- У, ведьмино племя!
Драч в сердцах сплюнул себе под ноги - хладнокровие, похоже, впервые за
разговор изменило ему с тех пор, как он сбросил оболочку. Андреевна
выпрямилась. И, словно бы потеряв к нему интерес, повернулась спиной.
Пожар уже потушили. Люди складывали в кучки то, что удалось отстоять в
борьбе с огнем. У закопченной глиняной стены бабкина нога наткнулась на
бутылочное горлышко, заткнутое дырявой пробкой. Бабка Нюра наклонилась,
подняла.
- Твое, что ли? - спросила она Славку.
- Не, не мое. - Славик спрятал руки за спину. - Но я знаю, для чего оно.
Рыбу глушить. Сыпешь в пузырек карбиду. Затыкаешь пробкой с трубочкой.
Бросишь в речку, вода наберется - и ка-ак жахнет! Но пожар не от нее,
бабушка!
- Догадываюсь. Убери с глаз. И чтоб никогда ничего против живой природы,
понял? Подошел председатель:
- Не тоскуй, Анна Андреевна. Отстроим тебе коровник заново. И сена от
правления выделим. Перезимуешь...
- Что же делать? Гроза! - не слушая, ответила бабка Нюра.
3
Стриж шел по лесу, наклонив голову к плечу и позевывая. Он не знал, что
ищет, - слушал и ждал. Трава сама должна подсказать т о место. Приведет и
вовремя остановит. Он шел непроложенной тропой, помня и не помня о том,
что за ним, связанные невидимой ниточкой, бредут бабка Нюра и Драч, шел
вслепую, безошибочной ощупью, потому что видел свою дорогу где-то внутри
себя. Трава сохраняла легкий след, точно неторопливый ветерок шурша
расчесывал поляну на пробор. След оставался даже в воздухе - неощутимая
линия совмещенной его и бабкиной воли. Линия, с которой уже не мог сойти
Драч., Мальчик не оборачивался. Но ощущал Драча близко-близко. И так же
уверенно, как ощущал лопатками бабкин взгляд. Они с бабушкой ни о чем не
сговаривались, выйдя на рассвете из дому, не сговаривались и на пути к
лесу, и здесь, в лесу. Тем не менее, слаженно разошлись, перестроились,
зажали предателя намертво - ни свернуть, ни оглянуться. Сам-то предатель
об этом не подозревает...
Драч в это время гибкой партизанской поступью крался за Стрижом среди
кустов. Куда девалась старческая неровность движений, расхлябанность,
суетливость? Все отшелушилось ночью, пока караулил рассвет, пока
высматривал из канавы старуху с пацаном, и потом, пока кружил по лесу,
давая им разбрестись по сторонам. Уж теперь он никого не выпустит. Век не
найдут трупов в этих неблагополучных берлогах и заброшенных блиндажах.
Иди-иди, змеенок, давно по тебе перышко скучает. Сначала тебя, а после и
до ведьмы доберемся. Все в свой черед, как говаривал один специалист,
работая сейф: сначала драгметалл, потом бумажки...
Драч удлинил шаг и приготовился к прыжку как раз в тот момент, когда малец
очутился на середине лужайки с отчаянно зеленым оконцем ровной, будто
подстриженной травы. Почудилось, Стриж прошел ее, почти не приминая, можно
было провести ладонью под ступнями босых ног. В эту минуту сзади
послышался шорох. Драч с прыжка, по-волчьи не сгибая шеи, повернулся,
солнце ударило в глаза, и, ослепленный, он увидел отделившуюся от дерева
ведьму. Она приближалась прямая, черная на фоне солнца, глаза резало, но
он боялся смигнуть и все смотрел, смотрел на безликий силуэт, сухую
высокую фигуру, огненную корону вокруг головы. Сам лес, темный и
таинственный, сфокусировался в этой фигуре, наступал молча и беспощадно.
Перед проклятой старухой стушевывались деревья, в старухиной руке
извивалась белая, нацеленная разинутой пастью змея.
- Ты что, ты что? - забормотал Драч, нашаривая на поясе нож. Клацнуло
лезвие.
Старуха надвигалась беззвучно и оттого еще более неотвратимо.
Драч попятился. Споткнулся. Удержался на ногах. Отступил дальше.
И вдруг по грудь провалился в пустоту.
Он выпростал руку. Подтянулся. Трясина зыбилась и текла книзу, засасывая
туловище.
Драч поднял голову, встретил тяжелый, как удар, взгляд. Андреевна стояла,
опершись подбородком на клюку. И лес, и солнце сосредоточились в этом
взгляде и молчали вместе с ней.
- Ты хотел доказательств - получи их! - наконец сказала она. - Здесь корни
и камни пропитаны кровью. Здесь воздух и листья дышат местью. Они не
простят.
Бабка Нюра перевела дыхание, беспокойно посмотрела на Славку по ту сторону
оконца - Славка отклонился назад и стоял натянутый, невесомый,
отвернувшись от того, под кем только что разверзлась земля. Как в себе
самой почувствовала она ворвавшуюся в его мозг боль, цепенеющие мускулы,
неподвижные, устремленные в одну точку расширенные зрачки. Метнулась к
нему, обняла, наскоро закончила:
- Ты, Драч, не мог не прийти, соблазн был слишком велик покончить с обоими
разом. Оставайся, подлюга, и запомни: ты - не человек. Тебя нельзя судить
по человеческим законам. Идем, Стрижик.
Подбородок у Кондратенко уже ушел в топь. Но мольбы не было в глазах
предателя. Только ненависть. Жгучая, ненасытная ненависть, которая не
помещалась в теле и которую не могла выдержать земля.
Бабка Нюра закутала мальчика с головой своим платком, потянула, вынуждая
его идти непослушными, деревянно переступающими ногами.
Лес вздохнул от набежавшего ветерка. Где-то скрипнула, расправляя ветки,
старая осина.
4
Вещи в комнате отвернулись от людей, замерли, остыли. Пожух на подоконнике
букетик васильков. Зазябли стекла. Бабка Нюра перестелила постель, где
обычно спал Стриж, - показалось, косо висел подзор. Вытерла несуществующую
пыль с листьев герани. Закрыла заслонку печи. Вышла, притворила ставни,
замкнула на пробой.
Мыслей не было. Желания что-то делать - тоже.
Ах ты, старая, глупая! Не уберечь мальчонку! Галя срочно увезла его в
город, равнодушного, безвольного, сломанного. Как когда-то увозили ее
саму. И как еще до того увозили куда подальше других. Лишь переменой
обстановки можно вытряхнуть из тела падучую, сделать человека снова
сильным. Какую, однако, силу спросишь с девятилетнего пацана?
Всегда у них так в роду: качаешься между болезнью и вещим умением. Никакой
середины: либо ведуны, либо блаженные. Пересилишь падучую, не дашь ей
затрепать себя - и окунаешься в прозрачное состояние на самом краешке
припадка, когда просыпается и ясновидение, и кое-что иное. Не пересилишь -
одним блаженным на свете станет больше. У немногих достает сил. Сумеет ли
Славка удержаться на краешке, не скатиться в вечный мрак беспрерывного,
растянутого во времени припадка? Успеет ли?
Она безучастно легла, притихла. Незачем жить. Не для кого жить. Загорелось
передать все внуку, он такой хваткий, понятливый, ему с природой легко. Но
пацаненок не выдержал недоброты, нечаянного повзросления, колючего
мстительного воздуха в лесу. Больше в эти места Галя его не выпустит. И
значит, уже совершенно незачем жить...
Бабка Нюра медленно изгоняла из себя тепло. Начиная от кончиков пальцев,
волнами, все ближе и ближе подводя холод к сердцу. Она знала, если ведьма
умирает, надо три ночи ночевать в доме, иначе дом сгорит. Она очень много
знала. И все знания уйдут вместе с ней. Бедный маленький Стриж!
Неизвестно, что именно заставило ее в этот момент еще раз посмотреть на
мир. Она встала. Отворила форточку.
И через ставень, через вырез в форме сердечка влетел, едва не оцарапав
длинные узкие крылья, серебряный комочек. Он метался от потолка до пола,
пролетал под столом, кружил вокруг лампы и замирал перед ней на лету,
дрожа раздвоенным хвостиком и сверкая золотистыми бусинами глаз. Пю-ить,
пю-ить!-требовательно настаивала птица.
- Стрижик! - позвала бабка Нюра.
Стриж заметался быстрее - многократно изломанная молния, чудом находящая
путь в низкой загроможденной комнате.
"Да придет, приедет, куда ж он денется? - подумала вдруг бабка, тряся
звенящей от бездумной пустоты головой. - Все будет хорошо!"
Мысль эта странно согрела руки.
- Лети, лети, милый, - велела бабка Нюра стрижу. - Я подожду.
Улыбнулась.
И открыла ставни.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 28.08.2001 12:48
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг