Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
качалась перед глазами спина Райфа с алым капитанским кругом на куртке,  и
затылок мигал сигнальными огоньками двух симметричных лысинок.
     Такие лысинки натирает шлем,  если его носить очень долго.  Их  нет у
Поисковиков,  работающих во втором эшелоне.  Райф был из Настоящих.  Свирь
понял  это,  еще  здороваясь,  когда  увидел рубец  от  пеленг-браслета на
запястье.  Райф был Настоящим с  головы до пят.  Картинно широкоплечий,  с
волевым подбородком. Наверное, поэтому он шел впереди, не заговаривая и не
оборачиваясь, несказанно зля этим Свиря, который собирался расспросить его
о находке.  Несмываемый загар Райфа делал его похожим на темные от времени
панели этой станции.  И  молчал он  так  же,  как эти панели,  -  угрюмо и
мрачно.
     "К  черту!  -  думал Свирь.  -  Сейчас я  увижу все  сам.  И  как она
выглядит, и где ее нашли. И ведь ничего не осталось - кроме аппаратуры. Ни
записей,  ни  документации,  ни  даже вещей.  И  вот медяшка эта -  девять
миллиметров в  диаметре  -  сохранилась.  Закатилась  в  щель.  Как  могло
случиться, что она закатилась в щель? Видимо, они здорово спешили..."
     Он  попытался  представить  себе,  как  все  это  было,  как  объятый
непонятным ужасом экипаж в панике грузился на бортовые челноки,  на полной
скорости  уходящие  от  корабля,  обреченного теперь  столетиями падать  в
пустоту,  -  но у него ничего не вышло,  а вместо этого он,  словно наяву,
увидел  изъеденную  метеоритами  стену  борта,   дрожащие  пятна  фонарей,
пляшущие по мертвым стенам покинутых кают, и потрясенные лица Поисковиков,
три  дня  спустя  обнаруживших на  найденном в  дальнем космосе звездолете
неизвестной конструкции земную монету пятисотлетней давности...
     - Вот,  -  сказал Райф,  глядя на  уходящую дверь.  -  Дальше ты  все
знаешь.
     - Знаю, - сказал Свирь, чувствуя раздражение. - Мне объясняли.
     Он смотрел на русскую копейку времен Алексея Михайловича - и странный
жутковатый холодок полз по загривку. Этот измазанный в подмосковной грязи,
неровно  обкусанный кусочек светло-желтой  меди  с  непонятными стершимися
крючками букв неожиданно смял основные временные линии, захлестнул мертвым
узлом Свиря,  впечатался в  сердца сотен людей,  обеспечивающих теперь его
будущее  погружение в  семнадцатый век.  Он  смотрел на  непривычные рубки
чужого корабля,  окрещенного "Целестой",  на  мигание индексации уцелевшей
аппаратуры Летучих,  на висящие в  воздухе силовые поля кресел,  в которых
когда-то сидели побывавшие на Земле неведомые пришельцы,  и  думал о  тех,
кого ему предстоит теперь искать и кого он, может быть, встретит уже через
полгода субъективного.
     - Райф! - позвал он, забывшись, и вздрогнул.
     В каюте висела мертвая тишина.
     - Райф... - севшим голосом повторил Свирь и обернулся.
     Райф спал, сидя на полу у дверей, нелепо вытянув вперед длинные ноги,
и на измученном его лице была написана бесконечная усталость...
     - Па-адъ-ем!  -  гаркнул  Малыш  в  ухе,  и  Свирь,  протирая  глаза,
пружинисто прыгнул на  ноги,  с  ходу разминая мышцы,  быстро просматривая
комнаты, которые в это время прокручивал ему Малыш.
     Князь и Наталья готовились к заутрене,  и домашний поп  Ферапонт  уже
возился в мрачной церковной комнатенке, подливая масло, поправляя зачем-то
образа.  Сейчас Наталья ждала отца.  Она сидела в тереме,  делая вид,  что
слушает  двух  девок,  протяжно  выстраивающих какую-то бесконечную песню.
Наталья была возбуждена и все время поглядывала в окно.  После сговора она
не выходила даже за ворота,  а тут ее собирались везти в Коломенское, к ее
крестной - верховой боярыне Сицкой.  Свирь пока  еще  недостаточно  хорошо
разбирался в этом.  За ворота было нельзя, но к Сицкой, видимо, считалось,
что можно.
     Такой ход событий очень устраивал Свиря. Пошедший в последнее время в
гору Мосальский ехал в  летнюю резиденцию царя к  утреннему выходу Алексея
Михайловича,  а Наталья была дружна с дочерью Сицкой, и Свирь полагал, что
они задержатся там надолго. Он не любил рисковать, отрываясь далеко, когда
князь был  дома.  Богдан Романович мог  в  любую минуту потребовать своего
шута,  а Свирь,  зная тяжелый характер князя,  старался избегать серьезных
недоразумений.  До сих пор ему это каким-то образом удавалось, несмотря на
придирки Федора.  В  нужную минуту он  всегда оказывался на  месте.  Может
быть,  поэтому принародно его еще ни разу не секли. От "Лупихи" же было не
менее получаса быстрой ходьбы,  и  вместе с  тем не пойти туда он никак не
мог. В "Лупихе" была последняя зафиксированная точка не отработанных из-за
Бакая слепых. Так что сегодняшний выезд князя оказался весьма кстати. Если
бы князь оставался дома, все было б гораздо сложнее.
     Сейчас князь пока еще сидел в  сеннике,  грузно расплывшись по лавке,
упираясь  локтями  в   колени,   свесив  скрещенные  кисти  между  сановно
расставленных ног.  Князь брезгливо смотрел куда-то в  стол сквозь стоящий
перед ним ковш.  Время от времени он поднимал руку, делал глоток кислющего
брусничного кваса -  после чего каждый раз  коротко морщился и  сплевывал.
Есть  князь  со  вчерашнего  не  хотел.  Скорее  всего,  он  не  торопился
появляться в  таком виде  перед Натальей.  Наталья была  его  единственной
дочерью, и князь считал, что очень любит ее.
     Девки в  тереме перестали петь  и  принялись теперь лениво судачить о
собравшихся у дома нищих.  Они скопились возле ворот,  словно догадываясь,
что князь будет нынче одаривать.  На самом деле они этого знать не могли -
князь  сам  решит  так  только через  час,  после  того  как,  обласканный
государем,  вернется из села. Но тем не менее похмельные княжеские флюиды,
насыщенные вселенской добротой,  уже  стянули к  его  дому  всех  нищих от
Тверской  до   Сретенки.   Жаль  только,   что   нужные  Свирю  слепые  не
почувствовали их и подались опять в Огородники. Теперь ему предстояло туда
бежать.
     Свирь зачерпнул пригоршню воды из кадки,  плеснул себе в лицо, утерся
подолом давно не стиранной рубахи.
     - Где слепые? - оживленно спросил он.
     - В Огородниках, - отозвался Малыш. - У Харитония-исповедника.
     Он дал картинку,  и  Свирь увидел сидящих вплотную,  почти в обнимку,
двух слепцов,  молодого и старого,  одетых в потрепанное,  но между тем по
возможности зашитое и вроде бы совсем не грязное платье.  Профессиональные
нищие одевались не так.
     - Правильно, - сказал Малыш. - Я сам хотел тебе показать.
     Слепые задирали к невидимому небу лица,  тянули во все стороны руки и
что-то  пели.  Перед ними стояло деревянное блюдо,  и  идущие на  заутреню
очень часто клали туда мелочь. День у слепых начинался хоть куда.
     - А где же третий? - спросил Свирь. - Их ведь было трое.
     - Поводырь, - сказал Малыш. - Бегает по своим делам.
     - Как их зовут?
     - Старика -  Евхим Кирпач. Младший зовет его дядя Евхим, а поводырь -
Кирпач.
     - Младший, я помню, без имени. А поводырь?
     - Поводырь - Якушка.
     - Повтори-ка еще раз их характеристики, - сказал Свирь. - И - который
час?
     - Без тринадцати два по единому.
     "Час в запасе,  -  думал Свирь.  -  До Огородников минут сорок. Пойду
прямо сейчас.  Не спеша. По холодку. Очень хорошо, когда таким утром можно
не спешить".
     Внешний модуль  биоохраны,  нательным крестом присосавшийся к  груди,
успел за ночь насытить Свиря, вывести накопившиеся шлаки, успокоить нервы.
В чудесном настроении, сунув в карман волчок, он вышел из чулана в сени и,
чтобы сократить путь, решил пройти через горницу.
     Это было ошибкой. Разглядывая слепых, он не посмотрел картинку дома -
и зря.  В горнице оказалась Наталья. За это время она успела спуститься из
терема и теперь сидела здесь, мечтательно полузакрыв глаза.
     Она  была чудо как хороша в  своем роскошном голубом летнике.  Матово
сияющие нити  жемчужных завес  нежно  обрамляли юное  чистое лицо.  Слабая
задумчивая улыбка  слегка вздрагивала в  уголках красивого,  не  тронутого
сомнениями рта.  Наталья пока не  видела его,  и  на секунду Свирь замер в
дверях, любуясь ее слишком хрупкой для этого века красотой.
     В первые дни очень тяжело было ощущать себя в ее присутствии облезлым
калекой и юродивым полудурком.  Но он быстро привык.  Это только казалось,
что  к  такому  трудно привыкнуть.  Весь  фокус  заключался в  том,  чтобы
научиться думать о ней как о картине.  Чудесной неживой картине, висящей в
недосягаемом Зазеркалье.
     "Иди,  иди,  -  сказал он себе.  -  Эта девушка не про тебя,  горбун.
Топай".
     - ...Я  понимаю,  -  горячась,  говорил  Свенссон,  -  что  это самая
выгодная роль и самая безопасная крыша,  я читал ваш план-прогноз.  Но как
ты не боишься вживлять его в загорающийся дом?!
     Он сидел под кустом ракиты,  завернувшись в крылья,  жестикулировал и
сердито сопел.  Ямакава изящно полулежал боком  к  нему  на  самом  берегу
озера,  вытянув худые стариковские ноги по  песку и  постоянно меняя форму
кресла.  Над озером,  как на сказочных декорациях,  медленно плыли редкие,
четко очерченные облака.  Иногда по  воде  проходила рябь,  и  тогда озеро
вдруг тревожно мрачнело, открывая холодные глубины.
     - Ведь это чудо,  - продолжал Свенссон, энергично помогая себе рукой,
- что не было сильного ветра и Москва шестьсот шестьдесят второго тогда не
сгорела! А ведь он деструктирует ситуацию!
     - Ну!  -  укоризненно сказал Ямакава, на ощупь выгибая поле за правым
ухом,  стараясь поудобнее пристроить голову.  - Перестань, Эйнар! Мы же не
второе пришествие готовим.  Тайфун он вызовет? Цунами? Что с тобой, Эйнар?
Это же Свирь. Сантер Свирь. Не Зевс-громовержец, не Сусаноо.
     - Не Илья-пророк, - подсказал Свирь.
     Ямакава с интересом посмотрел на него.
     - А ты сам как считаешь?  - угрюмо спросил Свенссон, обернув сердитое
лицо.
     Свирь пожал плечами.
     - А чего мне считать?  -  сказал он.  - Пусть Расчетчики считают. Мое
дело - солдатское.
     - Там  девочка  славная,   -   добродушно  заметил  Ямакава.   -  Ему
понравится.
     - Понравится?!  -  воскликнул Свенссон.  - Девочка?! - И оглушительно
захохотал...
     Ресницы Натальи дрогнули, она открыла глаза и заметила Свиря.
     - Скоро уже, - сказала она, бессмысленно улыбаясь. - На Михеев день и
сыграют. Батюшка сказывал.
     Свирь понял, что она мечтала о свадьбе, видела уже себя в подвенечном
наряде,   замирала,   представляя  поцелуи  Ивана   Даниловича  и   смутно
дорисовывая воображением последующее.  Она  плохо запомнила лицо  молодого
Шехонского,  но когда она закрывала глаза, он вставал перед ней как наяву,
высокий,  русобородый,  в  багряном  плаще,  скачущий на  битву  с  лютыми
ворогами.  Время подошло, и она стала из суженой нареченной, и вот теперь,
готовясь превратиться в  законную,  она  твердо знала,  что  будет хорошей
женой - доброй и работящей.
     Она  полностью была  готова к  тому,  чтобы стать женой.  Она  хорошо
выучила, сколько мыла и сколько золы надо для стирки платья, какие обрезки
при кройке надо собирать в  мешочек,  а  какие в связки и под каким камнем
солить огурцы,  а  под  каким -  капусту.  Она  сама будет досматривать за
девками и  сама наказывать их.  И  еще  она  будет во  всем советоваться с
мужем.  Чтобы все  было правильно и  дни были похожи один на  другой.  Она
наперед будет угадывать,  что он хочет, и никогда не скажет слова поперек.
И  тогда он не будет ее бить.  А  она родит ему трех сыновей.  А  если бог
даст,  то и  больше.  И  к  гостям она будет выходить,  как молодая княжна
Пронская, она уже пробовала так. Глаза вниз, и ногами медленно-медленно, и
вот так вот плечами. Она сойдет в гридницу, и гости встанут и повернутся к
ней,  и муж ударит челом,  чтоб они целовали ее.  И тогда она пойдет к ним
навстречу.  А  они  будут стоять и  смотреть.  И  все тогда увидят,  что у
старшего сына самая лучшая жена,  и сарафан у нее парчовый, рукава сорочки
низаны жемчугом.  И  если она со  временем еще немножечко отъестся,  то ни
дочерям князя,  ни другим невесткам до нее ни за что не дотянуться. Как бы
они ни подпрыгивали.
     Она  не  знала,  что  свадьбы не  будет,  что  не  промчат белые кони
звенящий  поезд  по  Тверской  и  не  коснутся ее  губ  желтые  усы  Ивана
Даниловича,  а будет только ревущее со всех сторон пламя, дикий, безмерный
ужас западни и  треск ломающихся над головой бревен.  Не знала она и того,
что ее желанный, о котором так хорошо и сладко мечталось в короткие летние
вечера,  недолго будет безутешен и через четыре месяца быстро и решительно
сосватает себе  Ольгу Михайловну,  дочь  князя Ростовского.  И  Свирь,  не
имевший права  что-либо  изменить здесь и  поэтому научившийся мириться со
всем,  что бы  ни происходило в  этом,  по существу,  чужом для него мире,
почувствовал,   как  на   секунду  горестно  замерло  сердце,   неожиданно
пронзенное привычной уже  мыслью,  что  через три коротких дня этого тонко
вылепленного лица,  детских,  слегка припухших губ  и  глаз  цвета морской
воды, сейчас беззаботно глядящих на него из-под пушистых ресниц, не станет
под  обрушившейся кровлей ее  терема,  откуда она  не  сможет выбраться по
пылающей лестнице.
     - Что печалишься, Савка? - вдруг спросила Наталья. - Пошто невесел?
     - Худо,  матушка, - механически отозвался Свирь, с трудом включаясь в
роль.  -  Худо мне.  Антихрист идет! Народился уже, и будет смута великая.
Плачет Савка от тягот, никто Савку не жалеет!
     Он  уже  чувствовал,  как  дрожит и  съеживается в  страхе его тело и
становится затравленным взгляд.  Не  подумав,  он  выбрал далеко не лучший
вариант,  не позволяющий ему немедленно уйти,  и теперь вдруг увидел,  как
глаза  ее  приняли  страдальческое  выражение,   наполнившись  неожиданным
сочувствием.  Охваченная  внезапным  порывом,  она  выпрямилась и,  быстро
шагнув к  нему,  положила одну руку на  плечо,  а  другой стала гладить по
голове. При этом, чтобы стать ниже, Свирю пришлось окончательно скрючиться
и еще больше вжаться в пол.
     - Бедной ты мой,  убогой,  бедной, бессчастной... Ну, полно, полно...
Все будет хорошо... - приговаривала она.
     И Свирь, чувствуя, как взвыла уставшая и иссохшая без ласки кожа, изо
всех сил стиснул челюсти и закрыл глаза,  стараясь вытерпеть прикосновение
ее пальцев.
     - Ну, иди, - сказала Наталья. - Иди, Савка, покуда отец не пожаловал.
     - Благодарствую, матушка, - запел Свирь, кланяясь. - Дай тебе Господи
здоровьечка. Любовь да совет. Благослови тя...
     Но  Наталья,  не  слушая,  уже  шла  к  дверям  -  стройная,  тонкая,
невероятно далекая...
     Акулина бродила по двору,  подсыпая корм цыплятам. Неуверенно ступая,
Свирь выставился за дверь.
     - Савка!  -  сказала Акулина радостно.  -  Вот ты где,  нечистой! Где
давеча шатался?
     - А где был наш Иван -  лишь портки да кафтан.  Овии скачут,  овии же
плачут! - прокричал Свирь и осклабился, выжидая.
     - Божий человек,  -  бормотала бабка, приближаясь, - грех на душу. Ну
ладно уж, что ж...
     Бабка замышляла недоброе,  и Малыш,  видимо,  уже считал,  но пока не
делился.
     - Малыш! - позвал Свирь, но Малыш молчал.
     Бабка  приближалась.  Тогда Свирь ступил с  крыльца и  вытянул жестом
патриция руку.
     - Вижу,  - возвестил он. - Вижу громы небесные и рать неисчислимую, и
воздастся каждому за грехи его! Падите, грешные, и покайтеся, и да убоится
каждый смертный гнева Господня...  Ха-ха-ха!  -  добавил он с  сатанинским
отзвуком в голосе.
     Посрамленная бабка бежала.
     - Прошу диалог, - настойчиво потребовал Свирь.
     Малыш отозвался словно нехотя:
     - Она боится,  что князь отошлет ее от себя.  Вчера ворожила,  сожгла
его воротник. Думаю, хочет, чтоб ты посыпал следы. Или - в питье.
     - А, чтоб тебя! - в сердцах высказался Свирь. - Ведьма колченогая! Ну
ладно, дай хоромы.
     В  доме  убирали.  Наталья с  двумя  сенными девками шла  по  саду  к
качелям.  Князь все еще сидел в сеннике,  ожидая колокола, задумчиво держа
ковш кваса в руке.
     Не замеченный никем,  Свирь выскочил за ворота.  Здесь он вдруг снова
ощутил скользящее движение руки по волосам и зябко передернулся, чувствуя,
как  ломает и  корежит его  изнутри страшная в  своей  неизрасходованности
нежность.  Он  задавил  ее,  заживо  похоронив в  каменных тюремных мешках
сознания.  Но,  видно,  подсыпали чего-то  враги  в  нехитрый его  харч  и
приворотили  корчащуюся  теперь  в  безнадежной  тоске,   выворачивающуюся
наизнанку душу. И еще Ията, пришедшая прошлой ночью...
     Он почувствовал,  что  его  сейчас  затрясет.  Уже  болезненно  свело

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг