Мэй закашлялась.
- Извини, Фред. Если тебе что-нибудь нужно, я готова.
- К чему ты готова? Ты же за три мили отсюда. Тебя здесь нет.
- Меня здесь скоро совсем не будет, - ее голос сорвался на придушенный
шепот. - Мне осталось несколько дней.
Он видел это. Мэй сегодня не располагала к отдыху. Она решила страдать,
ему не стоило идти сюда сегодня. Фред поднялся. Еще рано, еще есть свободные
комнаты. Ему стало жаль потерянного утра. Мэй настороженно смотрела, как он
одевается. В глазах проступили капельки стеклянной влаги.
- Фред! - ее голос умоляюще метнулся следом. - Фред, милый, не уходи,
пожалуйста, не уходи... Я не могу... Я все сделаю, что тебе нужно, я постараюсь
но не уходи, мне плохо, очень плохо...
Фред остановился у самой двери и на какое-то мгновение заколебался. Какое
свинство - портить ему выходной! Ей-то все равно уже ничто не поможет.
- Фред... - тоскливый голос обрубило щелчком фиксатора. Он вышел в
коридор.
Щелкнул запонкой. Прикатившийся робот подал бренди. Фред выпил две стопки,
закурил. Особый паек - замечательная вещь, хорошая работа способна дать
человеку очень многое. Настроение стало улучшаться. К кому же пойти?
И тут он снова вспомнил о найденном за обоями письме. Почерк, его
собственный аккуратный почерк, возник перед глазами, и сделалось как-то не по
себе. Неужели это не бред и не шутка? Чушь. Это чушь, это не может быть
правдой. Он знает, что это чушь. Только откуда взялось письмо? И как оно попало
за обои?
Он медленно шел к последней, самой дальней от углового комнате. Там жила и
работала молодая брюнетка из новеньких, с родинкой, как же ее зовут... Шел,
чувствуя, что теперь это будет совсем не то. Надо было сразу с нее начинать,
теперь отвлечь его от Мэй она уже не сможет.
День пропал начисто.
Сзади послышались шаги, и Фред оглянулся. Триста сорок третий, его сосед
по блоку. Начинают просыпаться. Быдло, серая скотина сотов. Им не положено ни
сигарет, ни бренди - слишком дорогое удовольствие для рядовых ослов. У них даже
в Особом пайке вместо сигарет жвачка. Вот и этот сейчас жует. Он-то к кому? Да
ему, наверное, все равно к кому. Баран номер триста сорок три. Как можно жевать
такую дрянь? Запах ужасный.
Фред задумчиво развернулся. Любой из этих остолопов может сейчас выбрать
Мэй- и эта мысль почему-то раздражала. Так же неспешно он пошел назад, медленно
дотягивая сигарету. Окурок Фред в мелкую пыль раскатал по стене, хотя
мусоропровод был совсем рядом. Непорядок. Наплевать. Почему-то сейчас ему было
наплевать на непорядок. На пальцах остались табачные крошки. Он еще раз
посмотрел вдоль коридора, оценивая всех известных ему женщин, что готовы были
его обслужить. Куклы. Наплевать. Пусть сегодня будет его старая, почти
сломанная игрушка.
Попрощаемся.
Мэй подняла глаза, и в ее взгляде сверкнула никогда не виданная им прежде
сумасшедшая, отчаянная радость. Она потянулась к нему всем телом, как тянется к
солнцу цветок. На ее глазах блестели слезы.
Фред неловко обнял прильнувшую к нему женщину. Ему стало приятно -
настоящие эмоции, ее била сильная дрожь. Трепет. Он правильно сделал, что
вернулся. Сейчас будет здорово. Он правильно сделал. Но завтрашний контроль Мэй
действительно не пройти.
Он мягки потянул ее к кровати.
Так хорошо им еще не бывало. Фред даже подумал, что слово любовь имеет
какой-то смысл. Мэй показалась ему очень нужной, близкой, необходимой женщиной,
частью его самого. Никакая из этих кукол не может и никогда не сможет так. Это
было лучше, чем бренди с сигаретой, это было лучше всего, что только можно
придумать.
Потом все кончилось, и его потянуло в сон. Желание исчезло.
Проснулся он оттого, что Мэй трясла его за плечо. Открывать глаза не
хотелось, и он снова почувствовал злость.
- Помоги мне... Помоги мне, Фред... Я боюсь... Я очень боюсь завтрашнего
контроля. Помоги мне, Фред, пожа... - он лениво, но достаточно сильно ударил ее
в переносицу. Мэй вскрикнула и отвернулась, сквозь прижатые к лицу пальцы
просочилась кровь.
Совсем спятила подруга, подумал Фред, засыпая. Только о себе заботится.
Вот так приласкаешь, и на шею сядет. Будить начнет... Ну сотрут тебя, так ведь
все равно уже, дай ты другим поспать... Хотя бы. Тоже мне, индивидуальность...
- Дай мне сигарету.
Фред повернулся на бок и с интересом посмотрел на Мэй. Глаза у нее опухли,
над губой осталось размазанное пятнышко крови. Значит, в зеркало она еще не
заглядывала. Она снова начала ему нравиться; вечером женщины обычно ласкали его
второй раз. Он положил руку ей на плечо, по-хозяйски погладил грудь и шею,
приподнял подбородок. Вытер остатки слез.
- Скотина ты, Фред. Такая же скотина, как и все остальные.
Он кивнул, соглашаясь с ритмом фразы, хотя сравнение с остальными ему не
понравилось.
- У меня на тестере два деления осталось. Меня завтра сотрут, а ты... Я
боюсь этого, я не хочу.- Он неторопливо раздевал ее. - Но ты вернулся, Фред...
Ты ушел, а потом все-таки вернулся... Никто не возвращается, даже Хью вчера
ушел. Ты бьешь меня, но ты добрее остальных. Ты немножко не такой, Фред...
Помоги мне, и я буду ласкать тебя лучше всех, всегда лучше всех, я буду делать
тебе все, что хочешь, еще до того, как ты этого захочешь... Только помоги мне,
пожалуйста... - Его рука скользнула ей под грудь, другая легла на колено. - Я
такая же, как ты, Фред... Я знаю тебя лучше всех в этом проклятом блоке, ты
можешь мне помочь, ты знаешь, как работает устройство контроля... Никто...
Никто, никогда не сольется с тобой так, как я это умею... А ведь это тебе
нравится! Это нравится тебе, Фред? Иди ко мне, иди, еще, еще ближе...
Вечером на них нашел жуткий голод.
Фред вставил в пищевую нишу оба жетона, и они получили Особый паек
выходного дня: клубничное желе, половину жареного цыпленка, еще раз половину
цыпленка и две миски салата из овощей. Чай немного остыл, у Мэй не работал
терморегулятор, но клубничное желе было восхитительно.
Фред курил, лежа на спине и рассматривая потолок убогой комнаты. Рядом,
поджав ноги, сидела Мэй.
Сигареты у нее закончились, и она грызла ноготь. За стеной слышались
стонущие вздохи.
Белый лист, покрытый аккуратным почерком, снова вползал в его мысли. Ему
уже не хотелось решать эту задачу, он устал от нее. Надо просто доказать самому
себе, что условие не имеет смысла.
Письмо адресовано ему лично. Он знал слово "адресовано", хотя никогда не
употреблял, его прежде. Он знал это слово и был уверен, что не ошибается в его
значении. Нет, это не подходит - в программировании есть похожий термин. Ладно,
пусть. Возьмем что-нибудь совершенно отвлеченное. Птицу. Слово "птица"
обозначает живое существо, способное летать по воздуху. Оно сплошь покрыто
перьями, у него теплая кровь, оно несет яйца. Существо питается насекомыми и
зерном, хищные - мясом животных и другими птицами. Кажется, цыпленок как раз и
есть птица. Маленькая курица. Так, что мы имеем? Информация. Достаточно полная,
законченная и абсолютно ненужная информация. Фред никогда не видел птиц,
исключая жареных цыплят по воскресеньям, и увидеть их в принципе не мог. Никто
о них ему не рассказывал. Он просто знал, кто такие птицы. Знал всегда, сколько
себя помнил, то есть более трех лет. Лишние знания без обучения. Это сходится.
Это то, что в письме обозвали "первым противоречием". Но какое же это
противоречие? Что тут ненормального? Да, его не учили слову "птица". Так кто же
учится словам? Нужные это слова или ненужные- как можно вообще словам учить? Их
все всегда и сразу знают. Это понятно, это правильно, это просто. Где здесь
противоречие? Нет, теоретически, конечно, можно представить себе, допустим,
Сэма, последовательно зубрящего новые слова. Вот он сидит и повторяет: птица,
птица, птица, птица. Но ведь кто-то все равно должен знать про эту птицу
раньше? Кто-то должен рассказать этому ослу, что обозначает это слово и как оно
звучит. А тому человеку тоже кто-то должен рассказать все слова. А тому опять.
И так они будут друг друга учить? Последовательно запоминая? И на любом этапе
можно что-то забыть, или переврать какое-нибудь слово. Полная чепуха
получается. И, главное, даже если принять эту версию, что нормальные люди
словам учатся постепенно, то все равно непонятно, откуда все эти слова узнал
тот, самый первый, что всех научил. Он-то, получается, все равно знал эти
слова, не обучаясь. Иначе как? Иначе никак, он же первый. Значит, от чего ушли,
к тому и пришли. Только здесь первые люди все знают, а остальных они учат, а те
учат следующих и так далее. Но в жизни все нормальные люди сразу знают все
слова. Что проще? Конечно, в жизни проще. Это звено с обучением неестественно.
Оно только усложняет схему, ничего не меняя в принципе. Хотя... Если только
первые люди сами выдумали слова? Выдумали. Так этого мало - выдумать, например,
слово "стол". Надо, чтобы все остальные тоже говорили "стол". И так с каждым
словом. Нет, это полная чушь. Это слишком сложно, чтобы быть хоть
сколько-нибудь правдой. Да и сама идея, что языку можно обучиться без
гипношлема - бред. И не знает он ни одного такого случая. Это лет десять надо
слова зубрить, и то всего не запомнишь. Нет, с этим пунктом в письме ерунда
получается. Все это неправильно. Вот только почерк....
Мэй, лежавшая рядом, уткнулась ему в плечо. Она давно уже всхлипывала,
сначала тихо, потом все громче и громче, а сейчас, похоже, собиралась
разреветься всерьез. Постоянно отвлекает. Уж очень ей стираться не хочется. А
кому хочется? Никому не хочется. Вот так. Мэй хочет научиться проходить
контроль, тут ничего сложного нет, и то не может. А заставь ее выучить хотя бы
пятьсот слов? Или пятьсот команд в компьютере? Нет, это все возможно только
через гипношлем. Опять плачет, ухо намочила. Тихо лежит, но отвлекает. Надо
рассказать ей основное, тогда она отстанет и перестанет реветь. Можно будет
подумать спокойно.
Он посмотрел на бледное лицо женщины. Опухшие губы дрожат, руки
бессмысленно теребят одеяло. Чудовищно ненормальное состояние. Эмоции, страх,
слезы. Завтра ее сотрут, точно. Неожиданно для себя Фред почувствовал, что
вместо положенного отвращения испытывает нечто иное: такая Мэй нравилась ему
намного больше и вызывала желание. Он подумал, что целовать эти длинные, мокрые
ресницы должно быть очень приятно. Фред старательно стряхнул с себя это
чувство. Вот так эмоции и переходят от одного к другому и постепенно разлагают
общество. Правильно ее сотрут. Впрочем...
Можно сделать эксперимент. Посмотреть, насколько человек способен
обучаться без гипношлема. Заодно и отстанет.
- Ладно, Мэй. Считай, что ты меня уговорила.
- Что? Что ты сказал, Фредди?
- Заткнись и слушай меня внимательно. Повторять я ничего не буду, так что
запоминай все сразу.
Мэй придвинулась ближе, изменилась в лице, ноздри ее затрепетали. Надежда,
как безумие, вспыхнула в ее глазах.
- Уже плохо. - Фред потянулся, далеко вытягивая руки. Речь его была
нарочито медленной. - Старайся все воспринимать спокойно, пропускать мимо себя.
Представь, что тебя отгораживает стекло, смягчающее звуки и краски. Это
бронированное стекло, как вокруг углового, и тебе никто ничего не может
сделать. Ты плывешь, а все снаружи скользит мимо. Все скользит мимо, а ты точно
знаешь, что пройдешь контроль. На счетчик смотреть не надо, вообще не надо и
думать о нем не надо, думай о клубничном желе, ты его любишь, и ничего не
бойся. Понятно?
- Да, да. То есть нет. Фред, милый, как же можно не бояться? Я как тестер
увижу - ни о чем больше думать не смогу.
- Тогда я зря теряю время. Именно страх заставляет скакать твои мысли,
возбуждает запретные зоны в мозгу. Возбуждение фиксируют электроды подкорки.
Устройство контроля входит с ними в резонанс, и ты получаешь штрафные очки. Ты
должна знать, что ты пройдешь проверку, тогда тебе не будет страшно, и тогда ты
действительно ее пройдешь.
- Вот пока ты так говоришь, я тебе верю. Верю, что пройду, что у меня
получится. А завтра как этот кошмар... Эти лампы, они как глаза. Они на меня
смотрят...
Бесполезно, подумал Фред. У нее не получится. Он медленно, покряхтывая
поднялся и встал на бортик кровати. Все вокруг заскрипело. Убрал руки от стены.
Теперь он стоял, балансируя, как канатоходец. Еще одно никогда им не
слышанное, бесполезное в сотовой жизни, но всем известное слово.
- Вот если я сейчас наклонюсь, то упаду. Если испугаюсь, начну шататься,
размахивать руками - тоже упаду. Я это знаю. Но я знаю, что если я не испугаюсь
и не наклонюсь, а буду стоять спокойно, то я не упаду, поэтому я стою спокойно
и не падаю. И поэтому я не испугаюсь, ведь на самом деле мне бояться нечего.
Он тяжело спрыгнул на пол; обнял Мэй за плечи и внимательно посмотрел в
лихорадочные провалы ее зрачков.
- Перед тем как идти на контроль, намочи голову холодной водой. Очень
холодной. Самой холодной, пусть долго пробежит. Только волосы протри, чтобы на
лицо не капало. Это не нужно делать всегда, но завтра сделай, это тебе сразу
несколько баллов даст. Дальше. Ты идешь спокойно. Абсолютно спокойно, потому
что тебя отгораживает толстое бронированное стекло. Тебе никто ничего не сможет
сделать. На тестер не смотри. Смотри на периметр, на его углы. На все углы по
очереди, причем быстро: секунда, переводишь взгляд и уже смотришь на другой
угол, потом опять на другой, опять на первый и так далее. Лучше не по кругу, а
крест-накрест. Все время меняешь точки. Каждую секунду новый угол. Представь,
что это важно, тогда ты не сможешь думать ни о чем другом и не собьешься.
Будешь просто менять точки. Можно смотреть и не на углы, а по краям периметра,
но по углам легче. Главное, каждую секунду, а лучше быстрее, новая точка для
взгляда. Ты не сможешь одновременно смотреть и бояться. Ты будешь слишком
занята тем, чтобы менять точки. Или, если у тебя не получится, ты будешь только
бояться и не сможешь менять точки.
Он усмехнулся.
- Завтра выберешь сама, что тебе больше понравится. Ну, вот и все.
Остальное тебе не поможет- в твоем состоянии можно пробовать только самые
простые вещи. Потренируйся. Только не слишком долго - ты должна спокойно спать.
- Я поняла. Намочить голову, потом вокруг стекло, и не бояться, и смотреть
по углам, ни о чем не думать. Я поняла. Я все поняла. А если...
- Все. Хватит. Теперь молчи и отстань от меня. Можешь сделать мне массаж.
- Конечно. Спасибо, Фред. Конечно. Ее тонкие пальцы скользнули по его
плечам и шее. Фред перевернулся на живот и расслабился. Неплохо.
Руки Мэй порхали по его телу; массаж у нее всегда получался. Она что-то
шептала, но это уже не раздражало его.
Фред закрыл глаза.
ГЛАВА 5
Мордастый, жующий резинку санитар зашел через несколько минут после того,
как Женька лег на пол. Тяжелый носок ботинка ковырнул его плечо - Женька не
двинулся. Краем глаза он видел, что санитар внимательно осматривает пол его
камеры. Гладко выбритая голова блестела в свете электрической лампочки. На
затылке виднелся то ли металлический обруч, то ли странной формы гребень, и это
при полном отсутствии волос. Ничего не найдя, мордастый тщательно проверил
одежду пленника. Женька позволял себя переворачивать, поднимать руки и ноги. Он
уже чуть-чуть понял правила этой странной игры и теперь спокойно, расслабленно
плыл по течению, что нашептывали душные волны. Защитный блок, барьер в мозгу,
ему удавалось поддерживать без особого труда. Он не сопротивлялся, просто не
давал поглотить себя, свое сознание. Так, не стараясь побороть течения, умелый
гребец направляет лодку по перекатам горной реки. То, что лодку снесет, -
неизбежность. Главное, чтобы не захлестнуло водой, не утопило, не разбило о
бурлящие пеной камни. Иногда, короткими паузами, когда воздействие ослабевало,
ему удавалось даже отдыхать.
В очередной раз перевернув его на живот, санитар прицепил ему сзади на шею
что-то вроде липкого пластыря, и Женька, дернувшись, почувствовал укол. За ухо
вонзилась тонкая иголка. За те доли секунды, пока Женька размышлял, стоит ли
стряхнуть с себя мордастого и размазать по стене, его голова повернулась и за
второе ухо вошла еще одна иголка. Это было почти безболезненно, но очень
опасно. Он кожей почувствовал, как это опасно, и решил все-таки лежать.
- Вот так, падла. Теперь ты наш.
Мордастый встал и мимоходом, загораживая его от видеокамеры, ударил Женьку
по лицу. Тот не отреагировал. Близкое дыхание санитара было зловонным; чеснок и
что-то еще, что-то странное... Незнакомый, резкий запах. Еще удар. Запрокинув
Женьке голову, мордастый заглянул в нос, раздирая ноздри большими пальцами. В
этот момент санитара можно было отключить одним точным движением или просто
уронить и нажать на глаза, задать несколько вопросов, из которых первый - хочет
ли он и дальше видеть этими глазами. Искушение было сильным, но Женька
сдержался. Бороться и трепыхаться - разные вещи. Пока он не понимает ситуации,
надо просто ждать. Женька лежал, как тряпичная кукла, лежал спокойно. И
помогала ему в этом гнетущая, давящая на мозг волна. Наконец, мордастый оставил
его ноздри в покое. Затем хлопнула, закрываясь, дверь камеры.
Санитар ушел.
То, что на них ставят какой-то эксперимент, Женька понимал отчетливо.
Ставят или только готовят к нему - но иначе в похищении группы не было никакого
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг