страха, ни боли...
- Прекрасно! - не удержавшись, прошептала Оля, но Ант услышал ее:
- Еще бы! Только, видишь ли, сапиенсы Альционы проморгали важный
момент: у ребят все позже наступало взросление. Обезболенное существование
и беззаботность не мешали, разумеется, умственному развитию подростков.
Зато у них не возникало потребности думать об обществе в целом. Какое
общество? Зачем? Разве ребенок способен думать об обществе? Да еще в
целом? Вот вам наука и спорт. Вот - вечность и молодость. Единственная
непреходящая ценность - культ тела и культ ума. И все - каждому! И все -
безвозмездно! Живи - не хочу! - Ант налил себе еще чаю, в два глотка
осушил стакан. - Раскованное изобилием творчество кричало только о
здоровом веселье. Все было разрешено, кроме, может быть, причинения другим
активного зла. Впрочем, какое там зло! Все же стали добрыми. Добренькими.
Планета стремительно омолаживалась: ведь и в тридцать лет и в триста
каждый оставался ребенком. Рождаемость прекратилась. Не сразу, конечно.
Потихонечку. За долгие годы. Но к этому времени уже некому было
обеспокоиться всерьез: период детства практически превысил отпущенный
природой срок жизни, хотя смерть тоже заметно уступала рубежи.
Представляешь, Олюшка? Целая планета детей. Бессмертных детей. Не знающих
ограничений, вооруженных тончайшей техникой, имеющих выход в Космос детей!
По нашим масштабам - младенцев, которым вместо погремушки подсунули в
несмышленые ручонки атомную бомбу!
- Я не очень поняла, почему все же так получилось? - спросила Ольга.
Ант спохватился, что какое-то время рассуждал вслух, лишь по инерции
обращаясь к жене, поморщился и хмуро пояснил:
- Детство кончается тогда, когда приходится бороться за существование,
думать о жизни близких, о чужих бедах и судьбах. Недаром так много
примеров раннего взросления во время войн. Быт же, защищенный от
трудностей, не приводит к такой необходимости. Какая беда, что и костер, и
солнце (надо бы сказать, Альциона!) могут обжечь! Организмам аборигенов
ничто не причиняло вреда. Никогда. Во веки веков. Заниматься
исследованиями в таких условиях - любо-дорого! Не нужно заботиться о мерах
безопасности, о них позаботятся машины. И машины заботились... О других
машинах. И о бедных альционцах заодно, между прочим. Да, кстати: если
социальные науки, для которых требуется жизненный опыт, не пользовались
популярностью, отставали, то физика и биология выдвинулись на первый план.
Они и более эффектны, и конкретны тоже, и результат дают непосредственный,
который можно пощупать руками.
Гийом, забывшись, звякнул ложкой о стакан, покраснел, принялся усиленно
жевать. Но Ант не повернул в его сторону головы:
- В моей модели лишь одно слабое звено: почему последние взрослые
допустили катастрофу? Придется, пожалуй, пуститься в область догадок.
Видимо, слишком быстро вырвался из-под контроля процесс. Да и не было
внешних признаков опасности: никто бы не рассмотрел ребенка в дряхлом
старичке, тело ведь не подчиняется графикам человеческой инфантильности!
Таким образом, детство растягивалось, период общественной бесполезности
удлинялся, создавался возрастной разрыв между широкими возможностями, с
одной стороны, и крохотной необходимостью, с другой. "Я могу!" побеждало
"Нужно ли?" и "Нужно другим". Планета забыла слова "нельзя" и "ради чего?"
Увы, некому стало отмечать, что все население Альционы - подростки от
пятнадцати до трехсот с лишним лет. Подростки, несмотря на внешние
признаки старости. Вот смотри: здесь у меня их двести. Двести мальчиков и
девочек!
Ант ожесточенно поддел ногтем крышку коробки, распахнул. Оттуда
высунулись живые гладыши света с тугими переливами бахромчатых краев.
Командир дал выйти одному, остальных прихлопнул. Солнечный зайчик
пробежался по его рукаву, пристроился на плече, заглянул в лицо. Оля могла
бы поручиться, что он улыбается.
- Вот смотри! - повторил Ант. - Я уже различаю их. Это Пти. Полное имя
воспроизвести не пытаюсь, не наша система звуков. Но он позволил называть
его Пти. Только вдумайся: сапиенсу триста одиннадцать годиков, а он
ребенок! Да вот пример: услышал Тошкин плач и кинулся утешать его, правда,
на свой лад. А разве наш земной парень не побежал бы делать козу младшему
братишке, а? То-то же! Между прочим, двести ребятишек, к которым мы даже
привязались за время полета, да-да привязались, не считают, что их надо
было спасать, и что по их вине погибла Альциона. Они всего-навсего надели
новые платья! Подумаешь, сменили гуманоидный облик на субпространственный
блик!
Оля прислушалась, не возится ли в спальне Тошка, и сказала:
- Ну хорошо, хорошо. Чего же ты нервничаешь?
Ант резко остановился. Если бы можно было криком помочь делу! Но разве
объяснишь, что у них уже просто не хватает фантазии, что им нечего
предложить людям в защиту этого чужого несчастного народца, несчастного
вдвойне, потому что он не осознает своего несчастья? Восьмые сутки со
времени отлета с Альционы они ломают себе головы, а проблема, по сути, на
том же месте. В тревожном отблеске гаснущей звезды рассуждать было
недосуг. Когда подвернулись двести мечущихся аборигенов, экипаж посчитал
великим благом спасти осколок братской цивилизации. Впрочем, нет. И это
пришло позже. А в тот момент была единственная мысль: оказать посильную
помощь терпящим бедствие сапиенсам. И что солнечные зайчики! Экипаж
"Ветреного" ринулся бы с дружескими объятиями в пекло Альционы, покажись
она им тогда разумной! Как ни говори, взаимовыручка с молоком матери
впитывается в кровь и жизнь землян...
Потом уже разобрались во всем. Когда заговорили "зайчики", впервые
испытавшие страх, и экзохронные бездны отделили корабль от Альционы.
Волосы встали дыбом от того, что они сгоряча напороли!
Ант провел рукой по лицу, как бы снимая раздражение, и бесстрастно
сказал:
- Предлагаю каждому повторить для Оли наши аргументы. Начни ты, Айя.
- Хорошо. Но придется для связности закончить недосказанное вами,
командир.
- Не возражаю.
Айя, как чуть раньше командир, молча покружилась по кабинету,
пристроилась у стенки, выпрямилась, оттягивая двумя руками форменку за
уголки воротника. Она изо всех сил старалась произвести впечатление, даже
голос сделала бесцветным и монотонным, так что Оле на секунду показалось,
будто Айя говорит на латыни - на языке рецептов и историй болезней.
- В искусстве альционцев был очень развит мотив свободы. Особенно -
свободы тела. Мечты о полете воплощались медленно. Катание с гор -
парашютные прыжки - парение в гравистатах. После выхода в Космос родился
новый лозунг: "Пространство без звездолетов!" И на Земле многие недовольны
крылатыми хижинами - самолетами, которые не дают иллюзии свободного
плавания в воздухе. У альционцев эти мечты выросли в манию. Даже
межпланетные скафандры с длительной автономией перестали удовлетворять
жадное до ощущений человечество Альционы. Ну, а если есть спрос, рано или
поздно появится предложение. Дошли до идеи граничных пучков, существующих
одновременно в обычном и двухмерном пространствах, пучков, которым
подвластны скорость и Время. Ну, тут и началось. Космическая эра!
Беспредельные возможности путешествий! Покорение Вселенной! Короче,
повальный переход в этих самых "зайчиков". Подростков привлекла новая
игрушка, а сказать "Остановитесь!" оказалось, естественно, некому.
- Ну и?.. - Оля нахмурилась, медленно перевела взгляд с Айи на Анта, с
Анта на Лешу. Леша вздохнул, глядя на догорающий неоновый карандаш,
захлопнул планшетку:
- Жуткая картина! Это скорее по моей специальности, хотя точных
предположений мы делать не смеем. И все-таки, если уж кому заниматься
разгадкой, так, конечно, теоретикам Времени. Потому что поголовное
перерождение всполошило всю Альционову околицу. Обычное пространство,
сопряженное с двухмерным, временно деформировалось в пятимерное, чтобы
сбросить излишки энергии. При этом их звездочка ухитрилась вывернуться
наизнанку, и основная масса ее осталась там, в пятимерном. Тут уж стало не
до свечения, лишь бы из астрономических тел не разжаловали! Такое пошло
космотрясение - плакало их солнышко вместе с восемнадцатью миллиардами
населения! Мы, правда, подоспели и пару сотен аборигенов запихнули в
коробочку. А вот где сейчас остальные - сам Эйнштейн не разберется!
Айя покосилась на хрономеханика, она терпеть не могла его неожиданных
ассоциаций, но возражать не решилась. А Леша достал из планшетки очередной
листок, пустил его по кругу и закончил:
- Теперь у нас одна забота - куда их деть? Отправить обратно? Жалко.
Подружились. Поселить на Земле? Но какая гарантия, что со временем они и
наше светило не вывернут? Кому охота пережить наяву сказочку Корнея
Чуковского?
Именно в этот момент Лешин рисунок из рук в руки приплыл к Гийому, и
Оля наклонилась, рассматривая через плечо штурмана раздутого, светящегося
изнутри крокодила. Крокодил бочком отступал от медведя, в котором без
натяжки можно было узнать Анта. Для убедительности из уст лесного рыцаря
вилась надпись: "Говорю тебе, злодей, выплюнь солнышко скорей!" В
точности, как в старой детской книжке "Краденое солнце". Пока Оля
рассматривала рисунок, на листок спрыгнул Пти и острым насмешливым
пятнышком сосредоточился в уголке крокодильей пасти. У Оли создалось
впечатление, будто пресмыкающееся показало им всем язык. Она подняла
голову проверить, заметили ли остальные. Но все были невозмутимы.
- У тебя все, Зяма? Ничего больше не добавишь? - спросил Ант.
"Зяма" в его устах означало сейчас больше, чем просто детское прозвище.
Ант намекал, что не одобряет Лешиного ухарства - легкомысленной его
реакции на все случаи жизни, в том числе и весьма драматические. Ант как
бы подчеркивал: что бы ни случилось, жизнь продолжается. Хватит
отделываться шуточками. Никакие художества и выверты не помогут, когда
приходит пора решать. По одному слову и интонации Оля безошибочно выявляла
эти натянутые между ними тремя пружинки, которые иногда вообще позволяли
им обходиться без слов.
- А что тут добавишь? - Леша пожал плечами. - Мне не улыбается спать в
одной комнате с младенцем, играющим атомной погремушкой. Могу поручиться в
том же за любого жителя Земли. Так что выносить вопрос на суд человечества
- мертвый номер. Результат окажется единственный; вернуть гостей на то
место, откуда их взяли, и попросить забыть к нам дорогу. Надо сказать, это
будет еще достаточно мягкий приговор. А что делать? Изобиженные "зайчики"
могут ведь и отомстить. Или, допустим, пошутить...
- Но ты же знаешь, это не так! Они добрые! - возмутилась Айя.
- Я-то безусловно знаю. Как и ты. Но рассуждаю от лица остальных
землян, которые их не знают. К сожалению, кроме нас четверых, их не знает
больше никто. А нам истину может затмить привязанность. Если хочешь,
жалость. Но решать, милая, все равно нам...
- Дети. Надо же, дети! - протянула Оля. И все. И больше ничего. И
подумала вдруг, могла бы она, мать, рискнуть Тошкиной жизнью ради чужих
детей? И вопрос был не из тех, на которые можно ответить сразу.
- Да, дети! - подтвердил Ант. - Дети-боги. Двести прекрасных,
всесильных и бездумных богов, чужих на нашей Земле. Со знаниями, до
которых нам еще ой как далеко! Нет, это совсем-совсем не подарочек!
- Надо выпустить их! - перебила Айя. - В гуманоидном виде.
- Мы разве можем? - переспросила Ольга.
- Легче, чем ты превращаешь электронный сигнал в легкий ужин, - вполне
сносно произнес Гийом.
- Тогда почему нам не позаботиться о том, чтоб Земля перестала быть им
чужой?
- Да. А как?
- Надо подумать. - Оля встала, и тележка, восприняв это как сигнал к
отъезду, укатила. Молодой женщине очень хотелось найти выход. Назло
тугодумам-мужчинам, занятым больше физикой вопроса, чем психологией. Назло
Айе, у которой нет и не может быть собственного мнения, пока она не
испытает счастливой боли материнства. Даже назло себе, своим попыткам
сходу разрубить узел. - По-моему, тут дело в том, чтобы каждому из них
вернуть настоящее детство. Повторить новое детство на Земле. И чтоб
обязательно с мамой. В семье...
Она покраснела. Судя по тому, как потеплели глаза Анта, истина лежала
где-то близко.
- Мы подбирались к этой мысли, - тихо сказал Ант. - Разные семьи на
всех материках. И матери тоже разные.
- Хорошие, - упрямилась Оля.
- Конечно же, хорошие. Но главное - разные!
Ант подошел к Оле, крепко обнял за плечи. И это опять значило много
больше, чем он сделал и сказал. По крайней мере одно наверняка: вот у их
Тошки мама вполне-вполне на уровне!
- Значит, все? Вопрос решен?
- Маленькая деталь, - Гийом поерзал на стуле. - Нам нужно моральное
оправдание, почему мы вынуждены скрыть свой эксперимент от человечества?
Оля вопросительно взглянула на мужа.
- Штурман прав, - пояснил командир. - Какая же мать согласится
воспитывать подкидыша наравне с собственными детьми? Либо не сможет до
конца скрыть - не брезгливость, нет, - настороженность к чужеродному
малышу. Либо заласкает хуже, чем на его родной планете. И уж, разумеется,
не шлепнет лишний раз, даже если ребеночек по земным меркам этого сильно
заслуживает. Иными словами, возникнет проблема доброй мачехи. А мы должны
заведомо исключить исключительность. Не беречь их от малых горестей - от
ожогов, заноз, падений и шлепков. То есть от того, чем обделила их
Альциона. Напрашивается вывод: матери не должны знать об их происхождении.
Соседи любой степени отдаленности тоже. Следовательно, никто-никто на
Земле...
- А сами они? - не выдержала Айя.
- Тем более! - жестко ответил командир. - Им хватит забот с теми
генетическими особенностями, которыми они несомненно отличаются от землян.
Но тут, я полагаю, найдется достаточно желающих объяснить отклонения
мутациями. А к совершеннолетию мы предоставим им информацию, которую имеют
сегодня "солнечные зайчики". Но она належится на сформировавшуюся,
общественно полезную личность. За ними останется право выбора: отдать
новой родине знания и неизвестные нам таланты или вернуться в Плеяды
искать соплеменников. Сегодняшняя субпространственная одежка и тогда будет
им впору, и, может быть, им суждено будет заново организовать свой
разбросанный по Вселенной народ. Во всяком случае "зайчики" уйдут
друзьями, оставив у нас на Земле сердца.
- А они согласятся? - Оля робко взяла в руки коробочку - ненадежное
жилище для двух сотен богов, принятое ими в качестве добровольного и
совершенно условного места обитания.
- Попросим ответить гостя! - Гийом озорно подмигнул Ольге. - Пти! Эй,
Пти!
Пти войти в контакт не соизволил. Прикорнув на потолке, он по всем
признакам дремал.
- Тут такая петрушка получается! - Леша с сожалением отложил
потускневший карандаш. Он разучился говорить, не рисуя, но коли начал,
приходилось заканчивать. - Когда мы их нашли, они были почти без сознания
от страха. И очень обрадовались, что кто-то примет за них решение, к чему
они природной склонности не имеют. Переложив на нас ответственность, они
снова поуспокоились и могут без зазрения совести резвиться.
Зямчиков хотел еще кое-что добавить, но вдруг зажал рот обеими руками,
покраснел и несколько раз взглянул на потолок.
- Не в то горлышко попало? - Айя заботливо стукнула его ладонью по
спине.
- Фу, черт! Он говорит, что доверяет нашему разуму. Что еще один такой
приступ страха попросту сведет их с ума. Они вынуждены изгнать страх из
диапазона своих чувств. Кроме того, им больше не хочется быть детьми.
- Ты о ком, Леша?
Зямчиков повернулся к Оле и сердито пояснил:
- О Пти. О ком же еще?
- Это н-называется из м-мозга в мозг? А почему он не э-захотел
с-сказать всем? - язвительно спросил штурман.
- А п-потому, - передразнил Леша, - что мой мозг ему больше подходит!
- Насколько я понял, что бы мы ни предложили, все им придется по душе?
- уточнил Ант.
- Если, разумеется, в т-таком т-тельце есть д-душа! - мстительно
проворчал Гийом.
Все давно стояли кружком и ждали последней точки, завершающего спор
штриха. Ант, все еще сгорбившийся, несвободный, внутренне закрученный
вдруг потер указательным пальцем переносицу и медленно произнес:
- Надеюсь, мы поступаем верно. А иначе какие права у нас пятерых
распоряжаться судьбами двух цивилизаций?
Никому не хотелось снова начинать разговор, и взгляд его натыкался на
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг