перед Леонором, вторую перед собой и налил.
- Пейте, - сказал он, проглатывая свою порцию.
- Спасибо. Я не пью, - ответил Леонор.
- Не пьете?
- Нет.
- Почему?
- А почему вы пьете? Вы ведь знаете, что это вредно. Особенно для
вашего мозга. Он работает правильно тогда, когда не отравлен.
Геллер поморщился. Затем налил еще одну рюмку. Леонор не спускал
с него глаз. После четвертой рюмки ученый подошел к юноше и сказал:
- Я вас беру. Беру к себе. Вы дьявольски умная бестия... Черт
знает! Откуда только такие, как вы, появляются...
- Вы пьяны, - холодно заметил Леонор.
- Совершенно верно, мой мальчик. Точно. Я пьян. Я хочу быть
пьяным, потому что я устал...
- И вам доверяют решать важные научные проблемы? - удивленно
спросил Леонор.
- То есть как это - доверяют? - переспросил Геллер.
- Если человек отравляет свой мозг алкоголем, а вы это делаете,
господин Эдвард Геллер, он не в состоянии правильно решать серьезные
проблемы. А если ему поручать решать задачи, от которых зависят судьбы
народов, то это преступление со стороны тех, кто ему дает такое
поручение, и преступление с вашей стороны.
- Но-но-но! - произнес Геллер и погрозил Леонору пальцем. - Не
умничайте. Я старше вас в два с половиной раза.
- Тем хуже. Значит, вдобавок у вас еще и склеротический мозг. Я
просто не понимаю, как можно расчеты политических и военных акций
поручать пьющим склеротикам!
- Замолчите, вы, - зашипел Геллер и, налив подряд еще две рюмки,
выпил их залпом.
IV
Вдоль реки над головой то и дело проносились электровозы, обдавая
прохожих горячим зловонием. Внизу и вверху сигналили автомобили. Был
влажный бесцветный осенний день.
- Тебе нравится у нас? - спросил Эрнест Холл.
- У вас, как и у нас, - невозмутимо ответил Леонор.
- Я никогда не был в Европе, но мне рассказывали, что там очень
красиво. Во всяком случае там еще не научились загаживать города, как
у нас.
Леонор поднял воротник плаща.
- Ты, Эрнест, говоришь так, будто Европа тебя и впрямь
интересует.
- А тебя?
Снова над головой пронесся поезд. Леонор на мгновенье остановился
и посмотрел ему вслед.
- Двигатель дрянь, - сказал он.
- Это всем известно, - перебил его Эрнест. - Так как же насчет
Европы?
- А какая разница! Я вспоминаю наш маленький городок, директора
Штиммера и нашу гимназию. Смешно, право!..
- Смешно? Послушай, почему ты корчишь из себя этакую бесстрастную
скотину? Ведь это довольно противно.
Леонор остановился и пристально посмотрел на своего спутника.
- Холл, если ты действительно хочешь, чтобы мы дружили, давай не
будем болтать о чепухе. В конечном счете, если судить по вашим
стандартам, я веду себя отлично.
Они спустились с моста и пошли по набережной. Теперь было хорошо
видно, какой грязной была вода в реке.
- В Америке был такой ученый, Ленгмьюр. Он первый доказал, что
пленки масла на воде - это мономолекулярные пленки.
- Ну и что же? - с нескрываемым раздражением спросил Холл.
- Мы слишком мало знаем о мономолекулярных слоях. Мне кажется,
что будущая теория материи должна представлять себе атомы и атомные
частицы как разбухающие пленки, которые построены из частиц
первоматерии.
Холл вдруг остановился и взял Леонора за руку.
- Послушай, дружище. У тебя когда-нибудь появляется чувство
неудовлетворенности от того, что ты живешь и работаешь у нас? Тебя не
тянет на родину?
Леонор улыбнулся.
- Нет.
- А у тебя не осталась там, в Германии, ну, скажем, любимая
девушка?
- А что это такое?
Холл энергично сплюнул.
- Не притворяйся дураком. Ты, парень, знай. Что мы, американцы,
можем шутить до поры до времени.
Леонор облокотился на гранитные перила.
- Мы американцы, мы европейцы, мы негры... Честное слово, Эрнест,
я просто не понимаю, для чего все это говорится. Я не имею никакого
представления о любви, и следовательно, никакой девушки у меня в
принципе быть не может.
- Ты врешь!
- Я?
- Да, ты.
- Но, Эрнест...
- Леонор. До сих пор я знал тебя как умного парня. Никто никогда
не сможет по достоинству оценить все то, что ты сделал для нашей
фирмы. Я могу сказать тебе откровенно, что твои работы наши ребята
изучают как какой-то особый курс. Это нас заставляет делать Геллер.
Но... Но когда я увидел вчера девушку из Европы...
- Девушку из Европы? - спросил Леонор.
- Да. Ее имя Эльза. Она из твоего города, а ее отец совладелец
фирмы, в которой мы работаем. Так вот, эта Эльза сказала, что она
будет тебя презирать, если ты будешь продолжать свою деятельность у
Геллера.
Некоторое время Леонор непонимающе смотрел на Холла, а после
начал смеяться, все громче и громче, пока его смех не разнесся по всей
набережной. Леонор, извиваясь от смеха, показывал пальцем на Эрнеста
Холла и что-то говорил по-немецки. У американского парня задергались
скулы. Ему вдруг показалось, что Леонор сошел с ума.
Он стоял долго и ждал, пока его приятель насмеется вдоволь. А
когда тот умолк, Эрнест, ничего не спрашивая, зашагал вперед.
Только после того, как они оказались на широкой, ярко освещенной
улице, Холл, как бы размышляя вслух, пробормотал:
- Кажется, итальянец по имени Ламброза заметил, что гениальность
- явление такое же патологическое, как и сумасшествие...
- Совершенно верно, это сказал Ламброза, - подтвердил Леонор. - Я
вспомнил эту девушку, Эльзу... Ты знаешь, перед моим отъездом из
Германии она сказала, что любит меня.
Холл резко остановился.
- Ну а ты?
- Я? Ничего. Пожал плечами.
Леонор хихикнул, но Эрнест подошел к нему вплотную и схватил за
борт пиджака.
- Вот что. Если ты не перестанешь корчить из себя робота в
человеческом обличье, я размозжу тебе голову. Понятно?
- Понятно. Я очень от тебя устал, Эрнест. Иди своей дорогой, а я
пойду своей. Мы никогда не поймем друг друга. Никогда. Прощай.
Леонор пересек улицу, оставив американского парня на перекрестке.
А вот и здание атомного центра. Было уже очень поздно, и Леонору
показалось странным, что возле высокой каменной ограды стояли какие-то
люди. Их было немного, всего человек пятнадцать - двадцать, но
держались они группой, а в середине кто-то поднимал фанерный щит, на
котором было написано "Свободу от атомной опасности!"
Леонор хотел было пройти мимо, прямо к воротам проходной, но его
вдруг окружили плотным кольцом.
- Вы отсюда? - спросил кто-то.
- Зачем вы работаете здесь?
- Какое ваше дело, где я работаю.
- И вас не мучают угрызения совести?
- Это когда убивают людей и считают, что так и нужно.
- Я никого не убивал и не собираюсь убивать.
- Но вы работаете здесь. Значит, вы содействуете тем, кто
намеревается совершить убийство.
Леонор вышел из круга, остановился и произнес усталым голосом:
- Вот что, ребята. Если бы таких, как я, было много, никогда
никаких убийств не было бы. Не было бы ненависти и алчности,
необузданных страстей и страха, кровожадности и безумия. Это они
порождают все ваши несчастья. Ваши любовь, страсть, тщеславие, страх,
борьба за существование, инстинкт размножения и жажда наживы - вот
причина ваших войн и кровопролитий. Прежде чем стать свободным от
атомной опасности, вы должны освободиться от своих пороков. Боюсь, что
это вам не удастся. Вряд ли ваша фанера с лозунгом поможет. Спокойной
ночи. Стоять ночью перед стеной просто глупо. Идите отдыхать.
Леонор вошел в ворота, а толпа людей проводила его полными
ненависти и презрения взглядами. Леонор всю ночь напролет рассчитывал
новый тип взрывного устройства для нуклоновой бомбы нового типа.
V
- Как он до этого додумался? Как? - снова и снова спрашивал себя
Эдвард Геллер, нервно шагая из угла в угол своего кабинета. Большие
стенные часы пробили два часа, и одновременно на его письменном столе
зазвонил телефон.
- Да? Я, Геллер. Сейчас я поднимусь. Что? Вы ко мне? Милости
прошу.
Он быстро поправил галстук, кое-как привел в порядок разбросанные
на столе бумаги и стал ждать прихода директора, Роберта Гудмейера.
Гудмейер пришел не один, а вместе с отставным немецким генералом
Кеглем, который вот уже несколько дней, как он говорил, "гостил в
Америке".
При виде начальства Геллер утратил свое обычное надменное
выражение, и со стороны, если бы не было известно, кто он такой, можно
было бы подумать, что это обыкновенный чиновник. На его желтом,
морщинистом лице появилась тонкая заискивающая улыбочка.
- У меня для вас сюрприз, господин Гудмейер. Вы можете свободно
заключать с правительством контракт на новую ядерную установку
мощностью, скажем, в пятьсот мегатонн.
- Я это уже знаю, - небрежно бросил Гудмейер. - И мой коллега
герр Кегль об этом знает. И вся фирма знает. Все, до последнего
лифтера. Вот это-то меня и беспокоит.
Геллер застыл с открытым ртом.
- Послушайте, Геллер. Что вы знаете об этом феноменальном парне
по имени Леонор? Он совершенно не понимает, что такое военная тайна.
Геллер на мгновенье задумался и ответил:
- Таких, как он, на моем веку еще не было. Именно он и предложил
новый метод использования свободных нуклонов. Просто невероятно!
- А вам известно, профессор, что парень ненормальный?
- Что-о-о?
- Ненормальный. Не то чтобы идиот, а скорее... как бы вам
сказать...
Гудмейер вопросительно посмотрел на Кегля.
- Урод, - подсказал вице-директор фирмы.
Эдвард Геллер испуганно присел на край стула. Герр Кегль, как бы
успокаивая Гудмейера, пояснил:
- Такое среди ученых бывает. Например, у французского математика
Блеза Паскаля до конца его жизни не зарастало темя. Говорят, там, в
мозгу, был еще и нарыв. А у Пастера вообще не хватало половины
мозгов...
- Может быть, вы объясните мне... - пролепетал Геллер.
Ни слова не говоря, Гудмейер вытащил из бокового кармана какой-то
предмет в виде трубки и протянул его физику.
- Откровенно говоря, я в этом ничего не понимаю. Но те, кто
разбирается, я имею в виду врачей, говорят, что здесь черт знает что.
Предмет оказался не чем иным, как свернутой в трубку
рентгеновской пленкой. Когда Геллер рассматривал ее на просвет, его
руки слегка дрожали.
- Я ничего не вижу...
- Эту пленку мне передала мать Леонора. Вернее, не мне, а моей
дочери Эльзе. Мы собирались в Америку, и она пришла к нам и сказала:
"Я очень вас прошу обратить внимание на здоровье моего сына. Дело в
том, что в детстве он страдал головными болями, и ему тогда сделали
этот снимок. Врачи говорили, что с возрастом все будет в порядке".
- Право, я ничего здесь не вижу, - продолжал бормотать Геллер,
рассматривая пленку со всех сторон. На ней был четко изображен
человеческий череп, снятый в профиль.
- Для того чтобы вам было понятно, в чем дело, я вам покажу
аналогичный снимок головы нормального человека.
Кегль протянул профессору вторую пленку, и, когда тот взглянул на
нее, а затем на первую, из его горла вырвался странный шипящий звук.
Он вдруг увидел, что едва заметная тень, представляющая мозговое
вещество у нормального человека, занимает всего около половины объема
черепной коробки. В голове Леонора тень была значительно плотнее и
распространялась на всю переднюю, затылочную и заднюю части. Если
судить по снимкам, то его мозг по объему был раза в два больше.
- Когда я отдал рентгеновский снимок Леонора специалистам, они
пришли в ужас. Они не только установили, что его мозг больше и
плотнее, чем обычно, но что в нем совершенно отсутствуют подкорковые
области. А это значит, что парень совершенно свободен от каких бы то
ни было эмоций. Вы представляете, что это значит?
В этом пункте в разговор вмешался директор Роберт Гудмейер.
- Это значит, дорогой, что он может только рассуждать и ни черта
при этом не чувствовать. Побольше бы нам таких уродов, а, Геллер!
Он разразился громовым хохотом.
- Странный случай, - сказал Геллер и вопросительно посмотрел на
Кегля.
Тот пожал плечами.
- Ничего странного нет в том, что фрау Гейнтц родила урода. Ведь
она пережила атомную бомбардировку Нагасаки.
- Ах, вот оно что...
- А всякие пацифисты вопят о том, что атомная война антигуманна!
- продолжая хохотать, рычал Гудмейер. - Теперь ясно, что только
благодаря войне может возникнуть более совершенная раса людей. Вот
таких толковых парней вроде Леонора. Теперь понятно, как возникли
современные люди. Эволюция по Дарвину - чушь. Просто обезьяны
откуда-то получили хорошую дозу радиоактивности и стали рожать уродов,
то бишь нас! Ха-ха-ха! Представляю, как чувствовала себя
мамаша-обезьяниха, родив бесхвостого, безволосого, головастого малыша,
который вскоре стал повелевать всем обезьяньим царством. А ведь есть
такая теория происхождения людей!
Геллер молча кивнул головой.
- Так вот, следующим этапом будет раса леоноров. Ух как
заработают все наши научные учреждения и конструкторские бюро! Вот
будет любопытный мир! Просто мурашки по телу бегают. И на кой черт
тогда будут нужны всякие электронные машины? Один Леонор заменяет сто
таких машин. Представьте себе, что наша фирма располагает десятком
леоноров...
И директор пустился в пространные рассуждения на тему о
процветании его фирмы, если в результате будущей термоядерной войны
будут возникать живые мыслящие машины.
VI
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг