- Считаете ли вы меня человеком порядочным?
Новое дело!
- Разумеется.
Говорю это совершенно искренне. В чем другом, а в
непорядочности упрекнуть его невозможно. Я бы сказал, в
деловых вопросах он даже излишне корректен. Не было случая,
когда я был поставлен перед свершившимся фактом или по его
вине попал в глупое положение.
- Прости, Коля, неужели я дал тебе повод в этом
сомневаться?
- Конкретного повода вы не давали, но как-то исподволь я
ощутил ваше недоверие.
- Но, помилуйте, теперь уже я растерялся. - Недоверие в
чем? На какой стезе?
- Помните, вы согласились на перевод Лебедева в группу
системного матобеспечения?
- Разумеется. И не считаю, что принял ошибочное решение.
Лебедев - талантливый программист, у него есть неплохие
задатки руководителя. И потом, мне казалось, что вас лучше
развести по сторонам, поскольку оба вы от природы лидеры. Я
имею в виду психологический тип.
Он взъерошился.
- Вам прекрасно известно, что Лебедев - мой лучший друг.
Был и остается таковым, несмотря на его безобразный
характер. Я всегда знал и сейчас знаю, что он намного
способнее меня, я старался создать ему условия для работы, и
он работал! А теперь?
Что теперь - я не знал. После того случая Лебедев как-то
выпал из моего поля зрения. И теперь, кажется, придется
расхлебывать.
- Та-ак... Вот что Николай, давай закончим выяснение
отношений. Ничего я не считал и не считаю. Я - человек, и
мог ошибиться. И я даже рад, что ты сам ко мне явился. В
административных делах критические ситуации возможны, но я,
как руководитель, не хочу, чтобы они переходили из категории
возможного в категорию неизбежного.
- Дело не в склоке, - тихо сказал Дорофеев. - К
сожалению, все гораздо серьезней.
- Выкладывай.
- Хорошо. Позавчера я имел крупный разговор с Никишкиным.
- С каким Никишкиным? Никишкин - это кто?
- Младший научный сотрудник моей лаборатории. Я сам его
вырвал на распределении в университете и, честно говоря, не
раскаиваюсь. Толковый парень, но хлопот с ним.., - Дорофеев
слабо улыбается.
Отвечаю понимающей улыбкой.
- И теперь пошли разговоры?
- Да... Так вот, позавчера явился ко мне этот Никишкин и
заявил, что они с Лебедевым открыли искусственный интеллект.
- Что? - не понял я, - Что открыли?
- Так он изволил выразиться. И в ультимативной форме
потребовал два часа в сутки машинного времени.
"Глядя на мир нельзя не удивляться", сказал Козьма. Я бы
добавил... Впрочем, тут и добавить нечего!
- Открыли говоришь? Ай-яй-яй... Смотри-ка ты, что
делается! Но, раз уж так получилось, то пусть оформляют
заявку. Надо приоритет столбить.
Однако, Дорофеев не поддержал шутки.
- Андрей Иванович, вы несколько недооцениваете ситуацию.
А она, как мне кажется, требует к себе более серьезного
отношения.
Удивительно, но его серьезность как-то странно на меня
действует. Поднимаюсь и прохаживаюсь по кабинету.
- Ну, хорошо. Открыли, и в ультимативной форме
потребовал. А вы?
- А я? - он хмыкнул. - Я попросил у Павлова два часа в
сутки на внеплановую работу.
- Ага! Вот, значит, откуда ноги растут... А теперь
Курицын выходит на меня с жалобой. Так мол и так, грабеж
среди бела дня. Очень мило с вашей стороны!
Меня зло взяло - черт знает, что такое! Детский сад, а не
институт! Однако беру себя в руки, поскольку вспоминаю, что
рыба гниет с головы. Действительно, машинного времени не
хватает катастрофически, даже круглосуточный график работы
не помогает. Естественно, при отсутствии резервов, ситуаций,
подобных этой, избежать невозможно. Нужно расширять площади,
покушать новые машины, а строители тянут... И так каждый
день нервотрепка, а тут еще эти со своими интеллектами!
Но тут мне в голову приходит забавная мысль: "А ведь это
хорошо, что у них интеллекты. Молодая кровь кипит, бурлит,
покоя не дает!" И я успокаиваюсь.
- Ладно. С Курицыным я как-нибудь улажу, а больше они
ничего не требуют в подобной форме?
- Пока все. А вот с моей стороны будет просьба.
- Валяй. Сегодня у нас что? Не конец света?.. Тогда валяй
просьбу.
- Нынче конец квартала на носу, а у меня по плану
закрытие очередного этапа договора с этими.., ну, по системе
автоматического проектирования. Желательно отсрочить на пару
месяцев.
Он с ума сошел!
- Да вы что! Послушайте, товарищ Дорофеев, ну это уж
слишком. Меня заказчик съест живьем. Премии платим исправно,
а где отдача?
- Отдача будет, - в голосе Дорофеева металл. - Можно и
сейчас сдавать, но система сырая, необкатанная. А через два
месяца мы выдадим шикарную, просто роскошную версию.
Заказчик нам руки будет целовать.
Я достаю платок и вытираю лоб.
- Черт с вами! Но почву будете готовить сами. Я встречусь
с их представителем только при условии наличия
принципиальной договоренности.
- Она уже есть. Вот протокол технического совещания. Если
вы не возражаете, то ставьте визу.
Беру протокол, верчу в руках и подписываю.
- Но через два месяца, уж извини, я с тебя семь...
- У меня всего одна, и я ею весьма дорожу.
- Вопрос закрыт. Теперь-то, наконец, все?
- Нет.
В такие минуты хочется просто волком выть и бежать из
кабинета вон.
- Ты в курсе, что у меня уже был инфаркт?
Он как-то замешкался, засуетился, и я понял, что по
очередному вопросу у него нет согласованного протокола
технического совещания. Стало даже интересно.
- Слушай, Николай, вокруг мы были, около - тоже.
Интеллект вы там у себя изобрели - прелестно. Мешать вам я
не намерен...
Он пожал плечами.
- Извините, Андрей Иванович, но с таким же успехом вы
могли сказать Ньютону, что собираетесь помешать ему
открывать закон всемирного тяготения.
О! Это уже дерзость.
- Ай-яй-яй,... Николай, говорить такое светилу
кибернетики - нехорошо! И потом, кто в нашем случае Ньютон?
Уж не сэр ли Никешкин?
Меня вдруг охватывает приступ безудержного веселья.
Надоело корчить из себя руководителя, что ли? Дорофеев,
однако, сидит с непроницаемым лицом. Приходится отключить
свое чувство юмора.
- Я тебя внимательно слушаю.
- Андрей Иванович, у нас сегодня заседание ученого
совета. Я бы хотел, чтобы вы включили в повестку дня этот
вопрос.
- Какой вопрос?
- Тот самый, о котором мы с вами в данный момент беседуем.
- Ага... И с какой формулировкой? "О внеплановом
изобретении искусственного интеллекта"? Да ты в своем ли
уме, Николай?!
Он набычился.
- Ну, что молчишь?
- Андрей Иванович, полчаса назад я сообщил вам о
заявлении сэра Никешкина, а вы до сих пор не
поинтересовались, что же на самом деле произошло.
А ведь он прав, черт побери! Я ведь даже попытки не
сделал разобраться по сути, что там у них стряслось. Но с
другой стороны, нельзя же выносить на ученый совет такой...,
такую... бредятину! Хотя... Но даже, если это так серьезно,
необходимо сначала составить проект решения, подготовить
почву... Ведь на смех курям! Он что, хочет прикрыться моим
именем и протащить на обсуждение ученого совета?.. Но зачем?
Будь я помоложе, уж, конечно, выставил бы уважаемого
товарища Дорофеева за дверь. Но с годами становишься
осторожней, если даже и не делаешься умней.
- Вот, что, Николай Евгеньевич, пожалуйста, поймите меня
правильно. Я совершенно не против, если сотрудники
возглавляемой вами лаборатории будут изобретать искуственные
интеллекты даже и в рабочее время, при условии, конечно,
выполнения плана научных исследований и разработок, а также
соцобязательств. Более того, я - в частном порядке - готов
всемерно этому содействовать. Но как директор, извините,
института не могу допустить, чтобы этот вопрос в плановом
порядке обсуждался на ученом совете. Это просто несерьезно,
и, трезво поразмыслив, вы поймете, что я прав.
Дорофеев поднимает голову - в его глазах тоска.
- Вы допускаете, что я этого не понимаю? - произносит он
с горечью.
- Тогда я вас не понимаю. Чего вы добиваетесь? И какое
решение, по-вашему, должен принять ученый совет?
- Это не имеет значения.
- Да? Хм, вот даже как?.. Но что же вам в таком случае
нужно?
- Мне нужна огласка. Я не смогу убедить всех членов.., да
что там! хотя бы даже кого-нибудь, в серьезности
поставленного вопроса. Но сам факт, что его обсуждают на
ученом совете, заронит сомнение: "А вдруг, чем черт не
шутит..."
Моя скептическая усмешка его раздосадовала, но и, видимо,
подзадорила.
- Знаете, я бы очень хотел сейчас поменяться с вами
ролями. У меня самого есть тыща и один аргумент, против
выступления на ученом совете с таким диким сообщением. Но
как ученый я просто не могу поступить иначе. Понимаете?.. Не
понимаете! Хорошо, я скажу иначе. Раньше наукой занимались
сотни, а теперь сотни тысяч. Раньше почти каждый ученый имел
шанс сделать открытие, теперь этот шанс - бесконечно малая
величина. Но и суммарное количество открытий неумолимо
падает. В чем причина? Неужели природа с тех пор оскудела? Я
утверждаю - нет! Просто девяносто девять и девять в периоде
процентов этих исследователей занимается не наукой как
таковой, а своим местом в оной. И в результате появляются
академики, про которых никто не может сказать, что именно
они открыли.
Так, так... Он идет на обострение, надеясь выловить некую
рыбку в этой мутной гносеологической каше. Придется принять
вызов.
- А камешки не иначе как в мой огород?
- Нет, - сказал он резко. - Я не имел в виду переходить
на личности.
- И на том спасибо.
А вот это глупо. Надо бы возразить по существу, а что тут
возразишь, если почти так и обстоит дело. Ну, положим, не
девяносто девять, а девяносто, но ведь не в цифрах же дело.
А в чем? Наука... Наука превратилась в дойную коровку, из
которой большинство телят высасывают жизненные блага. Наука
- стартовая площадка. Защитил кандидатскую - получил
должность, довесок к зарплате и сел на дно... Итак, по
существу возразить что-либо трудно. Меняем тактику.
- Рассказывай, - коротко приказываю я. - Кто, где, когда?
Подробно.
Он меня понял и начал спокойно рассказывать.
- Позавчера приходит ко мне Никешкин...
- Какой Никешкин?!
- Младший научный сотрудник моей лаборатории, - произнес
он терпеливо.
- Ах, да. Извини. Продолжай.
- ... И рассказывает следующее. В ночь перед эти они с
Лебедевым работали на ПС-7000. Все было нормально, ни сбоев,
ни отказов, но где-то около часу ночи машина вдруг сошла с
ума. Вместо того, чтобы обслуживать задачи по разделам, она
занялась художественным творчеством и нарисовала на
графопостроителе две простыни рисунков на различные сюжеты.
Кроме того, она записала на магнитную ленту здоровенный
файл, содержание которого для него, Никешкина, остается
загадкой. И Никешкин потребовал выделить ему и Лебедеву
дополнительное машинное время для анализа ленты. Вот вкратце
все.
"Прелесть какая, - думаю я, - просто слушать приятно."
- Доказательства.
- Вот.
Дорофеев раскрывает свою папку и выуживает оттуда
несколько рулонов бумаги для графопостроителя. Я
разворачиваю один наугад. Действительно, это весьма
приличные рисунки, изображающие известного мне Лебедева,
сидящего перед дисплеем с растеряной физиономией, потому что
с экрана на него смотрит он сам. Разворачиваю другие рулоны
- весьма интересно и забавно.
- Это все?
- Да.
- Неубедительно.
- Согласен. Но я допросил Никешкина с пристрастием. Это
не мистификация.
- А доказательства?
- Я доверяю своим сотрудникам.
Он доверяет! Хорошо устроился.
- Прямо скажем, материала не густо. А ведь тебе, Николай,
известны нравы наших ученых советников. Один Иван
Христофорович чего стоит. Кстати, а Лебедев? Ты с ним
говорил?
Дорофеев оглянулся, как бы проверяя, не стоит ли за
спиной и наклоняется над столом:
- Мне трудно было идти с ним на разговор. Вы ведь знаете
в каких мы отношениях. После перехода в другую лабораторию
Лебедев избегает личных контактов со мной и вообще ведет
себя, как бы это сказать...
- Не совсем корректно.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг