Сергей Другаль
ОСОБАЯ ФОРМА
Й_________________________________________________________________________»
є Авт.Сб. Василиск - Свердловск, Средне-Уральское кн. изд-во, 1990, 288 с.є
є ISBN 5-7529-0301-7 є
є OCR and spellcheck by Andy Kay, 17 November 2001 є
И_________________________________________________________________________ј
Капитан, он и есть капитан. О нем если писать, то только на нотной бумаге
в мажорных тонах. Но и не только он, каждый член нашего экипажа имеет
заслуги перед человечеством. Вообще, это не трудно: помог ты кому-нибудь,
накормил голодного, посадил дерево или выручил из беды, вот ты и заслужил
перед человечеством. И неважно, сколько народу о твоем добром деле знают,
хоть бы и ты один. Ты ведь тоже из человечества...
Это я все к тому, что на Сирене мой друг физически сильный и очень
волевой Вася Рамодин спас экипаж. Именно на Сирене - так мы назвали планету
- в полной мере проявились Васины способности. Если бы не он, то не знаю,
что делал бы и сам капитан. Даже капитан попал там под чуждое влияние.
Надо сказать, что Сирена вращалась в стороне от нашего пути, но когда мы
вынырнули из подпространства и огляделись, то обнаружили, что не туда
прибыли. Это случается. Не то что один человек, но и целый коллектив может
не туда заехать. Выяснилось, что отдельные неполадки были в системе
ориентации звездолета и один двигатель не тянул, а другой самопроизвольно
впадал в форсированный режим. На всякий случай капитан подвел корабль к
ближайшей планете - это и оказалась Сирена, - вывел его в инерционный полет
на круговую орбиту и послал нас в обычную разведку. Капитан же, навигатор,
оба механика и ремонтник Вася остались на корабле наводить порядок. Мы
высадились на планету, поставили, как положено, защиту вокруг катера и
приступили было к работе... Тут, для того чтобы дальше было понятно, я
прервусь и воспользуюсь записями в памятных браслетах. Такой браслет,
фиксирующий звук, а при необходимости и изображение, есть у каждого
разведчика. В него можно наговорить свои впечатления от увиденного. У Васи в
коробочке лежат эти розоватые, подобные аметистам кристаллики, и он иногда
перебирает их. При этом на его выразительном лице возникает странная улыбка
и видно, что его обуревают сложные, вряд ли поддающиеся расшифровке чувства.
Вася знает, что я пишу эти заметки в назидание грядущим поколениям, он
кое-что читал, ибо я всегда дарю ему опубликованное. По моей просьбе он и
принес кристаллы, а воспроизводящий аппарат у меня свой. Я не стал
прослушивать при нем, и Вася вскоре ушел, поскольку беседа в тот вечер у нас
не клеилась. Вася очень уважает меня, но все же смотрел с сомнением, словно
хотел сказать: как-то ты из этого сюжета выпутаешься, хватит ли у тебя
мужества быть беспощадным к самому себе, как того требует истина? Сомнения
его имели почву, но если самокритика наше оружие, то пусть не скажут
потомки, что мы не умели им пользоваться. Мне было трудно писать о событиях
на Сирене, но я преодолел себя, как это сделал бы на моем месте каждый член
нашего экипажа... Итак, Вася ушел, а я вложил кристаллик в гнездо, нажал
кнопку и услышал собственный голос. Меня легко узнать: эль я вообще не
произношу, а вместо эр издаю глухое рычание. Попалась примерно середина
моего разговора с капитаном.
-...Я вчера по очереди вызывал каждого из вас. Все здоровы - это видно на
пульте охраны, но несут сплошную околесицу. В чем дело?
- Капитан, - раздается мой голос, - за других не отвечаю и, о чем это вы,
понять не могу. Лично я очень почитаю вас и, как бывшему вожаку стаи (в этом
месте отчетливо прослушивается скрежет зубов капитана), скажу откровенно: я
счастлив. Мне разрешили чесать пупок и шею возле нижней губы. И я чешу. Вот
и сейчас... Ах, капитан, я не хочу ни с кем делиться, но прилетайте, может
быть, и вам разрешат...
- У меня не чешется, - закричал капитан. - Ты слышишь, Василий, они там
все с ума посходили. Требую немедленно вернуться на катер. Всем вернуться!
Объявляю общий сбор. У себя в каюте можете чесаться сколько угодно. Хоть до
крови!
- Капитан, разве я стал бы говорить об этом, если бы я себя чесал... Это
мой пухленький джигит. Или, как говорит Лев, пуджик. Красиво звучит, а?
- Стыжусь! Галактически стыдно! - капитан отключился.
И снова мой воркующий голос:
- Глупенький, сердится по пустякам. Видимо, завидует. Мне сейчас многие
завидуют. Вон Льва Матюшина еще только до созерцания допустили, а я...
Я прослушал памятные кристаллы всех, кто был со мной на Сирене, и забытые
голоса моих товарищей целый месяц будили воспоминания о прошедшей молодости.
И мне захотелось отдать всю свою известность, стереть свое имя с
многочисленных монументов и пьедесталов, лишь бы помолодеть хоть на
десять... нет, я хочу сказать - на двадцать, нет, лучше на двести лет... О
чем это я? Ах да, выслушал, значит, я каждого, сделал выписки, сгруппировал
и систематизировал все, как положено, и напросился в гости к капитану.
Капитан заведовал кафедрой групповой зоопсихологии в жлобинской школе
первооткрывателей, куда мы и прибыли с Васей на леталке, которая положена
ему как вице-президенту Академии наук.
В связи с нашим приездом капитан послал первооткрывателей - у каждого в
рюкзаке 60 кэгэ щебенки - на прогулку по сильно пересеченным окрестностям,
прочитал мои предварительные заметки и нашел, что по-крупному я нигде не
погрешил против истины. Но отдельные моменты нуждаются в уточнениях. Потом
капитан устремил светлый взор в прошлое.
- Молодость, она всегда прекрасна. Я и не заметил, как она прошла. Вася,
ты помнишь матч - мы против сборной Теоры? Ты был тогда в форме. Мы все
тогда на высоте были. А наши выступления на Ломерейском кулинарном
празднике?..
- А Лев Матюшин, - встреваю я, - сейчас руководит хором мальчиков в
Кривом Роге.
Капитан усмехнулся моей наивной попытке управлять ходом беседы:
- На Сирене Лев пел, другие пуджикам пупок чесали. А космофизик (вообще
это был астрофизик, но за сверхъестественную бороду его звали космофизиком),
помнишь, самый дисциплинированный из нас, тот дворец строил. Ты в своих
записках пропустил, а мне он, помню, заявил по рации: "Пока дворец не кончу,
никуда не уйду. Мой пуджик должен жить во дворце".
Вася, привыкший в научных дискуссиях резать правду-матку в глаза, вдруг
почувствовал обиду за меня.
- Дворец еще так-сяк. Некоторые перед пуджиками вприсядку плясали.
Капитан окаменел лицом, и целую нескончаемую минуту тянулась пауза.
Наконец он овладел собой, ноздри обмякли, и снова в приятные локоны улеглись
волосы на темени.
- Я буду последним, кто забудет об этом. О том, что ты, Вася, для меня
сделал. Да, я, можно сказать, плясал под чужую дудку, и ты остановил меня.
Спасибо тебе за то! - капитан и Вася обнялись, чего раньше в принципе быть
не могло: рукопожатие перед уходом в опасный поиск - вот все, что позволял в
экипаже капитан. Это не от суровости, просто он таким был.
Мы долго сидели втроем, уже охрип от мурлыканья и смежил очи двухголосый
теорианский котенок, уже ушли спать маячившие неподалеку пра-пра-правнуки
капитана, которые еще днем прикатили для нас арбуз и принесли цветы, а мы
все беседовали в беседке и вспоминали.
Капитан был демократичен от природы и не относился к тем руководителям,
которые любят говорить последними. Он начал первым.
- Помню, сначала все было как заведено. Я поддерживал непрерывную связь с
вами первые три часа после выхода на планету. Все было в порядке, и мы
занялись ремонтными делами. Потом я иногда выходил на связь с кем-нибудь из
десантников, и не было причин для беспокойства. Впервые заметил странность,
когда проходил мимо рубки связи и услышал Васин голос. Он вслух читал перед
микрофоном "Справочник гиппопотамовода-любителя", раздел "Заготовка кормов".
На мой вопрос Вася ответил, что выполняет личную просьбу Льва Матюшина.
Естественно, я тут же вызвал Льва. И столкнулся во второй странностью - Лев
нес какую-то околесицу, говорил, что планетолога похлопали по плечу и тот
перестроил программу киберов-андроидов на косовицу, а инструмента нет, но
это не проблема, поскольку инструмент описан в справочнике, соответствующий
раздел которого ему сейчас любезно прочитал Вася Рамодин, и что лично он,
Лев, пока только созерцает...
Вот тут-то я встревожился и начал поименный опрос, в результате которого
установил, что физически все здоровы, но о выполнении программы никто не
думает, поскольку у каждого десантника появился некий странный пунктик. Я
потребовал, чтобы все вернулись на катер и пока установили двойную защиту. А
завтра разберемся.
Утром я вызвал катер, но мне никто не ответил. Я похолодел и, не
поверите, растерялся. Второй раз в жизни.
- Вася, - говорю, - они все погибли!
- Ну уж, - сказал он. - Наши парни не из тех, кто гибнет ни с того ни с
сего. Да и откуда это известно?
- Как откуда, - отвечаю ему. - Я ведь вчера приказал всем прибыть на
катер. А там никого нет. Значит...
- Да живы они! - Вася уперся растопыренными пальцами в зеленые огоньки
пульта защиты. - Все живы!
Действительно, каждый зеленый глазок свидетельствовал, что данный член
экипажа жив, а я просто не обратил внимания на пульт, ошеломленный
отсутствием разведчиков на катере.
- Но ведь приказ не выполнен, а этого в моем экипаже еще не бывало.
Значит...
- Значит, они психически больны, - подхватывает Вася. - Не может
умственно здоровый десантник не выполнить приказ. Видимо, заболели все
сразу. Рехнулись всем коллективом. Это бывает, главное, чтобы кто-нибудь
начал. Надо лечить. А как? Ведь второго катера у нас нет.
Я невольно залюбовался Васей, его мощью, его статью. И прислушался к его
здравым суждениям.
- Ремонтник Рамодин! - говорю ему с любовью. - Готовы ли вы лететь со
мной на планету в индивидуальной аварийной капсуле?
На такие вопросы надо отвечать по уставу, и Вася ответил как положено:
- Обижаете, капитан!
Катер, если помните, стоял на уютном пригорке, и мы, оставив капсулы
неподалеку, пошли к нему и шли, пока не уперлись в упругое силовое поле
защиты. Тут Вася, откинув шлем за спину, снял перчатки, расставил руки и
вдавился всем телом в защитный слой. Слой сам не виден, но зато видно было,
как Васина фигура стоит под углом в сорок пять градусов, ни на что не
опираясь. Нет, Вася знал, что инородное тело не может пройти через силовое
поле, но нам надо было попасть на катер, и это можно было сделать, подключив
к силовому полю собственное психополе. При этом появлялись местные
возмущения и в защитном слое образовывался канал, достаточный для прохода
человека. Мы пользовались этим способом крайне редко и только в аварийных
ситуациях. Как правило, для образования прохода нужно было суммарное
психическое воздействие минимум четырех десантников. Но Вася сосредоточился
и справился один и даже не взопрел. Он стал легендарным уже при жизни, наш
Вася...
На катере я тотчас кинулся к пульту защиты, увидел все шесть, включая уже
и свой собственный, зеленых огоньков и вздохнул с облегчением: похоже, мы с
Васей успели. Мы вылезли из громоздких скафандров, поскольку на Сирене
человек не нуждался ни в газовой, ни в биологической, ни в температурной, ни
в радиационной защите. Планета была добра к живому.
На голографической рельефной карте, занимающей почти весь круглый стол в
кают-компании, хорошо были видны прилегающие окрестности, до которых
напрямую достигал луч лазерного локатора. Мы увидели четыре огонька в одной
кучке неподалеку от катера.
- Идем туда, - говорю я Васе. - Смотрим, но пока ни во что не вмешиваемся.
Сняли защиту, чтобы Вася по возвращении больше не напрягался, и пошли.
Кругом раздолье, красота несусветная. Кущи райские, и всего в меру - и
пейзажа, и фауны, тютелька в тютельку. Цветы разноцветные цветут, пташки
изящные летают, и каждая в клюве пушинку тащит.
Глядим: луг заливной, а на лугу - великий Космос! - киберы наши идут
четверо в ряд и траву косами косят. И каждый в такт взмаху хэкает этак,
будто выдыхает. Постояли мы с Васей, прищурившись, в бинокль окрестности
обозрели и видим: космофизик наш, голый по пояс, какой-то непотребный
кособокий сарай, вроде хлева, глиной обмазывает. Мастерок у него в руке так
и мелькает, а у ног ведро с этой самой жидкой глиной стоит.
Мы с Васей разом упали, а дальше все ползком и перебежками. Туда, где за
кустами Лев голосил: "Ой, да зазнобило". Подползли. Лева стоит этаким бар
дом, гитара через плечо на муаровой ленте, одна нога на пенек поставлена. На
свежий, между прочим, пенек, не спиленный, а срезанный лазерным резаком, что
видно по отсутствию опилок. С тех пор как на Земле от заготовок зеленого
друга отказались, повреждать растения на других планетах без особой на то
нужды в среде десантников считается неэтичным. Полагаю, у них дерево на
постройку сарая пошло... А памятный браслет у Левы на левой руке драгоценно
поблескивает, неподалеку же в тенечке довольно жмурятся три незнакомые
животинки. Двое лежат в фривольных позах на ковриках из мягкого пуха, третья
- Льву по плечо - стоит и шевелит усами, в беспорядке растущими на жирной
морде, а биолог ей тем временем пупок чешет. Глазки у животинки этак
благодушно поблескивают. Птички разноцветные над ними летают, случайных
мошек ловят. Идиллическая, черт побери, картина, радость миробля...
Капитан надолго замолчал. В сумерках мы не видели его лица, а свет
зажигать не хотелось. Я уж было подумал, что он заснул, но тут капитан ясным
и грустным голосом сказал, что о том, что было дальше, лучше может
рассказать Вася Рамодин, которому он в интересах истины и передает слово. И
пусть Вася не стесняется, словно его, капитана, здесь нет. Я от себя
добавил, что Вася может настолько не стесняться, словно и меня здесь тоже
нет. Тему о том, что Вася может ну совершенно не стесняться, мы с капитаном
жевали до тех пор, пока Вася не стал от злости светиться в темноте. Тогда мы
замолкли, а Вася начал в привычной для нас мужественной тональности. Надо
отдать должное, он быстро овладел собой.
- Я никому не давал оснований, - Вася засопел, - сомневаться в моей
деликатности. Но из песни слова не выкинешь. Как было, так оно и было. Лежим
мы с капитаном, смотрим. И чем больше смотрим, тем меньше понимаем. Киберы,
которые должны собранные образцы сортировать, косовицу устроили, планетолог
с чего-то залез на дерево и ветки ножом срубает, у космофизика уже и брови в
желтой глине от усердия. А тут вдруг Лев грянул плясовую, весьма
темпераментно выкрикивая междометия:
- Эх! Эх!
Я, конечно, удивился: с какой бы стати? Хочу поделиться с капитаном, а он
ритмично так задергался весь, вскочил - и вприсядку. У меня, верите, волосы
дыбом стали. Более идиотского зрелища я не видел, извините. Капитан до Льва
доплясал и такое вокруг пузатых начал выделывать, что и вообразить
невозможно. Те, которые лежали на ковриках, сели, на капитана голубыми
глазками сонно моргают и хоботками поводят. Хобот так себе, если в два
кулака впритык взять, то Тишке на один укус останется, не более. Я еще лапки
рассмотреть успел. Они их крест-накрест на пузе сложили. Маленькие лапки,
но, видать, загребущие... Лев же и ухом не повел, увидев капитана, и даже
еще наподдал на гитаре.
Я, помню, засуетился, закричал что-то, стал у Льва гитару отбирать и
вообще потерял лицо. А капитан мне с придыханием:
- Ремонтник Рамодин, займитесь делом! Вы своим поведением беспокоите
повелителей. Если вы не в состоянии удовлетворять их духовные запросы, то
помогите своему товарищу строить дворец! - и на сарай широким жестом
показывает.
Сроду мне выговоров не устраивали, но я на это и внимания не обратил.
Только застряло в мозгу непривычное слово "повелители". Действительно,
думаю, почему бы и не помочь? Словно во сне подошел к сараю и на стенке на
мокрой глине пальцем написал; "Здесь был Вася". Отошел в сторонку, прочитал,
и такая жуть меня взяла, такая тоска неуемная, что заплакал я и поплелся на
катер. И никто меня не окликнул.
На катере побрел я в камбуз, налил в блюдечко масло подсолнечное,
разрезал луковицу на четыре дольки, посолил кусок ржаного хлеба и съел его с
луковицей, макая в масло. Съел и обрел способность рассуждать. Сначала о
пустяках, вроде того, что все мы повелители своей судьбы, и в этом смысле я
не против слова "повелители". Но оно имеет и другой, какой-то поганый смысл.
С другой стороны... почему с другой, я не знаю, но с другой стороны, Лев пел
с радостью. Биолог, я заметил краем глаза, тоже не без удовольствия чесал
пупок байбаку. Все трудились вроде по собственной воле. Тут я кстати
вспомнил о птичках - у каждой в клюве пушинка - и о ковриках, мягких даже на
взгляд. На Земле тоже есть такие птички - ткачики. Целое семейство...
Ну а дальше не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: мы столкнулись
с неизвестной нам особой формой паразитизма. Оговариваюсь, неизвестной в
животном мире. Каждый пуджик был ласковым паразитом. Вокруг него, скотины,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг