любит то явление, которое, этот термин обозначает.
- Рад, так и старайся. Закрой дверь оттуда.
В понимании Спиридонова я еще очень молод. А в понимании
Вовки я уже безнадежно устарел. Мне сорок.
Двадцать - возраст устремлений. Тридцать - возраст
решений. Тридцать три - возраст святых. Тридцать семь -
возраст поэтов. Сорок - возраст... А вот сорок? Возраст
сомнений будет потом, в пятьдесят. Интересно, когда
наступает возраст глубоких размышлений?
И тут я вспомнил, что еще вчера сделал запрос в
информационную базу Управления, но до сих пор не получил
ответа. Это уже что-то новое!.. Будь я сейчас свободен, я бы
непременно им устроил хороший скандал. Но до стратоплана
оставалось полтора часа, поэтому я зашел в свой кабинет,
выдал еще пять запросов, надел браслет оперативной связи,
после чего, гордясь своей принципиальностью, отбыл в
стратопорт.
По дороге в Сараево я размышлял, как мне быть. То есть,
остаться самим собой или воспользоваться легендой. С одной
стороны, легенда - дело хорошее. Корчишь из себя
какого-нибудь корреспондента или там социолога, а сам
потихоньку, исподволь... Увы, все это годится только если
нужно добыть частный и мелкий фактик, который случайно
оказался в руках постороннего человека. Посторонние человеки
щедры и легко с ним расстаются. Непосредственные же
участники событий, подлежащих расследованию, ведут себя
осторожно и сразу тебя расшифровывают. И обеим сторонам
расследования становится страшно неудобно. В конце концов
прошли те времена, когда подследственный видит в тебе своего
врага. Тогда, наверное, расследование превращалось в
азартную игру типа кто кого больше раз надует. Теперь все
иначе. Проще и гораздо сложней... Ты не враг, но цели твои
неясны. А дело прошлое и переделать его все равно не
удастся. Особенно, если не обошлось без трупов. Это для меня
они трупы, а для него они - живые люди. И больно, и горько,
а тут еще этот со своими вопросами... Если человек виноват
явно, он сам придет и скажет, а если он не знает, виноват
или нет? Ведь мог же он на полчаса раньше сделать то-то и
то-то, но забыл, упустил, недоучел, неперестраховался,
недопонял, не переменил точку зрения, вел себя как дурак,
как последняя скотина, наконец!.. Возникает стена
отчуждения, и ты вроде бы как судия, так суди, а нечего тут
вокруг да около... Это если без легенды. А с ней бывает еще
хуже... Родственник? Друг? Приятель? Товарищ? Кто ты такой
на самом деле?.. И опять все та же стена. И приходится ее
ломать.
Легенда хороша, когда подготовлена почва, наигран типаж,
есть поддержка и подстраховка, тут надо быть отменным -
актером и опытным психологом. У нас такие есть - тот же
Кикнадзе, например. Это же просто картинка, как он
демонстрирует и нещадно эксплуатирует свой восточный типаж!
Хотя, на самом деле, очень простой, корректный и деликатный
парень. Грустные глаза, романтик, лирик и любитель северных
пейзажей.
А я как родился Гирей, так им я помру. У меня со всех
сторон наштамповано, что я - следователь. Единственное, что
мне удается играть - это простодушие и еще вот это: "понял,
шеф!"
Нет уж... Давай-ка без разных фокусов - просто и
по-будничному.
Я прибыл в Сараево, выяснил, что Институт Исследований
Высшей Нервной Деятельности находится в пяти километрах от
города, вызвал машину и без приключений до него добрался.
Первый же индивидуум, с которым я столкнулся в радужном
фойе, сказал мне, что понятия не имеет, кто такой Сомов и
где его искать. Но уже шестой заявил, что мне следует
подняться на шестой этаж в лабораторию за дверью номер
шестьсот шестьдесят шесть.
- У вас что, такое немыслимое количество комнат? -
осведомился я.
- Нет, просто у нас тут работают люди с юмором. А
шестьсот шестьдесят шесть - это число антихристово.
- Он там.
- Там их много.., - ответили мне туманно.
Я поднялся на шестой этаж, обнаружил эту дверь. И без
долгих раздумий толкнул ее. Нет, предварительно я стер с
лица всякое выражение.
В комнате было сумрачно, посредине стояло мощное кресло,
а в нем сидел человек с каким-то колпаком на голове, мне
показалось, что человек этот сушит волосы после бани. Я
узнал его с затылка - это несомненно был Сомов Владимир
Корнеевич. Планетолог, член экспедиции к Урану. Собственно,
я его даже не узнал, а почувствовал, потому что затылок его
был под колпаком, и, следовательно, видеть его я не мог.
Еще двое сидели возле какою-то изящного пульта с двумя
экранами, причем, один пялился на свой экран и даже не
обернулся, а другой сидел развалясь в кресле с таким видом,
будто все происходящее его не касается и не коснется
никогда, если будет и дальше так продолжаться.
Заметив меня в дверях, этот второй сморщился и сказал:
- Войдите. Вам кого?
Сомов в кресле не пошевелился, а первый тоже повернулся
ко мне лицом и я даже отпрянул. Два этих типа были
совершенно неразличимы. Такого сходства я еще никогда не
видел.
- Вы войдете или нет? И не смотрите на нас так - мы
близнецы, а вовсе, не ангелы господни, как вы, вероятно,
подумали. Кто вы?
- Я - Гиря, следователь Управления Космонавигации... и
так далее.
- Вы - Гиря? - спросил правый близнец.
- Гиря. А что, это здесь не приветствуется?
- Х-ха! - сказал левый. - Один-один! Меня зовут
Владислав, а его Всеволод. Фамилия у нас одинаковая -
Войтишек. Вы по-чешски не говорите?
- Нет, - признался я. - А что, здесь это принято?
- Ну ладно валять дурака, - сказал правый не то мне, не
то брату. - Вы, как я понял, к Сомову? Он спит. Через минут
десять проснется. Посидите вот здесь.
Я сел на предложенный стул возле пульта. Первый опять
повернулся к экрану, а второй мне дружески улыбнулся, желая,
видимо, подбодрить. Я ответил тем же.
- Вы к нам надолго? - опросил он.
- Нет, кое-что выясню и исчезну. Можно встречный вопрос?
- Пожалуйста. Хоть двести.
- Что вы с ним делаете? - я показал на Сомова.
- Он, - молодой человек показал через плечо пальцем на
брата, - считает, что мы изучаем его спонтанные
подсознательные реакции, сиречь сны, а я считаю, что мы
валяем дурака.
- А почему именно Сомов? Чем вызван столь пристальный
интерес к его подсознанию?
- Если хотите, мы можем и вами заинтересоваться. Шеф
сказал...
- Простить, это кто?
- Шеф - это Шеффилд. Профессор Шеффилд, может слыхали?
- Нет, не приходилось.
- Шеффилд сказал, что Калуца попросил выяснить, нет ли у
него каких-нибудь отклонений.
- Калуца - это кто?
- Странно, - сказал второй близнец, не сводя глаз с
экрана, - вы являетесь в институт и спрашиваете, кто такой
Калуца.
- У меня такая специальность, я ведь следователь.
- Следователь - вероятно, все-таки профессия. А вот
Калуца - это заместитель директора.
- Следователь - это призвание, - сказал я наставительно.
Я позволил себе эту вольность, поскольку эти близнецы были
явно моложе меня. Не следовало класть им в рот палец.
Что касается связи Калуца - Сомов, то очевидно ни тот, ни
другой даже и не пытались ее здесь скрыть. Хотя... Было бы
удивительно, если бы они пытались. И от кого ее тут
скрывать? И для чего?
Я стал наблюдать за экраном. - там бегали какие-то
стрелочки, высвечивались разные цифирьки, цветные пятна
неопределенной формы и так далее.
- Что, интересно? - спросил тот, который сидел ближе.
- Забавно. Ну и как, есть аномалии?
- Какие аномалии? - спросил второй, и я почувствовал в
его голосе настороженность.
- Вы говорили про какие-то отклонения.
- Отклонения не есть аномалии.
- Явных отклонений нет, - оказал первый, - но что-то там
есть. Хотя я склонен это отнести к порокам в самой методике.
- Молчи уж.., - буркнул второй. - Ты бы лучше разобрался
в ней как следует.
- А в чем я должен разбираться? Методика эмпирическая,
база под ней нулевая. Шеффилд таких методик придумает еще
двести штук - что же я во всех буду разбираться? С таким же
успехом можно разбираться в методике, которую придумает наш
посетитель. У вас есть методика?
- У меня есть метода.
- Ну так давайте в ней разбираться.
В этот момент Сомов зашевелился, открыл глаза, окосил их
в нашу сторону.
- Ну, как? - поинтересовался он,
- Так, в общем, ничего особенного. Тут к вам пришли.
Сомов скосил глаза еще сильнее, а потом резко встал.
- Вы ко мне?
- Да, - сказал я. - Где мы, можем поговорить?
- А кто вы?.. А-а... Понимаю. Ну, что же, пойдемте в
коридор, там есть где присесть.
- Жаль, - сказал первый близнец, - а я только собрался
разобраться в вашей методе.
- Ничего, - сказал я, - еще успеете...
Мы с Сомовым вышли в коридор, там было светлее и я
впервые его разглядел как следует. На стереофотографии он
выглядел моложе и.,, как бы это сказать, наивнее, что ли.
Или даже взбаламошнее. А тут передо мной стоял спокойный,
выдержанный человек, имеющий свой взгляд на все и, вероятно,
готовый свои взгляды отстаивать. Этот человек вряд ли пойдет
на поводу или попадется на удочку. Будет держаться ровно,
обдумывать каждое слово. Я бы сказал, что он заряжен. Таких
людей я встречал - их не очень много и это как раз те люди,
которые могут быть только противниками или союзниками.
Вероятно, на них все и держится. Что все? Да все, что ни
есть. Мораль, экономика, стратегия развития общества. Это
люди со сложившейся жизненной позицией. Есть и другие - они
внутренне нейтральны - с ними проще, я для себя это
определяю как затянувшееся детство. Да, так да, нет, так
нет. Есть начальники - пусть решают... Есть закон - какие
разговоры... Потомки разберутся...
А разбираться, как правило, надо здесь и сейчас. Иначе
потомкам придется очень туго, если они вообще появятся.
Сомов был невысок ростом, худощав, волосы темные, глаза
карие. Нос?.. Нос, в общем, нормальный, но что-то в нем было
хищное. А-а-а, понятно, нос ему ремонтировали. Как, впрочем,
и все лицо - ожог или обморожение. Одет он был в костюм
неопределенного цвета и покроя и левой рукой время от
времени трогал кисть правой, как будто хотел поддержать.
Вероятно, перелом...
Ясно было как день, что разговаривать с ним следует
напрямую - без подходов и тонких поворотов. И, видимо, не
следует хватать за язык.
Мы прошли по коридору до ближайшей скамеечки и сели. Для
чего здесь были расставлены эти скамеечки, я не понял.
Вероятно, для таких вот случаев.
- Я вас слушаю, - сказал Сомов после некоторой паузы.
- Я - следователь.
- Я знаю. Калуца предупредил.
- Ага... Гиря Петр Янович.
- Сомов... Владимир Корнеевич.
Эту паузу я отметил. Так, на всякий случай.
- Рад знакомству, - оказал я.
- Я, в принципе, тоже. Предпочитаю на ты и без отчеств.
- Принято.
- "Вавилов"?
- Он.
- Почему? Вроде все уже успокоилось.
Я вкратце рассказал про комиссию, про Шатилова, про шефа
и про себя.
Он почему-то вздохнул, и этим мне понравился. Он понял,
что к чему, и это был первый плюс мне. Потому что этот Сомов
вроде бы не должен понять. Он планетолог, ученый и вряд ли
наши космические страсти могли иметь к нему отношение. Он не
мог быть осведомлен обо всем этом. А, следовательно, с
момента аварии и кончая сегодняшним днем с ним что-то
происходило такое, что он вынужден был расширить свой
кругозор.
- Давай так: ты спрашиваешь - я отвечаю. Если не знаю -
говорю "не знаю". Если не могу ответить - говорю "не могу".
Если не хочу - значит "не хочу".
- Принято. Буду записывать.
Он кивнул. Я мог бы и не предупреждать - имею право. Но
почему-то не захотел этого делать. Дело не в том, что он
играл "в открытую". Эта "открытая" - та еще "открытая"...
Дело было в том, что он дал понять, что не собирается меня
обманывать.
Он скажет только то, что сочтет нужным, и это будет
правдой. С единственной оговоркой. Это будет его правдой.
Потому что истина одна, а правд много. Меня же в данном
случае интересует истина в виде фактов. Тут Спиридонов не
ошибся ни в выборе кандидатуры, ни в том, что отрезал меня
от информации. Теперь я был почти уверен, что информаторий -
его работа. Мой козырь тот, что я гол как сокол. Ничего не
знаю, кроме содержимого официальных бумажек и мнений тех, с
кем успел встретиться. Это значит, во всяком случае, что я
не смогу подсознательно давить на своих контрагентов. Я буду
только фильтровать информацию.
- Начнем? - я включил кристаллофон. - Кто рекомендовал
тебя в состав экспедиции?
- Никто. Скорее всего, я попал в него случайно. Нужен был
планетолог, его искали и нашли.
- Считаешь, что выбор был удачен?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг