например, нарушается адекватность реакций на внешние
воздействия. Внутри каждого человека есть модель внешнего
мира. Больной человек является таковым не потому, что его
личность испортилась, а потому, что внутренняя модель
перестает соответствовать внешнему миру. А это происходит
вследствии нарушения механизмов первичной переработки
информации. Я, по крайней мере, так думаю...
Калуца помолчал, а потом спросил удивленно:
- О чем это мы?!
- Вот и я о том же, - отозвался я.
- Понятно. Это я продолжаю спор со своим внутренним
оппонентом... Кстати, о душевнобольных. Попробуйте
преднамеренно свести кого-нибудь с ума. Скорее сами сойдете.
Болезнь психики - это процесс внутреннего изменения
личности. Если, например, применять психотропные препараты,
то со временем можно добиться успехов, только заранее никто
не может сказать, каких именно. Потому что ни с какими
физиологическими изменениями в мозге невозможно однозначно
увязать изменение свойств личности.
- А чем, собственно, личность отличается от неличности?
- Личность выделяет себя из всего сущего. Умеет
устанавливать отношение типа "мир и я". И всегда знает, где
это "Я" кончается... В продолжение нашей беседы: у Пастера
вообще одна половина мозга была блокирована, а он работал,
да еще как! Уверяю вас, его личность ничуть не уступала
вашей.
- Тут спорить не берусь, - заявил я. - Пастер, все-таки,
- не какой-то там Гиря.
- А что Гиря? Может быть в вас сидит Спиноза, или
Аристотель. Спит, или впал в детство.
- Хотите на карту взглянуть, - вмешался в наш
околонаучный разговор тот парень, которого Калуца назвал
Владиславом.
- Уже готова? Давайте. Очень любопытно...
Калуца отошел и начал рассматривать экран монитора, в
который вставили какой-то прозрачный прямоугольник.
- Может разбудим начальство, - предложил я, полагая, что
это теперь надолго.
Калуца оглянулся:
- Нет, не стоит. Еще минут пять. Пусть отдохнет.
Мне надоело стоять столбом, я вышел в коридор и присел на
ту самую скамеечку, где когда-то сидел с Сомовым.
Калуца действительно вышел в коридор через пять минут.
Почему-то мне показалось, что его настроение изменилось. Он
присел рядом и уставился прямо перед собой. Я молчал,
выжидая. Мимо прошла очень красивая женщина, поздоровалась,
но Калуца не ответил. А я бы, на его месте, поздоровался,
ибо с такими женщинами следует здороваться и ручку им
целовать. Интересно, почему у нас в отделе нет ни одной
женщины? Надо бы поговорить со Спиридоновым...
- Вот что, - произнес наконец Калуца и поморщился, - Дело
в том, что... Скажите, Петр Янович, а у вас проводятся
какие-нибудь медицинские осмотры? Профилактические, или,
там, периодические?
- Конечно. А в чем дело?
- И что, всех осматривают? - Калуца словно бы и не слышал
моего вопроса.
- Поголовно. Летный состав, например...
- Летный состав меня не интересует. Меня интересует
Спиридонов.
- Что-нибудь выяснилось? - догадался я.
- Да, выяснилось, - Калуца поднял глаза. - Выяснилось
очень неприятное обстоятельство. По некоторым косвенным
данным я предполагаю у Спиридонова прединсультное состояние.
Или, что еще хуже, опухоль головного мозга. Точнее сказать
не могу - нужно медицинское обследование. По-моему, он ваши
профосмотры игнорирует уже лет пять, потому что даже
элементарная энцефалограмма показывает, что процесс зашел
слишком далеко. К сожалению, мне не с чем сравнить. Хотя,
впрочем, достаточно редко, но подобные аномалии
энцефалограммы бывают врожденными... Может быть, имеет смысл
прямо сейчас...
Я растерялся.
- Даже не знаю. Он ведь бодренький.., и потом, это же
нужно согласовать...
- Да, - сказал Калуца глухо. - Конечно, это нужно
согласовать. Ибо лицо очень значительное, и надо полагать,
о н и этого случая ждут - не дождутся... Скажите. Петр
Янович, отчего жизнь так устроена? Просто бездарно и
гнусно... Стоит только встретить порядочного человека, как
тут же выясняется, что он ничем тебе помочь не в силах, как,
впрочем, и ты ему.
Калуца еще раз поднял глаза, и теперь я понял, что в нем
изменилось. Просто этот человек смертельно устал, но раньше
он как-то прятал свою усталость, а теперь она, наконец,
нашла выход...
В тот день это было последнее, что я занес в свой
протокол.
Глава 15
В Караганду мы вернулась далеко за полночь, договорившись
собраться на следующий день после обеда и, как сказал
Спиридонов, подбить бабки.
Утром я узнал, что с Марса, наконец, прибыл Сюняев,
причем об этом сообщил мне сам Сюняев. Я в ответ
информировал его и Кикнадзе о ходе следствия и сделал
предварительную оценку результатов.
- Что? - сказал Сюняев. - И это вы называете
результатами? Да вы все тут рехнулись! Вы что, всерьез
верите этому Калуце? Он жулик и шарлатан - это очевидно.
Разговор в подобном ключе мне показался бесперспективным
и я не стал спорить, чем вызвал неудовольствие и недоумение
Сюняева. Он привык, что, став в оппозицию, немедленно
получает щелчок по носу, отчего у него в кровь выделяется
адреналин, и он переходит в активную фазу. Иных способов
перевести его в эту фазу я не знал. Но, честно говоря, не
считал нужным делать это в преддверии "подбития бабок".
Сюняев, однако, получил свою дозу адреналина, завязав
баталию с Зурабом, и к обеденному перерыву активизировался
до такой степени, что готов был лично и в одиночку лететь
прямо к "Вавилову", никуда не сворачивая и не делая
перерывов для отправления физиологических потребностей.
Но, увы, его адреналин пропал втуне. Потому что сразу
после обеда позвонил Спиридонов, приказал трубить отбой и
заняться текущими делами. Сам же он в срочном порядке
отбывает в славный город Париж на конференцию по проблемам
освоения Внеземелья.
- Василий Васильевич, а как же подведение итогов? -
поинтересовался я.
Лицо Спиридонова на экране отразило неудовольствие.
- Я вам не нянька, - сказал он сурово. - Шевелите там
спином , перерабатывайте материал, думайте, поелику это
возможно. Я буду через пару дней. К этому времени весь
материал должен быть систематизирован и подготовлено
аргументированное заключение. Теперь вот что. Гиря, выгони
там всех, я тебе сделаю секретное поручение. Впрочем, ладно,
не выгоняй - все равно растрезвонишь. Но поручение
секретное. А именно: ты лично, до моего возвращения,
подготовь докладную записку коллегии ГУКа по интересующей
нас тематике. Подпись - моя.
- А где я ее возьму?
- Подделай.
- Как это - "подделай"?! - опешил я, - я не умею.
- Научись. Сюняев, кстати, прибыл? Где он там?
- Да здесь рядом болтается.
- Вот пусть и подделает. Он умеет. И после этого
немедленно отправьте записку в главную концелярию Коллегии.
А копию - в Исполнительный Комитет ООН. В титульном списке
укажите оба адреса, ясно?
- Какие еще будут указания? - поинтересовался я. -
Поджечь главный корпус управления не надо?
- Ты, Гиря, дурочку-то не ломай, - посоветовал Спиридонов
ласково. - Делай, что тебе говорят, понял?
- Хорошо, я это сделаю. Но что будет потом, когда
вскроется подделка? И как мы будем выглядеть?
- Это не твоего ума дело.
- В случае чего, я сошлюсь на вас.
- В случае чего ты на меня сошлешься?
- Да хоть чего, - сказал я, совершенно отчаявшись понять,
что затевает Спиридонов.
- Вот когда он наступит, этот случай, тогда и будешь
думать, что делать. Может он и не наступит вовсе - откуда ты
знаешь?
- Еще как наступит. Нам всем дадут по шее...
- И правильно сделают. Но я так думаю, он не наступит.
- То есть по шее не дадут? А ведь мы этого вполне
заслужили.
- Да, конечно, - Спиридонов скорбно поджал губы. - Но я
потом лично все сделаю, если потребуется. То есть на этот
счет можно не беспокоиться.
- Василий Васильевич, а может не стоит ехать на эту
конференцию. Там соберутся ученые с мировым именем, будут
воду в ступе толочь - зачем вам это? Может лучше поехать на
Адриатическое побережье к молодухам? Подлечиться, отдохнуть
как следует?
Спиридонов посмотрел на меня испытующе.
- Что-то я раньше от тебя подобных предложений не слышал.
Это, небось, Калуца тебе напел? Что он там тебе наговорил
относительно моего внутреннего облика?
- Да так, мелочи. Нездоровый цвет лица, нездоровый образ
жизни. Нервная система на грани истощения...
- Врешь и не краснеешь. Стыдно! Я ведь тебя насквозь
вижу. Ладно, потом доложишь. А конференция действительно
очень представительная. Я им доклад сделаю.
- Василий Васильевич, что ты затеваешь? Мутная игра!
- Вот теперь в точку попал. Именно мутная. План у меня,
Петя, простой, как огурец. Хочу, чтобы они задергались и
начали паниковать. Они ведь привыкли, что игра всегда идет
по их правилам. И ожидают от нас каких-то логичных ходов.
Понимаешь, они в своей бюрократической простоте даже не
могут себе вообразить, что я, например, могу поехать на
конференцию и изложить все матариалы нашего дела. А потом
уже поздно будет мне рот затыкать.
- Но ведь это несерьезно, Васильевич! - воскликнул я.
- Именно несерьезно. А почему всегда нужно серьезно?
Почему все бумажки всегда должны быть с печатями? Они,
печати эти, от Бога нам даны что ли? Мы ведь сами их
выдумали, а теперь эти печати владеют нашими душами... Я вот
недавно обнаружил, что если написать вранье, а сверху
поставить печать, то уже как-то и сам начинаешь верить этому
вранью. Ты не замечал за собой?
- Нет, - сказал я не очень уверенно.
- Ну, ты еще молодой - заметишь.
С тем Спиридонов и убыл. А я отправился вправлять
адреналин Сюняеву. После того, как я это сделал, мы с ним и
с Зурабом сели выполнять поручение шефа. Самое странное, что
работа у нас спорилась необычайно, и из под пера Сюняева
выходили фразы удивительной плавности и красоты. Начиналась
записка так:
"Довожу до Вашего сведения, что в результате служебного
расследования по факту аварии рейдера "Вавилов" выявлены
следующие факты..."
После короткого обсуждения фраза была признана вершиной
административного восторга и оставлена, как есть. Далее в
документе были кратко изложены хронология событий и
выявленные факты, после чего следовали выводы и резюме. Этот
документ мы размножили в пяти экземплярах, на каждом из
которых Сюняев виртуозно исполнил подпись Спиридонова. Мы
взяли себе по экземпляру, а оставшиеся два запечатали в
пластиковые конверты и служебной почтой направили в адреса,
указанные Спиридоновым. Следующие два дня мы в том же
составе готовили заключение по делу, а утром совершенно
неожиданно явился Спиридонов, очень свежий и замечательно
бодрый.
- Что это вы тут занимаетесь самодеятельностью? - спросил
он, здороваясь с каждым за руку. - Письма строчите, подписи
подделываете... Это как называется?
При этом рот у него был до ушей.
- Так и вы, Василий Васильевич, тоже хороши, - сказал я.
- Доклады делаете, разглашаете тайну следствия. Как
конференция?
- Какая конференция? - изумился Спиридонов.
- Как какая? - изумился я. - А где вы были?
- Я? На пляже, разумеется. Отдыхал, загорал. И с
молодухами - тоже... Шатилов, кстати, не звонил?
- Н-нет, - произнес я, чувствуя, что у меня как-то
противно засосало под ложечкой.
- Ничего, позвонит еще, - рассеянно сказал Спиридонов. -
Заключение написали?
- Естественно, - сказал Сюняев.
- А где блокнот Свеаборга?
Сюняев достал из внутреннего кармана невзрачный с виду
блокнот и протянул Спиридонову.
- Так, - сказал Спиридонов, проходя в свой кабинет и
устремляясь к сейфу. - Значит так. Папку Калуцы я уже
положил, теперь кладу блокнот и один экземпляр заключения.
Он проделал все это с особой тщательностью, запер сейф и
протянул ключ мне.
- Один ключ у меня, один отдаю тебе. А теперь садимся и
обсуждаем второй экземпляр заключения. Они, кстати,
идентичны?
- Разумеется, - ответил Сюняев. - я лично размножал.
- Тогда поехали. Садитесь.
Мы сели в рад напротив стола Спиридонова, он подошел к
окну и раскрыл его настежь.
И в этот момент в кабинет влетел Шатилов.
- Ты! - заорал он прямо с порога, устремляя гневный взор
на Спиридонова. - Ты что творишь, м-мерзавец!?
Спиридонов круто повернулся. В его лице произошли
разительные перемены. Спиридонов слегка сгорбился, кисти рук
сжались в огромные кулаки - теперь он стал похож на
волкодава.
- Что ты сказал? - произнес он. - Ну-ка повтори, Олежек,
а то я что-то плохо стал слышать... Значит, я мерзавец? А
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг