времени на сложнейшее развитие
ощущений и эмоций, когда ей надлежало переживать муки и радость любви
во много раз сильнее, чем мужчине, безраздельно поддаваться страсти,
быть шаловливой, быть забавной. А Симе хотелось, чтобы в ее
танцевально-гимнастической сюите была современная женщина, тоже
чувствующая сильно и глубоко, но пытающаяся осмыслить свое место в
жизни и мире. Женщина, занятая разнообразным делом, а не только
ожидающая прихода избранного мужчины. Вряд ли задуманное полностью
удалось, но что-то получалось, серьезное и красивое.
- Финал играть? - спросила Рита, не останавливаясь.
- Да, да!
Быстрые, почти неуловимые движения Симы сменялись мгновенной
остановкой в позе, полной пластического изящества, неподвижность
которой подчеркивалась коротким, резким, вызывающим заключительным
сгибом руки, поворотом головы или раскрытием пальцев. Резко поднятая и
остановленная нога, сгибание или выпрямление кистей закинутых над
головой рук казались смешливыми после трудных балетных па
гимнастического танца.
И превосходное сложение Симы сделало танец похожим на кинокадры с
отточенного произведения живой скульптуры. Смена выразительных поз в
ритмической последовательности, и все тело застывало в немыслимой
балансировке, а резкие заключительные движения рук как бы говорили о
том, как легко и весело гимнастке. Адажио кончилось.
- Еще раз финал! - отрывисто потребовала Сима.
- Отдохни!
- Нет! Я не устала.
Рита играла снова и снова, пока Сима не попросила перерыва. Рита,
повернувшись на винтовом табурете, пристально смотрела на подругу.
- Ты хороша! Прямо по-свински хороша!
- При чем же тут свинство? Хороша, как свинья? И это дружеское
одобрение?
- Перестань! Не прикидывайся, что ты ничего не понимаешь!
Свинство заключается в том, что у тебя все так ладно: и фигура, и
движения, и чутье при исполнении. Сколько бьешься, чтобы все это
привести в соответствие, а у тебя оно готовое... Помнишь австрийскую
фигуристку, выступавшую на показательных соревнованиях в апреле. Карин
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг