так сбузнел, а?" Наморщив чело, Вася рассматривал оставленные им на песке
две глубокие борозды.
События на экране между тем развивались совсем невесело. Летяга
показала, как с обрыва бросились в озеро никем не пуганные звери. Они
ныряли и не выныривали.
- На массовый заплыв непохоже, - сказал остроумный Лев.
Я не стал досматривать остальное, отодвинул столовый прибор и пошел
собирать акваланг. Мне не хотелось возиться с баллонами, тащить на
заправку, подключать их к компрессору. Я достал из ящика дыхательный блок
и убедился, что жаберные цилиндры покрыты пылью еще, наверное, земного
происхождения. Пришлось отсасывать пыль. Потом я отнес жабры в вольеру и
бросил их в бассейн. Твашенька со своим сухарем оскалился с наружной
стороны заграждения. Бугорчатый арнольд снял с уса нечто похожее на
большого шмеля и, держа его в лапе возле уха, уставился на меня. Отдыхая
душой в этой компании, я думал о предстоящем погружении в озеро. Кто,
кроме меня, корабельного биолога, мог разобраться в ситуации? Я не был
сторонником теории группового суицида, хотя примеры тому на Земле
известны: самоубийства китов, массовая гибель леммингов в водах тундровых
рек. Во-первых, группового не было, звери бросались в воду по одному, и к
тому же разновидные звери. Хотя их было в районе озера великое множество,
о перенаселении говорить не приходилось. Следовательно, причиной
самоубийств была отнюдь не забота о поддержании экологического равновесия.
И самое главное, на что пока никто не обратил внимания, в озере не только
тонули, в нем еще и купались, и я сам видел, как на берег выходили и
обсыхали на пляже многие четвероногие.
Жабры, похоже, заработали - из загубника пошли крупные пузыри. Я
вернулся на катер, переключил на себя одну летягу, взял маску и ласты,
вывел на дисплей сообщение, что так, мол, и так, пошел нырять, а в случае
чего на Землю мое туловище везти не надо, закопайте в Афсати.
Пологое дно озера быстро спускалось от берега. Я плыл параллельно ему,
раздвигая дрожащие водоросли, разглядывая пестрых моллюсков, рыб
непривычных форм и резвящихся стремительных ластоногих. Я неспешно
погружался, ожидая увидеть чуть ли не кладбище непогребенных зверей, уж во
всяком случае - обглоданные обитателями озера кости. Но скелетов не было,
вообще не было ничего такого, что вызывало бы нервный озноб, только белый
туман клубился у самого дна.
В тумане бродили разные звери, иногда выглядывая поверх белой пелены. И
непохоже было, что им нечем дышать или что их беспокоит отсутствие
атмосферы.
Ничтоже сумняшеся я нырнул в этот туман: опрометчивый поступок. Но
разве я мог предполагать, что это отразится на мне самым неожиданным
образом, вплоть до искажения внешности. Тени зверей то резко очерчивались
по мере приближения, то расплывались в тумане, теряя очертания. Я
подплывал вплотную, заглядывал в звериные глаза, трогал носы и усы.
Никакой реакции, меня не замечали. Я провел рукой по чьему-то ребристому
боку. Зверь не повернул головы, то ли тот самый зверь, которого Вася
держал за хвост, то ли на него похожий. Я лег на дно, но кроме
неразличимых сверху мелких зверушек, почти плавающих в тумане, ничего не
обнаружил. Я порадовался за Васю. Выясним мы тут, в чем, собственно, дело
или нет, главное, что звери живы, просто они перешли в другую среду
обитания. Для них, видимо, не менее естественную, чем суша.
Что-то мне стало трудно дышать. Действительно, жаберные щели осветились
красным - признак загрязнения. Поднявшись выше, в светлые воды, я увидел,
как из тумана в сторону берега выходили большие и маленькие животные,
медленно одолевая подъем. Я всплыл и заметил в стороне овальный баллон
летяги, оба ее глаза растерянно вращались. Потом я попал в поле ее зрения,
и летяга зависла надо мной. Рядом показался из воды некто рогатый и
зубастый, явно хищник, он со свистом втянул воздух и засопел, как
Пенелопа, в пятый раз распускающая безобразно связанный ковер. Меня
передернуло, и летяга наверняка зафиксировала мой зряшный неоправданный
испуг. Выходя на берег, я услышал тревожный крик карчикалоя и, едва стянув
амуницию, кинулся к лагерю, обегая почему-то встречных хищников, хотя
раньше всегда двигался по прямой и они уступали мне дорогу.
Карчикалой метался вокруг ограждения, а в бассейне недвижим лежал
твашенька. Раздумывать было некогда, я вытащил твашеньку, он не дышал,
перекинул его через плечо и опять бегом к озеру. Может быть, жизнь здесь
подчиняется неким циклическим законам - месяц здесь, месяц там? Может, я
еще успею! Карчикалой бежал впереди, разгоняя по пути зверье. От него
шарахались, только пятки и хвосты мелькали.
Я не мог бросить твашеньку вблизи берега, надо было доплыть до зоны
белого тумана, а это метрах в пятидесяти, и затопить его там. Я плыл
спиной вперед, буксируя зверя за собой, а он тяжелехонек - я только потом
вспомнил, что обе сумки у него были полны продуктов, - и никак мне не
помогал, вроде совсем неживой. Когда я выбрался обратно на берег, у меня
разболелся седалищный нерв, захотелось лечь на канапе и принять сеанс
иглотерапии в район поясницы с выходом на копчик. Но меня гнало
беспокойство за оставшихся в вольере зверей.
С трудом взобравшись по трапу, я возник в дверях кают-компании. Сначала
на меня не обратили внимания; все, одобрительно гудя, смотрели на
громадный поднос, на котором покоились две жареные индейки. Поднос без
натуги держал наш повар и ждал похвалы. Сквозь восторги прорезался голос
космофизика:
- Ноги именинникам!
- Ну молодец, Ламель! - сказал капитан. - Ну мастер!
- А пупки Васе! - закричал Лев. - Оба!
Хромированная физиономия Ламеля сияла, он покачивался с пяток на носки,
демонстрируя великолепную работу вестибулярного блока. Железный, а любит,
чтобы хвалили, чего тогда от Васи требовать. Объективно говоря, повар -
молодец, но меня от вида индейки вдруг замутило. Подумалось: и чего это
они все едят и едят, и в основном мясное, хотя в оранжерее и ягод, и
фруктов, и овощей невпрожор? Зря, что ли, впечатленцы суетятся!
И вдруг настала тишина. Все воззрились на меня. Лев прожевал лангет и
надрывно спросил:
- Ты зачем это сделал?
- Он не нарочно, - после паузы сказал капитан.
- А я раньше думал, что хуже уже не будет! - сказал Вася.
- О чем это вы? Вы что, рехнулись? Там твашенька чуть в бассейне не
утоп, я его в озеро пустил. Надо всех отпустить... Что-то меня мутит...
Пойду в лабораторию, лягу. Туману наглотался. В озере жабры не
применять...
Я отклонил протянутые руки, сам дошел до лаборатории, сам взял из вены
кровь, поставил пробирку в анализатор, вложил в гнездо емкость с туманной
водой, включил автомат на синтез вакцины и стал умываться. Словно во сне,
я видел, что из зеркала на меня смотрит странный тип без шевелюры, бровей
и ресниц. Я тоже посмотрел на него без интереса и, не помню как, лег на
кушетку и отключился. Последняя мысль была: а череп у него отличной формы.
Естественная реакция нейрохирурга-любителя.
Много дней провалялся я в постели в полудремотном-полубессознательном
состоянии. Иногда просматривались знакомые озабоченные лица, кто-то
переворачивал меня, кто-то колол в ягодицу. И голоса, обрывки фраз:
- ...Соки ничего, а как бульон - сразу назад.
- ...Это ж натурально какой-то коктейль из ферментов и гормонов. Тут и
памятник облысеет...
- ...Заправь капельницу... Принеси судно...
- ...Заметил? В ушах уже растет!
- ...Сколько раз повторять: смазывай наконечник!
Не знаю, о чем в других местах говорят грубые мужики, выхаживающие
своего приболевшего товарища, мои говорили так, и я не хочу из песни слова
выбрасывать. Скажу: для меня они элегию Масне не исполняли. За что я им
признателен.
И хороший уход, и вакцина плохо излечивали мой отравленный организм, но
я, когда не спал, мог уже связно рассуждать. Мозгом. И явилась мысль: в
этом белом тумане с животными что-то происходило - очень оригинальная
мысль! Они зачем-то там околачивались, дыша через мелкодырчатую шкуру с
подложкой мембранного типа. Вроде как я дышал с помощью жаберного
аппарата. Ну а зачем? Им что, на суше хуже? И шерсть терялась. На мне-то
вся вылезла. Правда, сейчас, если верить зеркалу, на голове вроде
заколосился какой-то цыплячий пух. Но это ж не то! Была, ох, была
брюнетная шевелюра. И даже без залысин. Где она? И что удивительно, не
могу смотреть на мясное. И вообще, вот сейчас дожую яблоко - и спать...
Эта нудьга тянулась бы до сих пор, когда б не капитан. Презрев
медицинские каноны, он напоил меня горячей малиной и хотел влить стакан
водки. Смешно, влить силком. Я сдержанно улыбнулся - я всегда сдержанно
улыбаюсь - и выпил без принуждения и кряка. Результат: ночью я дико потел,
а на следующий день Лев, чеша тот самый затылок, который я ему заштопал на
Эколе, и сказав: "Ты смотри, а ведь оклемался!" - вывел меня наружу.
Голова кружилась, и я присел на трапе. Вольеру уже убрали, карчикалой
бегал внутри защитного купола, чутко улавливая его невидимую границу. Он
укоризненно позванивал, ибо капитан улетел по делам, а его, сердешного, не
взял. Я непроизвольно вздрагивал всякий раз, когда этот зверь пробегал
мимо. Хотелось уйти к себе, хотелось в оранжерею, где мирные, ничего не
едящие впечатленцы, где кроткие пчелы и красивые птички, собранные на
разных планетах и спевшиеся в единый хор.
- Ты чего это? - спросил недоумевающий Лев.
- Так ведь он хищный. Наверное, кусается!
- Тебе-то что?
- Ну как же.
- А ведь действительно, - протянул Лев, разглядывая меня.
Такой содержательный разговор.
- И вообще, вот сейчас дожую яблоко - и спать...
Проснулся, смотрю, по одиночке приходят ко мне члены экипажа, говорят
всякую ерунду, заглядывают в глаза. В общем, тревожатся. А чего? Я уже
начал входить в силу, уже бегал на тренажере с тяжело набитым рюкзаком за
плечами, число подтягивании на перекладине довел до привычных двадцати, а
приседаний - до ста. Сам собой доволен был.
Капитан не разделял моего оптимизма. Раным-рано он входил, держа в
одной руке инъектор, а в другой приятно пахнущую ватку.
- Может, хватит? - сказал я как-то. - У меня уже задница перекосилась,
показать стыдно.
- Не о том забота. Поразмысли, почему шашлык не ешь? Я не видел
человека, чтобы шашлыка не хотел.
- Организм не принимает.
- Вот то-то и оно. Нам вегетарианца в экипаже не хватало!
Вася нашел меня в оранжерее. Подковкой расположились впечатленцы, а в
центре рос куст невероятной красоты, усыпанный разноцветными розами всех
мыслимых цветов от снежно-белого до непроницаемо-черного. На катере
оранжерея была в десятки раз меньше, чем на маточном корабле, оставленном
на орбите, но впечатленцы умели использовать каждый квадратный сантиметр
площади и нашли место для роз. И вот они собрались всем своим коллективом,
чтобы насытить взор видом красоты, ибо живут впечатленцы созерцанием
совершенного. А что может быть совершеннее розы?
- Икебана! - шепотом воскликнул Вася, присаживаясь рядом.
Мы долго молчали. Иногда кто-нибудь из впечатленцев протягивал к кусту
поливочную лапу, и было видно, как сжимались до точек дырочки на ладошке и
цветок окутывало маленькое облачко тумана. Эти создания - назвать их
животными ну никак невозможно - абсолютно точно улавливают должное
мгновение полива и необходимую дозу. Впечатленец телепатически настроен на
растение, полагаю, что и трухлявый пень зазеленеет под его взглядом. Мне
было хорошо в оранжерее, но из-за Васи я вынужден был вернуться в каюту.
- Конечно, вакцина восстанавливает волосы, - осторожно сказал Вася, не
желая меня травмировать. - Но ты должен согласиться, что не токмо
внешность, но и личность твоя изменилась.
- Моя?
- Твоя. И не в лучшую сторону. Раньше ты был весел и алертен, в каждую
дырку затычкой лез. Мы к тебе такому привыкли, что было нелегко. А сейчас
в тебе появилась злонамеренная кротость, и мы встревожены. И как ты в
таком состоянии рассказы обо мне писать будешь, ума не приложу. В тебе
есть что-то жвачное. Тут пасха на носу, будет большой кус-кус, что ж, для
тебя отдельно готовить? Это, конечно, следствие того, что ты через
жаберный аппарат дыхнул той туманной мути. Но я полагаю, что она не только
на шерсть действует, а?
Назвать эту догадку гениальной не могу, но для Васи уже прогресс. Вася
силен не этим. Он силен своими душевными качествами, своей
непосредственностью и телепатическими способностями. Однако суть не в этой
очевидности. Природа ничего зря не делает, и если у меня вылезли волосы,
если появились травоядные устремления, то для этого должна быть глубинная
причина, пока нами не постигнутый смысл. Кстати, о волосах: они
восстановились. Я бы даже сказал, с избытком, ибо, будучи брюнетом от
рождения, я сменил масть. Вырос новый волос, не желтый, не рыжий, не
коричневый, а цвета шерсти эрдель-терьера и той же густоты. Но не это
ставит всех в тупик. Забегая вперед, скажу, что, когда мы вернулись на
Землю, у меня стали рождаться внуки с такой же собачьей шерстью. Поскольку
никто из моих детей, их жен и мужей отродясь в космосе не бывал, возник
вопрос: с чего бы это? При попытках найти ответ не у одного десятка земных
ученых поехала крыша. А я привык, зато зимой хожу без шапки, подшерсток
греет. Одно неудобство: как весна, так линяю, приходится выщипывать волос.
Через пару дней я, преодолев с помощью карчикалоя и Васи ощущение
страха от вида фланирующих неподалеку хищников, добрался до озера и ушел
под воду. На мне был костюм с полной гидроизоляцией, двухбаллонный
акваланг и маска без загубника: мы сделали все, чтобы меня больше не
коснулся донный туман.
Я улавливал сигналы от божьей коровки, которую мы снабдили маячком еще
на берегу, когда она только собиралась нырять. Объект очень удобный для
наблюдения из-за малой подвижности.
Эта животинка висела в полуметре от дна и ничем не интересовалась,
воплощенная флегма. Я похлопал ее по спине и разместил на якорях
фиксирующую аппаратуру. Теперь она окружена телекамерами, и все, что с нею
случится, мы будем знать. На всякий случай я побыл с полчаса рядом,
убедился, что охоты к перемене мест божья коровка не проявляет, соседи,
мирно плавающие в тумане, нелюбопытны, каждый вроде как углублен в
собственные переживания.
Я всплыл, залез на плотик и прилег отдохнуть. На берегу суетился
карчикалой, и я лишний раз подивился несоответствию его внешнего облика и
внутренней сути. Положив подбородок на колени, о чем-то размышлял Вася.
Ничего, подумал я, это ему полезно, размышлять. Летяга снизилась надо
мной, один ее глаз был неестественно свернут в сторону, я оглянулся: два
поплавка с камерами, сорванные с якорей, плавали неподалеку.
Пришлось снова натягивать маску и нырять. Божьей коровки на месте не
оказалось, слабый писк маячка доносился откуда-то издалека, оставшиеся
камеры смотрели на пустое место. Ладно. Я отцепил их от якорей, пусть
всплывают, включил водометный движок, размещенный на спине между
баллонами, настроил автопилот на поиск маячка и двинулся в сторону писка.
Это меня чуть не угробило, ибо не успел я промчаться и километр,
радуясь усилению сигнала, как меня дернуло, перевернуло и поволокло
зигзагами то вверх, то вниз, то в стороны. Ну да, я же на автопилоте, а
этот лихой зверь, всуе названный божьей коровкой, непрерывно менял курс, и
я метался за ним, как привязанный, ибо автомату одна забота - держать
зуммер на усиливающемся звуковом уровне. Но какова прыть! Это продолжалось
довольно долго, но нет такого живого сердца, чтобы выдержало гонку с
железным мотором: я догнал зверя.
...Ничего похожего на божью коровку: крытый мехом удлиненный эллипсоид
с ластами и усатой мордой. Ни дать ни взять земной тюлень. А на
продырявленном ухе болтается серьга - тот самый маячок, который я
самолично прицепил на ухо божьей коровке, когда она с присущей, ей
неспешностью двигалась по песку к воде. Нужно ли обладать изощренной
проницательностью нашего капитана или разухабистым интеллектом Льва
Матюшина, чтобы понять происходящее? Не нужно. Вывод очевиден: в этом
тумане, в бульоне из ферментов, гормонов, бесхозных хромосом, вирусов,
фагов, осколков органических кислот и, конечно, неизвестных нам мощных
катализаторов органических реакций, с животными происходят удивительные
метаморфозы. Вообще говоря, ничего нового. На Земле это рутинное явление:
гусеница превращается в куколку, куколка в бабочку... На Афсати, надо
полагать, метаморфозам подвержены не только насекомые, но и другие формы
жизни...
Я размышлял, лежа на поверхности озера, а рядом шумно дышало, не могло
отдышаться то, что было опрометчиво названо божьей коровкой. Неподалеку на
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг