все так просто.
- Ладно, - сказал он, - пусть ты прав, но какое отношение
имеет мой однофамилец ко всему этому?
- Да самое прямое. Он в эту систему не вписался, и она
его вытолкнула. Нет прописки - не берут на работу. Нет
работы - не прописывают. Все, он вне закона! Болтался,
болтался, пока не спился. Бабка - это его дальняя
родственница - нашла, как-то прописала у себя, да теперь что
толку:
- Ага! - Петров начал горячиться. - Можно подумать, у
буржуев таких нет.
- Во первых, у буржуев нет прописки... Есть, конечно. Но
у них это неизбежно и, в каком-то смысле, даже естественно.
А у нас? Мы ведь строили светлое будущее, где человек
человеку брат и сват. Или уже не строим? А тогда что же мы
построили? Капитализм, социализм... Исторический выбор...
Это же надо, оказывается, семьдесят лет назад за меня уже
все решили. Интересное дело, меня теперь даже и не
спрашивают! Семьдесят лет что-то строим, строим - может быть
пора и жить начинать?..
Петрову все эти рассуждения не понравились, хотя он, как
ни старался, не мог придумать какие-нибудь подходящие
возражения. В голову лезла какая-то дрянь. Особенно донимал
лозунг, вынесенный из глубокого детства: "КПСС - ум, честь и
совесть нашей эпохи!" Ну, ладно, пусть ум, пусть честь и
совесть. Дальше-то что?..
Они с Виктором подошли к остановке. На остановке никого
не было. Виктор закурил и стоял молча, пуская дым вверх.
- Да ты иди, я сам доберусь - сказал Петров, хотя, если
говорить честно, он вовсе не желал, чтобы Виктор уходил.
Улица была пустынна, район незнакомый - ВЕЛО ли что... А
кроме того, Петрову все же хотелось что-то возразить, найти
аргументы за то, что все не так безнадежно, но ничего
путного в голову не приходило. Наверное потому, что он,
Петров, не экономист. Был бы экономист, он бы нашелся, что
ответить.
Автобуса все не было, а Петров все пережевывал тезисы
Виктора, и чем больше он их жевал, тем отчетливее понимал,
что экономическая наука тут непричем. Она начинается позже,
когда установлены постулаты, описывающие свойства
экономических субъектов, А уже потом из этих постулатов
можно выводить теоремы и их следствия. Петров когда-то читал
Маркса - там все было по порядку. Сначала постулаты,
обоснованные с житейской точки зрения, то есть с позиций
здравого смысл а, а уже потом труд, продукт, рента,
кризисы... И дальше - политика. А у нас? Сначала политика, а
из нее - все, что душе угодно. Хочешь - коллективизация,
хочешь - индустриализация, а хочешь - тридцать седьмой год,
и концы в воду!
"Интересно, - подумал Петров, - а у нас они есть, эти
самые экономические субъекты? И кто они такие? Но уж я-то не
субъект - это точно!"
И вот тут он разозлился. Почему-то. И неизвестно, на
кого. Это было что-то новое, Петров стоял, подпирал стойку
навеса, и его просто трясло от злости. На все подряд. На то,
что не едет автобус, на бюрократов, сидящих в конторах и
высасывающих из пальца планы и валы, на все эти дурацкие
правила, по которым он жил до сих пор, и которые не давали
жить его однофамильцу. Он был зол и на самого себя за то,
что дожил почти до тридцати лет и ни разу ни у кого не
спросил, почему все так по идиотски устроено, что никто
никого ни о чем не спрашивает, а тем временем это все течет
неизвестно куда и неизвестно зачем...
Автобуса все не было. Вполне возможно, что его не было
случайно, но Петрову все больше и больше казалось, что его
нет в плановом порядке. Кто-то где-то решил, что сегодня
автобус ехать не должен. Почему? Это не известно. И не очень
важно. Если есть план, то объяснений не требуется. План надо
выполнять - расходитесь граждане, не заслоняйте другим
светлые перспективы! Точно так же, если положено платить
оклад, то его нужно платить. Потому, что есть фонд
заработной платы, и его нужно израсходовать. Деньги отпущены
и должны быть истрачены до последней копейки. Запущен некий
механизм, в котором тормоза не предусмотрены. И теперь
никто, даже сам генеральный секретарь не может его
остановить. Механизм стал умнее своих творцов, он
самоусовершенствовался, проэволюционировал, и люди над ним
больше не властны!
Петров подумал, что еще немного, и он сойдет с ума.
"Все, - подумал он, - теперь все. Либо автобус приедет,
либо нет. Если приедет, значит я еще что-то могу. Вот здесь,
на этой самой остановке, я должен показать этому скотскому
механизму, что я плевать на него хотел!"
И тут появился автобус. Он надвигался как огромная
свинья, урча и хрюкая от удовольствия. Как же. от него,
зависело будущее мира!
Петров поднял руку.
Но автобус не остановился. Он был загружен под завязку и
проскочил остановку на полном ходу, даже не заметив, что там
стоит какой-то Петров со своими мыслями.
Петров погрозил ему вслед кулаком. Он понял, что вот как
раз этот-то автобус и запланирован, но не запланирована его,
Петрова, посадка. И теперь, чтобы хоть как-то остаться
человеком, он должен сам что-то предпринять.
"А что я могу сделать? - подумал Петров обреченно. -
Ждать следующего? А если и он не запланирован? Что, так и
подохну на этой остановке?.."
Он вдруг сорвался с места и бросился вслед за автобусом.
- Ты, куда? - крикнул Виктор и побежал следом. Петров на
ходу оглянулся.
- Все, все.., уходи домой.., я доберусь!
Но Виктор его таки догнал.
- Ты что, очумел? Куда бежишь? - произнес он, с трудом
переводя дыхание.
Петров стащил плащ, скомкал его и сунул под мышку.
- Все нормально, - сказал он. - Ты меня не провожай. Мне
надо самому... Иначе эта канитель никогда не кончится.
- Какая канитель?!
- А вот вся эта. Пока каждый из нас не начнет ходить
своими ножками, а будет стоять на своей остановке и
проклинать расписание, все это будет продолжаться. Так что,
бывай здоров.
- А-а... Ну, да. Понял, - Виктор улыбнулся. - Это ты
верно заметил. Тогда что же.., бывай. Заходи. Адрес запомнил?
- Найду.
- Ну, пока.
- Пока. И они разошлись в разные стороны.
-----
На следующий день Петров явился на работу, и только тут
вспомнил, что забыл в гостях портфель. Нужно было печатать
новые листинги. Петров это сделал, вернулся на рабочее место
и углубился в изучение программы.
Очень скоро он понял, в чем дело. Отрицательные зарплаты
явились следствием отрицательных премий. Последние же
возникли при помощи алгоритма, заложенного в программу,
путем вычитания из фонда заработной платы крупной суммы
штрафов за недопоставку и невыполнение договоров, а также
сумм, пошедших на переплату за сверхурочные работы. В деле
фигурировали также какие-то неведомые проценты за
просроченный кредит и еще какие-то уже совершенно
зубодробительные бухгалтерские штучки. В результате, чисто
формально, премиальный фонд стал отрицательным. Петров,
разумеется, во всей этой кухне ни бельмеса не понимал, но
сам алгоритм сведения баланса знал почти наизусть. Ввод в
строй его программы был приурочен к грандиозной кампании по
переводу предприятия на хозрасчет, и когда бухгалтерия в
муках рождала данный алгоритм, она и понятия не имела, на
что он способен в благоприятной ситуации. Премия делилась
стандартно: пропорционально окладам, но для простых смертных
существовали кое-какие ограничения, а для некоторой
категории лиц ( включающей, между прочим, и директора) такие
ограничения отсутствовали. И вот - кода! Отдельные премии
превысили оклад, а поскольку были со знаком минус,
результаты работы алгоритма проявились, как говорив Поэт,
весомо, грубо и зримо.
Когда Петров разобрался в причинах и истоках, его даже
пот прошиб! Действительно, его программа считает заработную
плату, а надо считать заработанную. А как её можно
посчитать? И кто может определить, действительно ли его
сотруднички сделали за этот месяц что-либо полезное? А если
нет, то за что им тогда платить? Но почему же никто не
суетится и не пытается выяснить это, а, наоборот, все сидят
от аванса до получки и обратно. Может быть, как раз, и в
магазинах пусто оттого, что вся страна ничего не делает, а
только сидит и получает свои оклады? Пусть не все, но уж
какая-то достаточно значительная часть? А может быть, все
делают не то и не так! Почему же никто не кричит об этом? И
не пора ли об этом сказать вслух?
"Кажется, уже пора, - подумал Петров. - Колбасы нет,
носков нет, скоро и хлеб, наверное, кончится... Пора."
Оставалось, правда, непонятным, кто будет слушать его,
Петрова, и не будет ли его крик "гласом вопиющего в
пустыне". Однако и сама решимость дорогого стоила!
Приняв решение Петров облегченно вздохнул. Пора - значит
пора, и только. Будет случай - он крикнет.
Петров еще раз глубоко вдохнул, но выдохнуть не успел,
потому что женско-бухгалтерский коллектив вдруг разом
прекратил шушуканье, дверь в комнату отворилась, и к столу
Петрова тяжелой походкой приблизился Иван Кузьмич Кожемякин
- зам главного бухгалтера по политической части и
непосредственный начальник. Женщина, сидевшая за соседним
столом, немедленно вспорхнула, понимая, что разговор,
который сейчас состоится, будет носить конфиденциальный
характер.
Кожемякин взял освободившийся стул, придвинул его к столу
Петрова, прочно уселся, поерзал немного и тяжело вздохнул.
Петров терпеливо ждал. Он уже догадался, зачем здесь
появился товарищ Кожемякин, что тот сейчас скажет, но что
будет отвечать он. Петров, еще не знал.
- Ну, так что? - вдруг поинтересовался Кожемякин. - Как
идут дела?
- Нормально, - сказал Петров.
- Когда будет ликвидировано чепе?
- Какое чепе? - притворно изумился Петров.
- Вы - вот что.., - Кожемякин сморщился. - Отвечайте по
существу. Завтра нужно ввдавать зарплату коллективу, а
ведомостей нет. Чепе! Мы не можем допустить... Так я вас
спрашиваю: когда будут готовы ведомости?
Петров молчал. Он решался. Это был тот самый момент. Или
- или. Или сейчас, или неизвестно когда... И он решился.
- А в чем, собственно, дело? Ведомости готовы. Кожемякин
начал медленно багроветь.
- Эти ведомости неверные. Они неправильные и
недействительные,- сказал он терпеливо. - Я вас спрашиваю,
когда будут готовы правильные ведомости?
Да, это был его час. Петров понял, что сейчас за разумное
время никто.кроме него, не может сотворить новые ведомости.
А он может. Но может и не сотворить. И не сотворит!
- Я что-то не понимаю, - сказал он. - Я проверил
программу. Никаких ошибок в ней нет, она реализует тот
алгоритм, который был вами утвержден.
- Вы мне тут дурочку не ломайте! - взорвался наконец
Кожемякин. - Алгоритм!.. Нет такого алгоритма, чтобы
директору зарплату не давать!
- Но у меня нет другого алгоритма!
- Как это - нет?! Вы специалист, или не специалист?
Подкрутите там что-нибудь в своей машине, подвинтите, но
чтобы к вечеру ведомость была!
- При чем тут машина?
- А при том!.. Что хотите делайте, но чтобы к вечеру как
штык... Ясно?
Петров впервые в жизни ощутил, как все его нутро
наполняется неистовой, дикой злобой на этого старого идиота,
который всю жизнь кем-то командовал, а теперь пытается
изобрести машинные команды...
- Нет, не ясно, - произнес он еде одеркжваясь. чтобы не
закричать. - Я не понимаю, о чем речь. Вы что, хотите, чтобы
я с потолка взял исходные данные и ввел в машину?
- Это уж ваше дело, откуда их брать.
- Извините!.. Вы меня толкаете на преступление! Кожемякин
даже подпрыгнул на стуле:
- Я? Тебя?! Да кто ты такой, чтобы я тебя толкал?
Смотри-ка ты, какая цаца...
- В таком случае идите и сами считайте зарплату как
хотите. А я на подлог не пойду.
- Что-о?! - Кожемякин вскочил и навис над Петровым.
Петрову показалось, что Кожемякин его сейчас проглотит. Но
тот поступил нелогично. Вместо того, чтобы глотать Петрова,
он опустился на стул, достал из каршна платок и начал тереть
им вспотевшую лысину. В его глазах появилась какая-то
собачья тоска.
- Сопляк.., - прошептал он. - Господи, ну, зачем мне
понадобились эти эвээмы... Ведь жили и горя не знали... Ну,
на кой, спрашивается, черт они нам понадобились!?
- Вам плохо? - участливо спросил Петров.
- Плохо мне. Плохо!.. Неужели ты, стервец, не понимаешь,
что отрицательных зарплат не бывает?! Не понииаешь?
Петров поджал губы и пожал плечами.
- А я тебе говорю: не бы-ва-ет!
Петров понял, что если он останется здесь еще минуту, то
все пойдет прахом. Он не выдержит, пожалеет Кожемякина, а уж
дальше... Поэтому он схватил портфель и опрометью бросился
вон из комнаты.
- Куда?! Стой, я тебе говорю! - завопил Кожемякин, - но
Петров в это время уже форсировал последний пролет лестницы.
Он выскочил из проходной, свернул налево и кинулся вдоль
по улице. Ему представилось, что сейчас за ним будет
организована погоня, его поймают, свяжут, скрутят и доставят
обратно. И под пыткой заставят сделать такую ведомость,
какую надо.
Петров добежал до перекрестка, свернул наперерез
какому-то "Жигулю", услышал надрывную трель милицейского
свистка и только после этого остановился. Перекресток был
охраняемым. К нему приблизился милиционер и строго
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг