комбинацию. Они летают, ну, или перемещаются, к нам. И дорожку эту они
протоптали уже давно, лет десять, а то и пятнадцать назад, сколько именно, мы
даже не знаем точно. Об этом и нельзя узнать по газетным публикациям. Но давно.
И засветиться они у нас до сих пор не засветились. Нигде. Работают умело,
чисто. Все, что я, например, знаю, так за последнее время вроде стало больше
людей пропадать. Но как это связано с ними, и связано ли вообще, это даже от
нашего костра не видно. Они действуют тайно. Считают необходимым соблюдать
конспирацию. Ничего хорошего от этих ребят с красно-коричневой идеологией ждать
не приходится. Для чего они воруют у нас людей?
- Ну... положим. Ну и что? Ты считаешь, они воруют людей регулярно? -
Вовка вытянул ноги так, чтобы уберечь уже начинающую подгорать обувь.
- А почему нет? Что мы собой такого уникального представляем? Ты что,
принц Египетский? Нет? И я нет. И выкуп им за нас вроде как не требовался. Мы
им были нужны как кролики, только как кролики, не более того. Обычные
медицинские кролики в рамках какой-то исследовательской военной программы.
Биологические собачки для опытов. Лягушки. Соответствующее обращение. Здесь же
все санкционировано, все по приказу. На все получено добро. А из этого следует
простой вывод: кроликов требуется много. Чем больше, тем лучше. Значит,
ставится много опытов.
- А зачем им кролики? В смысле, зачем для этого воровать людей из нашего
мира? Своих, что ли, трудно найти?
- Вот именно. Зачем? Своих найти, безусловно, проще. У них американцев
целый континент, они их тысячами расстреливали, Австралия, Южная Африка. Они
мир завоевали, целый мир. Сбылась мечта Александра Македонского. У них не
должно быть никаких проблем с материалом. Они на опыты могут десятки тысяч
отправить и отправляют, наверное, но все равно еще и у нас воруют, причем это и
сложно, и дорого, и рискованно. Зачем? - Димка явно увлекся, потерял из виду
Оксану, что разливала варево большой деревянной ложкой, и теперь с сожалением
проводил глазами аппетитный кусок, ушедший в миску Геры. С плохо обожженного
края глиняной плошки просачивались капли.
- А может, им своих резать жалко. - Оксана, проследив за скорбным Димкиным
взглядом, выбрала и ему кусочек пожирнее.
- Какая у фашистов жалость? И американцы для них не свои.
- И что? Я все равно не понимаю. - Вовка пересел на чурбак, аккуратно
держа двумя руками миску..-Зачем же нас-то похищать? Нелогично. Сложно. А ты
говоришь, что и еще есть такие же, как мы. То есть похищения идут сплошной
чередой. Одну глупость делать глупо, а десять, или двадцать, или там сто
пятьдесят - умнее, что ли?
- Я не так говорю. Я говорю, что не надо считать себя уникальностью. Я
считаю, что если они похитили нас, то это не потому, что им нужны были
конкретно мы, "столбисты" из Красноярска. А просто потому, что мы представляем
собой прекрасный материал для экспериментов - молодые, здоровые, и искать никто
не будет,
- Как это не будет? Еще как будут.
- Будут, будут. Но позже. И ничего не найдут. А главное, никто не сочтет
это чем-то необычным. Уфологи наши не встревожатся, ФСБ не встревожится, любое
исчезновение в горах, да еще у границы, пройдет, как несчастный случай. И
почему ты считаешь, что мы в такой подаче первые и единственные? Они так, по
горам да по болотам, могут за несколько лет сотни людей наворовать. Те в тайге
исчезли, те еще где-нибудь. Там бомжи, там бродяги, там влюбленные, что за
городом шастали... Нет следов, нет улик, нет мотива преступления.
- То есть может существовать целая программа таких похищений. И это ты
основываешь на одном единственном нашем случае?- Мишка подбросил в огонь
большую ветку.
- А почему нет? Это же военная часть. У них наверняка была
соответствующая директива, они действовали, ориентируясь на что-то, чего мы не
знаем, но не просто же так.
- А если именно просто так? Это военная часть, именно военная часть в
горах. И им захотелось поразвлечься. Просто девочки понадобились.
- Судя по тому, что пишут в газетах, запуск гильброустановки - это очень
сложно и дорого. Удерживается специальное поле, удерживается долго,
высчитывается его глубина и мощность. Это как запуск ракеты. Но даже если это в
десять раз проще и дешевле, да кто ж так в самоволку-то пойдет? Это точно потом
трибунал. Для самоволки существуют села и райцентр. И опять же, зачем тогда
взяли столько парней? Нет, это не проходит. Эксперименты шли всерьез, по
какой-то программе.
- И ты хочешь их найти?- Ирина отбирала от огня просохшие, ломкие опята и
подвигала на их место новые группы черных от сырости грибов. Процесс длился уже
много дней, и конца ему не наблюдалось.
- Кого?
- Ну... Другие такие же группы? Тех, кому удалось бежать.
- А... Не, это вряд ли. Здесь нам действительно здорово повезло.
- Так что, мы все-таки особенные? - Оксана задумалась над варевом - солить
или не солить. - Похищают сотнями, а бежали мы одни? У тебя концы с концами не
сходятся.
- А концы с концами, Ксюша, они вообще никогда не сходятся, - влез с боку
обделенный вниманием Игорь.
- Тьфу, дурак. Не мешай, дай умного человека послушать.
- Димка, ты сегодня чего-то перекурил.
- Мы особенные. Но не в смысле, что представляем собой какую-то
суперценность как объект охоты, нет, таких, как мы, они нахватали много и
нахватают еще, сотни, тысячи- сколько нужно, А в смысле, что нам просто повезло
удрать. Стерегут они так, что мы, скорее всего, единственные, кому так удачно
пошла фишка.
- Думаешь, кроме нас, тут из нашего мира никого нет? На свободе?
- Думаю, что нет. Если кто-то где-то и есть, такие же везунчики, то нам их
не найти - они могут быть и в Сибири, и в Южной Америке, где угодно. Но не это
меня тревожит.
- А что?
- Зачем им наши люди? Зачем им эти эксперименты, эти опыты? Ведь они
рискуют, сильно рискуют засветиться, выдать себя. А выдавать себя они не хотят.
- Димка добрался до дна своей миски и теперь примерялся выбрать остатки юшки
кочедыжником. Слегка прожаренные побеги и корневища этого папоротника заменяли
скалолазам хлеб.
- Не так уж они сильно рискуют. Хватились нас наверняка не скоро, да и
сорвись у них что - ну, убил бы Макс топором того, в кожанке, так мы бы все
равно ничего не поняли. Даже если бы мы отбились тогда каким-то чудом, ты что,
догадался бы, что эти, черные, из параллельного мира? Мы и сюда уже попали, так
неделю в это поверить не могли.
- Я и сейчас иногда не верю. Но причина есть. И я ее чувствую.
- Что значит "чувствую"?
- Значит, точно не знаю, но чувствую. - Димка перевернул миску, достал
припасенный газетный лист и стал сыпать на него какую-то труху, готовясь
свернуть "козью ножку". - Они готовят нам какую-то гадость. России. Всему
нашему миру. Очень большую гадость. И отрабатывают на кроликах все до
мельчайших деталей.
- Господи...
- Точно. Это азбука любой военной операции. Отработать заранее все до
мелочей. Проверить оружие. А они проверяли на нас именно оружие.
Димка замолчал, вытащил из костра ветку, чтобы прикурить свою жуткую
толченую смесь, пыхнул горьким, вонючим дымом и долго смотрел на тлеющий
огонек.
У костра как-то сразу все стихло; только еле слышно потрескивали угольки.
ГЛАВА 18
Уже много дней подряд Фред завешивал одеялом мониторы и в комнате Джека, и
в комнате Мэй, и в комнате Хью.
Он и сам не знал, почему экран нельзя просто выключить. Он никогда не
слышал о том, что это как-то карается. Он вообще никогда не слышал о том, чтобы
люди не смотрели цветных картинок. Это вечернее удовольствие всегда
предвкушали, ожидали, перекуривая, так же, как ждали рабочий день. Но инстинкт
программиста тому виной или врожденная осторожность- Фред не выключал экрана ни
в одной комнате, и везде в ход шел прежний, примитивный прием - одеяло.
Вообще, с тех пор как Фред почувствовал себя человеком, его жизнь стала
намного хуже. Состояние эйфории больше не возвращалось. Вместо радости была
тревога, вместо довольства собой и своей жизнью - планы побега и суета. Он
много думал над этим, пытаясь понять, самому себе объяснить, почему,
собственно, ему хочется быть человеком и почему так неприятно чувствовать себя
биороботом? Вразумительного ответа так и не нашлось. Это было где-то внутри, в
глубинах подсознания. Он знал, что человеком быть одиноко и страшно, но хотел
быть человеком. Никакие картинки, никакой устоявшийся уют прежней, безоблачной
жизни не стоили чего-то нового, непонятного, тоскливого, появившегося у Фреда в
душе. Это что-то мучило и угнетало, но побороть это в себе было невозможно.
Как-то вечером, накануне выходного, Фред пришел к Мэй несколько раньше
обычного. Он теперь поднимался к женщинам и в рабочие дни, хотя далеко не
всегда шел именно к Мэй. Все же к ней он заходил чаще, чем к другим "куклам" -
она кое-что знала, и с ней было интересно разговаривать. Иногда, впрочем, он не
ходил вообще никуда - спал и курил у себя в комнате.
Сегодня ему хотелось отдохнуть у Мэй. Именно у Мэй. Еще раз поговорить о
побеге и как он возьмет ее с собой, о шансах уйти, о том, какой может быть
жизнь за стенами их сота, чтобы она опять благодарила и восхищалась. Мэй
никогда не уставала это делать, она помнила, кто ее учил и спас, а Фреду
нравились такие минуты.
Мэй услышала, что кто-то вошел, но по-прежнему смотрела на газовую
безделушку, калейдоскоп, где пузырьки под точно рассчитанным углом гоняли
цветную взвесь, создавая все новые и новые картины. Спина ее напряглась.
- Это ты, Фредди?
Не думая о том, что она его не видит, Фред кивнул. Мэй повернулась, чтобы
посмотреть на вошедшего. Вид у нее был страшный. Один глаз распух и слезился,
на щеке свежая ссадина, волосы в беспорядке. Фред присвистнул.
- Что случилось?
- Ничего. Фредди, я не могу больше работать.
- В смысле? Тебе же нравилось.
- Нравилось, а теперь не могу. Не хочу. Никого, кроме тебя и Джека, не
хочу.
- Как это так? Почему?
- Не хочу, и все.
- А Хью тогда как же?
- У Хью руки потные.
- Раньше ты этого не замечала. - Фреду стало обидно за руки Хью. - Что ты
выдумываешь? Нормальные у него руки.
- Может, и выдумываю. А только я все равно не хочу. Это неправильно. Это
неправильно, когда каждый кто хочет... Кто только хочет, все могут, а я
должна...
- Почему неправильно? Он же хочет. И это выходной. Тебе должно быть
приятно, что ты им нравишься.
- Я знаю. Я это много раз слышала. Но мне больше неприятно. А прошлый раз,
позавчера, когда ты ко мне пришел, а я была занята? Тебе было приятно?
- Да я к Хелен пошел. Какая разница?
- Тьфу. Все вы одинаковые.
Мэй отвернулась к стене. Судя по всему, ни хвалить его, ни восхищаться она
сегодня не собиралась. Фред усмехнулся.
- Кто это тебя так разукрасил?
- Я его не знаю. Какой-то парень из блока дабл ю эс, сегодня их день. Я
его первый раз видела.
Подумав немного, Фред решил все-таки обнять Мэй. Ее глаз, конечно,
выглядел мерзко, и можно было пойти к Хелен, но ему хотелось еще поговорить.
Тело Мэй было непривычно напряженным, почти чужим. Это странно возбуждало его.
Он почувствовал, что останется.
- Ты чего, дралась с ним, что ли?
- Не дралась. Просто сказала, что не хочу.
- А он?
- А что он. Полез ко мне, а я не далась.
- А он?
- А он еще пару раз попробовал, потом дал мне в глаз и вышел. У меня уже
бывало так раньше, когда я совсем дурочкой была.
- Нет, ты объясни, а сегодня-то зачем? Для чего ты эту возню затеяла?
- Дурак ты, Фред. Где-то умный, а где-то все равно дурак.
Фред обиделся. Ему очень не нравилось, когда его так называли. Ну ладно,
не хочешь хвалить, не хвали. В конце концов, это твое дело. Но ругаться-то
зачем? Подумаешь, в глаз дали. Правильно и дали, работать надо, а не сачковать.
Хотя... Он задумался. Пожалуй, где-то в глубине души ему было приятно, что Мэй
отказала этому парню из чужого блока. Этим она как бы выделяла его и Джека из
общей массы, как бы все же хвалила их и восхищалась. Только Джек-то здесь при
чем? Выделяла бы уж его одного - вот это было бы правильно и логично. Или всех
троих.
Это тоже было бы логично. А то у Хью, понимаешь, руки потные, а он сам,
понимаешь, вообще дурак. Вот дай женщине слабинку почувствовать, она сразу же
на голову садится.
Мэй вдруг прильнула к нему всем телом и порывисто обняла, спрятав лицо
где-то у него под мышкой.
- Извини меня, Фред. Ты очень умный, очень добрый, ты самый лучший в этом
блоке, ты человек. Настоящий человек, не то, что эти кретины. Извини меня Фред,
я не хотела испортить тебе настроение. Я сегодня некрасивая, ты теперь меня не
захочешь, мне обидно было. Я специально тебя ждала, а тут этот козел приперся.
Я не виновата, что так получилось.
Фред почувствовал, как все становится на свои места. Вот так бы и сразу.
Все было правильно.
- Фредди, ты самый лучший, самый хороший, самый умный, ты замечательный. Я
никого из них не хочу, только тебя, хочу быть только для тебя. Или еще для
Джека. Он тоже хороший, но все равно не такой, как ты.
А ведь действительно, подумал Фред, у Хью немного потеют руки. Ей это,
наверное, неприятно.
- Фред, ты останешься со мной сегодня? Я буду хорошая, очень хорошая, мы
свет притушим, и ты не будешь видеть мое лицо. Не ходи к Хелен. Она глупая и
тощая, как скелет. Чего вы все к ней ходите? Не ходи, я сегодня буду лучше.
- Ладно. - Фред сел рядом с ней на широкую двуспальную кровать. Рабочее
место, как у него дисплей. Мэй живет прямо на своем рабочем месте, почему-то
эта простая мысль раньше не приходила ему в голову. - Ладно, я останусь.
Она начала целовать его руки, его пальцы, ласкавшие ее длинные черные
волосы, его колючую шею и его глаза.
А ведь мне неприятно, что ее били, вдруг подумал Фред. Странно. Били-то
ее, а мне неприятно. И не потому, что у нее стало некрасивое лицо. Это как раз
не важно. Просто мне не нравится, когда ей плохо. Не нравится, когда ее бьют.
Непонятно. Нет логики, нет связи. Мне не больно, и я этого даже не видел. А все
равно неприятно. Очень странно. Потому что ее внешность здесь ни при чем.
Мэй продолжала его целовать, потихоньку стягивая куртку, поглаживая руки,
ноги, плечи и живот легкими, но очень нежными прикосновениями - все это она
успевала делать одновременно. Ласкалась Мэй всегда очень хорошо.
Собственно, об этом можно будет подумать позже, решил Фред. Какая разница,
где тут связь, если мне все равно это неприятно. Сначала надо ликвидировать
источник отрицательных эмоций, а разобраться в их причинах можно будет потом.
Мне неприятно, когда ее бьют. Мне. Мне самому неприятно. Значит, чтобы мне было
хорошо, надо, чтобы ее никто больше побить не мог. Следовательно, никто, кроме
меня и Джека, сюда заходить не должен. Это просто. Это очень просто. Поставлю
ей на дверь шифр, и никто, кроме меня, ее замок не откроет. И буду ходить к ней
сам. А она будет всю неделю ждать меня, и только меня. Ну и хорошо. Выдумщица.
Сама себя работы лишает. Надо будет еще Джеку браслет на новый шифр настроить,
она еще Джека хочет. Хотя... Зачем лишние хлопоты? И Джек обойдется, и она
обойдется. Будет ждать меня одного. Будет у меня специальная, собственная
женщина. Это приятно, ни у кого такой нет, а у меня будет. Это правильно, это
хорошо, буду к ней ходить каждый день.
А надоест мне такая система, так открою дверь и пойду к Хелен.
ГЛАВА 19
Быт в пещере становился все лучше. За исключением явно вьюжных либо
морозных дней, в их жилище было тепло, иногда даже душно. В сильные холода, а
такая погода не держалась долго, скалолазы старались не совершать слишком
далекие рейды, не охотились, не ходили за дровами, обходясь теми грудами
валежника, что заготовил Игорь в относительно теплые дни. В мороз
ограничивались короткими походами за водой.
Основным бичом стала обувь, кроссовки разбились практически у всех,
пришлось налаживать производство мокасин и бурок. Мишка научился плести
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг