Владимир Дрыжак
ВЕДРО ЛЯГУШЕК
Обычно до десяти утра я никого не принимаю. И называется
это - "шеф работает". На самом деле, утренние часы я
посвящаю разного рода писанине и разбору текущих бумаг. Но
иногда я думаю. Например, сегодня.
Я - директор института. Уже шесть дет, и все шесть не
устаю удивляться этому странному обстоятельству.
Собственно, внешне все вполне благопристойно. Я - доктор
физико-математических наук, член-корреспондент. У меня
вполне определенное, хотя и не сказать, чтобы громкое имя,
во всяком случае, на конференции приглашают регулярно. И
школа есть - каждый год два-три аспиранта защищаются. И было
время, когда я опубликовал несколько пионерных работ,
которые легли в основу и стали краеугольным камнем...
Но!.. Но теперь, по прошествии многих лет, я понимаю, что
совершил ошибку.
Сейчас модно бичевать ретроградов и коньюнктурщиков,
однако сами бичеватели, как правило, не берут на себя труд
вскрыть причины их появления. А вопрос, в сущности, прост и,
если называть вещи своими именами, то ответ на него может
быть найден довольно быстро.
Все дело в том, что не существует универсальных людей,
могущих с одинаковой легкостью генерировать новые научные
идеи и одновременно руководить крупным научным коллективом.
Мне представляется, что администратор, поскольку он имеет
дело с людьми, должен иметь скорее гуманитарный склад ума, в
то время как ученый, работающий в сфере естественных наук,
чаще всего не разбирается ни в психологии, ни в социологии.
Есть и другой аспект.
Ученый, занимаясь какой-либо частной проблемой, может и
должен выделять главное и отбрасывать второстепенное. В
области же человеческих отношений, которые определяют
функциональную значимость коллектива, второстепенных вещей
нет. Это я знаю преотличшейше, и проверил на собственной
шкуре.
Но почему же ученые, достигшие определенной научной
ступени, как правило, стремятся занять соответствующую
административную должность? Отбросим фактор благосостояния -
не думаю, что он играет решающую роль. Дело видимо вот в
чем: не обладая административной властью ученый не может
определять направление своих исследований. В то же время,
обладая ею, он только этим и занимается, так что на сами
исследования времени уже нет. Диалектика!
Я уже в который раз за время своего директорства пытаюсь
понять хороший я руководитель или нет. И в который раз мне
это не удается, потому что как только я начинаю заниматься
тем или другим научным вопросом, так сразу же перестаю быть
руководителем, а коллектив не желает, чтобы его бросали на
произвол судьбы. Моментально все словно с цепи срываются!
Без меня не решается ни один, даже самый пустяковый вопрос.
И бумажки. Лавина! Сель!.. Стихийное бедствие!!!
Оказывается, если на бумажке написано: директор института,
член-корреспондент имярек, то некий, скажем, хитромудрометр
дают, а если просто: заведующий лабораторией, кандидат
физ-мат наук, то не дают, хоть в лепешку разбейся. Не
понимаю и никогда не пойму! Ведь кандидату в двести раз
лучше известно, зачем ему нужен этот проклятый прибор. А
подписывать бумажки, не вникая в их суть, я так и не
научился за все шесть лет. Кажется, такое умение называется
делегирование ответственности. А по-моему, это -
делегирование безответственности. Ответственность ведь не
купюра, которую взяли в долг, а потом возвратили. Дайте
этому кандидату то, что он просит, а потом с него же и
спрашивайте, на что он это употребил.
Все это прекрасно, но оказывается, что именно я-то и
должен спрашивать. Приборы для научных исследований стоят
недешево, поэтому считается, что лучше спросить как следует
до приобретения, чем кусать локти и считать сколько денег
выброшено на ветер, после. И мысль, что самое интересное,
здравая. Действительно, лучше до, чем после. Но беда в том,
что она исходит из неверной посылки. Считается, что еще до
того я могу определить научную ценность результатов,
которые, возможно, появятся после того. А я этого не могу.
Более того, я и понятия не имею о том, чем на самом деле
грезит какой-нибудь старший научный сотрудник
А.Б.Вегедейкин. Он же, в свою очередь, не склонен избавить
меня от мук неведения. Он старается быть солидным и
соответствующим задачам, на него возложенным. Бормочет нечто
про вклад и народное хозяйство, а я вижу распрекрасно, что
морочит он мне голову, родимый. Вижу, но бумажку подпишу,
ибо иначе, друзья мои, наука почиет в бозе. И подписываю я,
значит, гарантийное письмо и грозно сдвигаю брови, мол,
смотри у меня, не балуй! Вот и все гарантии. Нет у меня
способов заставить его сказать просто: "Слушай, Андрей, свет
Иванович, эффект - оно, конечно, но тут есть одна идейка.
Хотим мы, понимаешь, модель двигательного аппарата лошади
сляпать, да вот не хватает нам того-то и того-то..." Не
скажет он так, а если бы сказал, то я б ему ту бумажку не
подписал, потому что нет у нас такой темы в плане. Он это,
конечно, знает, но он не знает, что, будь это мои личные
деньги, я бы ему не только хитромудрометр - вычислительный
центр бы купил и сам лаборантом пошел, только делай!
Убежден, что открытия в любой области не делаются в плановом
порядке. Нужна мечта, полет фантазии и что-то еще, что
потом, задним числом назовут гениальностью...
Поток моих мыслей прерывает телефонный звонок. Я
машинально смотрю на часы - без двух минут десять - и думаю
злорадно: "Ну, погоди же ты у меня!" И поднимаю трубку.
- Слушаю.
- Андрей Иванович, ну, что такое, когда наконец нам дадут
спокойно работать!
Звонит Курицын - исполняющий обязанности заведующего
лабораторией машинного анализа изображений вместо Гены. Сам
Гена прогревает организм в Крыму, а этот Курицын!.. Гнать
его надо в три шеи, и не могу я понять, почему Гена не
ставит вопрос ребром.
- Что там у вас стряслось?
- Опять машинное время по графику урезали.
- Кто урезал?
- Павлов.
- Почему урезал?
- Да не знаю я.., - и сопит в трубку. - Отдал два часа
Дорофееву.
- Хорошо, позвоните мне завтра в.., - я машинально смотрю
на часы, - в половине десятого.
- Андрей Иванович!
- Все. Работайте.
В сущности я мягкий человек, но с подобными типами только
так и можно разговаривать. Ни один вопрос не могут сами
решить и по любому поводу готовы звонить чуть ли не в
Президиум Академии наук.
Давлю на кнопку, входит мой секретарь. Это один из тех
немногих сотрудников, которые понимают, что у них за
директор и как ему трудно.
- Наташенька, милая, как там у нас с чаем нынче?
- Нынче, Андрей Иванович, у нас с чаем хуже некуда. Вчера
вы сидели с Константином Эдуардовичем до десяти, и весь
запас заварки как корова языком слизнула. Будь я вашей
женой...
Подобные вольности ей позволены. Не терплю этого в
деловой сфере, а в остальных случаях даже приветствую.
- Если бы вы, Наташа, были моей женой, то никаких желаний
у меня больше не существовало бы.
- Если не возражаете, я сбегаю на ВЦ к наладчикам, одолжу
у них.
- А это удобно?
- Да они мне должны целых две пачки.
- Как, из директорского фонда! - делаю чрезвычайно
строгое и официальное лицо.
Она улыбается.
- Кстати, заходил Дорофеев, просил, когда освободитесь,
вызвать его для беседы.
- А товарищ Дорофеев не сообщил, по какому поводу я его
должен побеспокоить?
- Нет. Он вообще какой-то странный сегодня. Я вам больше
не нужна?
- Ну, как же, а чай?
- Так я и собираюсь...
- Будьте так добры.
Она уходит. Редкий все-таки человек - врожденное чувство
такта.
Дорофеев - зав лабораторией адаптивного моделирования -
краса и гордость института. Но что-то последнее время он мне
не нравится. Чем? Даже не могу сформулировать. Вероятно,
своим желанием продемонстрировать задатки руководителя
большого масштаба... Наука превращается в отрасль
производства. Да. И крупные люди вместо того, чтобы
заниматься собственно наукой, занимаются обсуждением проблем
развития науки. Методологические вопросы. Организационные
вопросы. Философские аспекты. Роль и место...
Раньше для решения всех этих проблем хватало нескольких
корифеев. Теперь же любой кандидат считает своим долгом...
Возможно, сейчас время такое, возможно, фронт исследований
слишком широк и корифеев не хватает. А на стыках вообще
никаких корифеев нет... Вот, пожалуй, что главное: раньше не
столбили для себя научных направлений еще в аспирантуре...
Не знаю... В одном твердо уверен - настоящий ученый должен
заниматься законами природы. Это первично, а все остальное -
пена.
Так, так, так... Значит, Дорофеев. Интересно, зачем он
мне понадобился. Видимо, где-то новое оборудование
присмотрел, будет почву готовить.
Давлю кнопку коммутатора, трубку берут сразу.
- Дорофеева.
- У телефона. Здравствуйте, Андрей Иванович.
- Чем могу быть полезен?
- Видите ли... Тут такое дело - я бы хотел с вами
переговорить.
- Слушаю вас.
- Извините, Андрей Иванович, но это не телефонный
разговор.
Что-то в его голосе меня озадачило. Обычно такой спокойный,
уверенный в себе... А здесь - похоже на растерянность.
- Хорошо, жду вас.
- Буду через пять минут.
В дверях показывается Наташа.
- Андрей Иванович, ваши планы не изменились?
- Вы Наташа, вечно загоняете меня в тупик. Какие еще
планы?
Она делает удивленное лицо.
- Как, а чай? И вы, кажется, рецензию хотели продиктовать.
Теперь я больше не пишу. Теперь меня стенографируют в
целях экономии времени.
- Планы не догмы. Чай оставим, а рецензии подождут,
поскольку намечается рандеву с товарищем Дорофеевым. Кстати,
вот он сам.
Входит Дорофеев, кивает Наташе.
Приглашаю сесть, жду, когда проявит инициативу и начнет
разговор.
Нет, все-таки он молодец. При всех его недостатках.
Просто молод еще, а молодости свойственно преувеличивать
свои возможности... Кадры подобрал, расставил - за три года
ни одной склоки. Сплотил, что называется коллектив на новые
свершения. Отдачи, правда, не густо, но она будет. Что-то у
них там зреет, чувствую, и надо бы разобраться, да все
недосуг.
Дорофеев молчит. Надо б его раззадорить.
- Николай Евгеньевич, уж не в отпуск ли вы собрались по
семейным обстоятельствам?
- Что?.. Н-нет...
Зря. Полгода лучшая половина института обсуждала его
взаимоотношения с бывшей женой. Да и сам я ничего не мог
понять: молодой, интеллигентный, доктор наук, блестящие
перспективы - и на тебе - жена ушла!
- Андрей Иванович, можно я сниму пиджак, что-то душно у
вас.
Киваю, Сбрасывает пиджак, вешает на спинку стула и
садится передо мной. Нет, определенно с ним что-то
случилось. И молчит, словно никак не решится. Да на нем лица
нет! Любопытно... А может что-нибудь ординарное, например, в
вытрезвитель попал, или там... Да мало ли причин, по которым
человек может прийти к своему начальнику и молчать в
тряпочку.
Дорофеев наконец решается.
- Андрей Иванович, прошу вас ответить искренне на один
вопрос: как вы ко мне относитесь?
Вот тебе и раз! Вопрос-то хорош, а что отвечать? И,
по-видимому, есть причины, по которым его задают. Пожалуй,
сейчас наиболее подходящим будет отеческий тон:
- Видишь ли, Николай, ты уже далеко не в том возрасте,
чтобы принимать во внимание подобные пустяки. Работа не
должна зависеть от того, как, кто, к кому относится, а что
касается моих симпатий...
Я вдруг понимаю, что несу какую-то околесицу. Дорофеев
растерянно улыбается, и, кажется, готов найти предлог, чтобы
вежливо удалиться. Нет, так нельзя!
- Извини, Коля, - я вздохнул, - понимаю, что ты неспроста
задаешь мне такой, как бы это сказать.., щекотливый вопрос.
У меня нет причин, по которым я не смог бы на него
ответить... Как отношусь?.. По разному отношусь.
- Я не оправдал ваших надежд?
- В какой-то степени, да. Я уже пожилой человек, а
старики, как ты знаешь, хотят видеть в учениках свое
продолжение. Они любят руководить и советовать, а ты, как
мне кажется, уже не нуждаешься в этом. И дистанция между
нами все увеличивается. Но плохо это или хорошо - судить не
берусь. В науке больше всего ценится самостоятельность.
Кажется, он немного отошел.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг