жили, - добавил он неуверенно.
- В каком смысле?
- А не знаю... Веселей как-то. И дружней. Цель была, что
ли?
- Да уж... Жилии - не тужили, - поддакнул Петров. -
Особенно весело жили, когда этот верный ленинец последние
годы доживал. Я учился тогда - веселились до упаду! А потом,
когда хоронить начали, сразу все посерьезнели.
- Зато теперь живем и радуемся! Демократия, гласность,
плюрализм... и этот, как его... А! Популизм!.. Все рыскают
по магазинам, ищут, где талоны отоварить. И вот, обрати
внимание, никто работать не хочет, а наоборот, хочет нагреть
своего ближнего.
- Ерунда. Работать хотят - коммунизм строить надоело.
- Ну, как же! Этот ему апельсины или, там, розы на базаре
втридорога торгует, а тот, обратно, за сотни копеечную
деталь от "Жигулей" втюхивает. И оба рады до полусмерти!
Неужели непонятно, что никакая коммерция не поможет, если
работать не будем? Сколько наработаем, столько и
потребим - никто нас задарма, как поляков, кормить не будет.
У нас Бжезинского в Штатах нету!
- Что это тебя понесло? Бжезинского приплел...
- Да так, - зло сказал лейтенант, - надоело! Сам не знаю,
что плету... Пойдем, глянем, кто это?
- Кто - кто? - не понял Петров.
- Ну, памятник этот.
- Дался он тебе...
- Пойду, - произнес лейтенант, поднимаясь, - повышу свой
культурный уровень.
Он не спеша двинулся по аллейке к памятнику, обогнул его
слева и остановился в небрежной позе. Однако через несколько
секунд поза лейтенанта изменилась - он задрал голову так,
что фуражка упала назад, потом подпрыгнул, быстро подхватил
эту фуражку и рысью побежал назад.
Петров вскочил со скамейки и быстро пошел навстречу
лейтенанту, лицо которого выражало самую крайнюю степень
удивления, какую только можно выразить на лице. Лейтенант
два раза споткнулся, причем оба раза вынужден был ловить
фуражку, никак не желавшую оставаться на голове, а когда
приблизился, закричал, слегка заикаясь:
- С-слушай, там... Н-ну, дурдом!.. Там Петров!
- Какой Петров? - удивился Петров.
Лейтенант, не отвечая, схватил его за рукав и потащил к
памятнику. Петров упирался, но не очень активно.
К постаменту с той стороны, куда был обращен лицом
памятник, прикреплялась мраморная доска с отбитым низом, на
которой выпуклыми рельефными буквами было написано: "Петров
Вадим Сергеевич". И ниже: "Участник... Родился
в...". Низ доски был отбит столь удачно, что ни дату
события, участником которого был означенный Петов, ни дату
его рождения, а тем более дату смерти, установить не
представлялось возможным.
Однако то, что прочитал Петров на этой табличке, по силе
воздействия не могло идти ни в какое сравнение о тем, что он
увидел, подняв глаза выше.
Никакого памятника на постаменте не было, а вместо него
стоял некий индивидуум в сюртуке, с тростью в одной руке и
шляпой - в другой. К чести его, он стоял довольно
неподвижно, а поскольку вся одежда, лицо и руки были покрыты
бронзовой краской, то издалека он вполне мог сойти за
бронзовую фигуру.
Петров довольно долго стоял, задрав голову, словно
соображая какое междометие наиболее адекватно отразит его
внутреннее состояние. А "памятник" тоже стоял неподвижно -
двигались только глаза, и все больше кривился рот.
Наконец он не выдержал и прошипел:
- Ну, что уставился как придурок? Иди отсюда!
Лейтенант, стоявший рядом с Петровым, пришел в себя
первым.
- Эй, ты - ты что там делаешь? - поинтересовался он.
- Не видишь, что ли? - буркнул "памятник". - Стою...
Стукни-ка своего друга по башке - может из него тоже
что-нибудь вылетит, - посоветовал он.
Теперь дар речи вернулся и к Петрову.
- Послушайте.., - сказал он и сглотнул слюну, - Зачем
это?.. Вы же не,.. Я не понимаю...
- Вырастешь - поймешь, - "памятник" воровато оглянулся по
сторонам и изменил позу, - Мужики, я вам серьезно говори:
валите отсюда. Сидели же на скамейке - идите, еще посидите.
- А мы уже насиделись, - заявил лейтенант. - Сдается мне,
что ты грубишь и нарушаешь общественный порядок, имей ввиду
- я при исполнении.
- Чего-о? Да мне на тебя начхать! Тоже мне... Я, если
хочешь знать, сам тут при исполнении.
- Ну?! Ай-яй-яй... И что же ты исполняешь? - лейтенант
глянул на Петрова и, подмигнув, строго добавил. -
Хулиганству у нас бой - понял?
- Ты меня на "понял" не бери, понял! - "памятник" еще раз
огляделся по сторонам, потоптался, словно бы разминая
затекшие ноги, и присел на корточки.
Его бронзовое лицо показалось Петрову знакомым. Где-то он
его видел...
- Слушайте, мужики, дайте закурить, - сказал "памятник".
Пятый день стою - уши пухнут.
- Да кто же тебя тут держит?! - лейтенант повысил голос.
- Краской намазался, шляпа, тросточка: Что ты из себя идиота
корчишь! Ты что - неформал?
- Слушай, заткнись, пока я тебя вот этой штукой по балде
не огрел, - "памятник" погрозил тростью, потом
демонстративно сплюнул, и плевок пролетал в опасной близости
от головы Петрова.
- Ну-ка, слазь! - приказал лейтенант. - Слазь, говорю!
Ишь ты, распоясался. Я тебе поплююсь! Слазь немедленно!
- А вот не слезу - что тогда?
- Вызову наряд милиции - они тебя живо снимут и поставят
в другом месте.
- Плевал я и на тебя, и на них. Я памятник - понял?
Выполняю общественные функции.
- А-а-а.., - протянул лейтенант, - ну, тогда - понятно.
Тогда стой. Но только чтобы никаких антиобщественных
проявлений - ясно?
- Заметано, начальник! А закурить дадите?
- Нет, мы не курим, и тебе не советуем... Памятникам в
СССР курить запрещено. А детям - тем более.
Петров все никак не мог прийти в себя. С одной стороны,
происходящее казалось ему смешным, а с другой, походило - на
какой-то сюрреалистический фильм. С третьей же стороны, в
этом памятнике было нечто зловещее. Какой-то намек на что
противоестественное, окаменелое и нелепое. И бессмысленное.
Лейтенант же, казалось, ничего этого не чувствовал, а,
наоборот, ему было интересно и весело играть роль недалекого
стража порядка.
- Кстати, а чей ты памятник? - поинтересовался он.
"Памятник" ткнул своей тростью в мраморную доску:
- Читать умеешь? Читай.
- Тут написано - Петров.
- Раз написано, значит так оно и есть.
- А кто он, этот Петров?
- А твое какое деяо?
- Просто интересно, - продолжал лейтенант обхаживать
"памятника", - Петровых вон сколько, а памятник не каждому
ставят.
"Памятник" хмыкнул, уселся на постамент и свесил ноги.
Потом снял шляпу, надел на трость и начал вертеть. Вид у
него был довольно легкомысленный и бесшабашный.
- Интересуешься, значит? - сказал он. - Ладно, так и
быть, скажу. Петров - это я.
- Ты?! Не понял!.. Вот этот Петров B.C., участник... -
это ты?
- Да, участник. А что, нельзя?
- Почему - нельзя... Можно. В чем же ты участвовал?
- В чем-нибудь, да уж непременно участвовал. А на вывеске
и не значится ничего. Сказано - участник, вот я - он самый и
есть.
- Ты что же, сначала поучаствовал, а потом сам и встал?
"Памятник" выразительно посмотрел на лейтенанта, потом
покрутил пальцем у виска и сказал:
- Ну, ты, брат, совсем... Ни в чем я не участвовал.
Подумай своей тупой башкой, как я мог быть участником, если
я - памятник?
- Зачем же ты тут стоишь?
- Зачем памятники ставят. Чтобы помнили.
- А может быть ты просто так... Скульптурная группа.
- Сам ты - группа! - разозлился "памятник". - Сказано
ведь - памятник. И написано - кому.
- Поня-атно, - протянул лейтенант, и было заметно, что он
мучительно подбирает новый вопрос, но все вопросы, ввиду
полной абсурдности ответов, куда-то улетучились.
Теперь пришла очередь вмешаться Петрову. Но он не мог.
Его мозг словно бы одеревенел. Наконец Петров пересилил себя
и произнес:
- Простите, но раз уж мы, так сказать.., то не могли бы
вы пояснить, что именно сделал этот Петров, зa что именно
ему полагается памятник?
- Да черт его знает! Я уже и не помню толком.
- То есть как это, ты не помнишь? - вмешался лейтенант, -
Ты памятник, или не памятник?
- Ну, памятник.
- И не помнишь?
- Так это когда было-то... В начале века.
- Как в начале? - теперь лейтенант начал выходить из себя
всерьез. - Ты говори-говори, да не заговаривайся!.. В начале
века... Как же ты дожил до сегодняшнего дня?
- А с чего ты взял, что я дожил?
- Ты что - покойник?
- Сколько можно долдонить, я - памятник. Был бы я живой,
кто бы меня памятником поставил! И хорош бы я был...
Лейтенант растерянно глянул на Петрова и пожал плечами.
- Я сейчас чокнусь, - сказал он. - Бред какой-то... Да
он, верно, сам сумасшедший... Слушай, ты, как там тебя, ты,
случайно, не из психушки?
- Дурак, - флегматично ответил "памятник" и укоризненно
покачал головой. - И как только таким форму советского
милиционера доверяют?.. Ладно, будь по-твоему: я -
сумасшедший. А здесь кто должен стоять?
- Кто.., - лейтенант опять посмотрел на Петрова и еще
более растерявшись, добавил. - Откуда я знаю. кто... Этот,
наверное, настоящий Петров. То есть, как его.., памятник.
- А я кто, по-твоему?
- Ты - живой мужик.
- Почему ты так решил? Что во мне такого живого?
- Так ведь руками-ногами шевелишь...
- Х-ха! Вон экскаватор тоже кое-чем шевелит. Что, он тоже
живой?
- Вот черт! - в сердцах воскликнул лейтенант и пихнул
Петрова в бок. - Скажи ты ему что-нибудь. Чем там живое от
неживого отличается?
Петров пожал плечами. С ним происходило что-то
непонятное. Время от времени перед его глазами словно бы
возникала какая-то занавеска, или кусок полиэтиленовой
пленки, мир сразу делался нерезким и мутнобелесым. Потом
занавеска шла волнами и исчезала. Но не успевал он
сосредоточить свое внимание на чем-нибудь определенном, как
мир снова расплывался.
- Ну, чего ты? - сказал лейтенант, заглядывая Петрову в
лицо. - Плохо?
- Нормально.., - выдавал Петров и сделал такой жест,
словно бы хотел сдвинуть занавеску.
Самое интересное, что занавеска действительно сдвинулась,
и он увидел перед собой ухмыляющуюся физиономию "памятника".
Теперь Петрову стало легче, он вспомнил, о чем шла речь и
сказал:
- Вы ведь нас слушаете, возражаете нам, то есть думаете.
Совершенно непонятно, почему вы считаете себя неживым?
- Честно говоря, я и сам толком не могу объяснить, почему
это так, но то, что это так - ручаюсь.
- Он ручается! - воскликнул лейтенант. - Раз неживой,
значит покойник. А покойники ни за что не ручаются.
- Слушай, а на тебя не зря погоны надели, - ехидно сказал
"памятник". - Вон дом стоит неживой - он что, покойник?
Петров попытался воздействовать на "памятника" еще
несколькими аргументами в пользу того, что тот все же живой,
но "памятник" всякий раз изыскивал контрдоводы, и под конец
Петров вынужден был отдать себе отчет в том, что отличить
живое от неживого нет никакой возможности. По крайней мере,
он сделать это убедительным образом не может.
"Памятник" сидел на постаменте и разглагольствовал теперь
на самые отвлеченные темы, опровергая свой собственный тезис
о том, что он неживой. При этом "памятник" жестикулировал,
почесывал себе то нос, то щеку, отчего бронзовая краска на
лице местами пообтерлась, и он стад походить на трубочиста,
каким тот описан у Ганса Христиана Андерсена. Что касается
лейтенанта, то последний выбрал какую-то странную тактику:
вопросов больше не задавал, сочувственно поддакивал, кивал,
и попеременно сдвигал фуражку то на затылок, то на лоб.
- ...У нас, у памятников, жизнь вообще сволочная. Ни тебе
профсоюзов, ни льгот, - вещал "памятник", - а на законы
плюют. На постаментах расписываются, кому не лень, и рисуют
всякую похабщину. А что здесь творится вечерами - это, ты
меня извини! Тут вот, прямо на газончиках и располагаются...
С одной стороны на троих разливают, а с другой - плащик
подстелят и... Неформалы гуртуются, другой раз послушаешь -
уши вянут, днем бабки о внуками гуляют - эти все про пенсии,
очереди и цены. Представляю, о чем в этих очередях
толкуют!.. Между прочим, фарца здесь каждый день крутится.
Торгуют всем подряд: тряпками, книжками, кассетами, даже и
марафетик циркулирует, а милиция ушами хлопает... Короче,
разболтался народ.
- Да, - подтвердил лейтенант, сдвигая фуражку на нос. -
народ выходит за рамки...
- Точно! И погода - дрянь. То дождь, то снег, а стой,
хоть тресни. Вон. в углу, видишь? Помойка, кругом мусор, а
сверху еще и кислота льется... Но самое главное, не могу
понять, зачем им нужно постамент расписывать. Если ты
писатель - заведи себе личный постамент и пиши, сколько
влезет!.. Птицы гадят, и люди туда же... Во, погода вроде
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг