Анатолий Днепров.
Белая ворона
Сборник Научной Фантастики No 36, Издательство "Знание",
Москва 1992.
(из неопубликованного)
I
Вскоре после войны я работал рентгенологом в одной из клиник
Москвы, а жил за городом в небольшом деревянном домике со своей
шестилетней дочкой Ирой и бабушкой, матерью моей жены, погибшей в
последние дни войны. От железнодорожной платформы до моего жилья нужно
было идти полем около трех километров. Возвращаясь однажды поздно
вечером, я заметил на тропинке два черных шевелящихся комочка. Мороз
был крепкий, не менее тридцати пяти градусов.
Я осветил комки электрическим фонариком. Это были птицы, две
обыкновенные вороны, которые, очевидно, были сбиты на землю порывом
колючего морозного ветра. Когда я их поднял, они встрепенулись, хотели
каркнуть, но из глоток, кроме свистящего шипения, ничего не вышло. У
меня в кармане они замерзли совсем.
Дома я уложил ворон в игрушечную кроватку, где спала дочкина
кукла, в надежде, что за ночь они отойдут.
Утром я обнаружил, что вороны все еще без признаков жизни
продолжали лежать в кроватке и что возле них уже возилась Ира.
- Папа, почему они спят? - спросила она.
- Они, Ирочка, больные. Я вчера их подобрал в снегу.
- А они поправятся?
- Не знаю, сейчас посмотрим.
Я поднял птиц и сквозь жесткие перья нащупал то место, где у них
находится сердце. Пальцы почувствовали легкое постукивание.
- Они поправятся. Ты их только хорошенько укрой и не трогай. Дай
им попить теплой воды.
Через два дня обе вороны полностью пришли в себя и начали
пытаться летать, что немало радовало Иру и пугало бабушку. А еще через
два дня обе птицы уже орали во всю глотку, нахально летали по квартире
и пожирали все, что попадалось им на глаза.
Моя Ирка была в восторге, а бабушка как-то вечером мне сказала:
- Выпусти ты их, пожалуйста. Не люблю я эту птицу.
- Почему? - спросил я.
- Уж очень каркают нехорошо. Сердце щемит.
Бабушка была суеверным человеком и делила всех птиц на "чистых" и
"нечистых".
- Ладно, потеплеет, я их выпущу.
Наступила весна, и в одно из воскресений после долгих
дипломатических переговоров с Ирой, во время которых я должен был
заверить ее, что после очередной получки куплю ей в магазине таких же
птиц, только с красными и зелеными крыльями, мы решили отпустить наших
ворон на волю.
Выдался чудесный солнечный день, и мы открыли окно. В комнату
пахнул теплый весенний воздух, птицы сразу встрепенулись и рванулись в
окно.
- Улетели, - пропела Ира и махнула ручонкой.
Однако вороны не улетели. Они покружились над домом, после
уселись на крышу беседки против окна и, как бы что-то соображая,
посматривали то на голубое небо, то на нас. После этого они решительно
снялись с крыши и влетели обратно в комнату.
Ира захлопала в ладошки.
- Господи боже мой! Да они не хотят, - сказала бабушка.
А вороны уселись в свое гнездо на моем книжном шкафу и что-то
долго и упорно обсуждали на своем хриплом птичьем языке.
Они были совершенно ручные, и я снял их с гнезда и снова выбросил
в окно. Однако они тут же возвратились обратно, укоризненно каркнув
мне на лету.
- Неужели они будут здесь до самой моей смерти? - в ужасе шептала
бабка.
- Ладно, что-нибудь придумаем. Пусть пока поживут. Они не
улетают, потому что наступило время класть яйца. После мы унесем
гнездо с яйцами, и они уйдут за ним.
В этот-то момент я и вспомнил про одну научную статью о
генетическом влиянии рентгеновских лучей на животных.
"А что, если проверить это на воронах? - подумал я. - Сдохнут, ну
и черт с ними. Бабушка перестанет нервничать".
Мною овладел дилетантский интерес к проблеме изменения
наследственности. Я тут же смастерил клетку и на следующий же день
увез обеих ворон в город, в свой рентгеновский кабинет.
II
Я облучал ворон два раза в день рентгеновскими лучами по три
минуты. Это продолжалось до тех пор, пока я не заметил, что самка
стала ленивой, неподвижной и все время гнездилась в углу клетки на
ворохе сухой травы.
Я привез ворон домой и через пять дней на моем книжном шкафу
обнаружил четыре сереньких яичка. Когда я к ним притрагивался,
ворониха грозно кричала, норовя клюнуть меня в нос. Ворон, при этом
каркая, носился вокруг.
- Господи, вот еще не хватало. Теперь весь дом заселит это
воронье, - бабушка очень злилась, что-то про себя бормотала и
старалась обходить книжный шкаф, на верхушке которого, присмирев,
сидели обе птицы. Ирчонок регулярно, три раза в день ставила стул на
стол и доставляла семье корм и воду в игрушечной посуде.
Через восемнадцать дней появились птенцы.
Я влез на стул и посмотрел на семью. Четыре сереньких, похожих
друг на друга вороненка копошились в перьях матери. Они вытягивали
длинные голые шеи и едва слышно шипели, открывая непомерно огромные
рты. Ничего особенного в этих вороненках я не обнаружил. Мне только
показалось, что один из них был несколько крупнее, чем все остальные.
Восторг Ирочки был неописуем. Она часами сидела на стуле,
установленном на столе, и смотрела на выводок. Ворониха позволяла моей
дочке прикасаться к своим маленьким отпрыскам. Мне этого она не
разрешала. Бабушку я успокоил, сказав:
- Неудобно их выбрасывать сейчас. Пусть подрастут, тогда.
Бабушка укоризненно покачала головой:
- Не принесут нам эти птицы счастья, вот увидишь.
- Мама, я проделал над птицами научный опыт и хочу посмотреть,
что из этого выйдет.
Бабушкино пророчество стало сбываться дней через десять.
Я пришел с работы и застал дочку в слезах.
- Что такое?
- Умер. Один птенчик умер, - прошептала Ира.
В гнезде сидела грустная мать, а поодаль не менее грустный отец.
Два маленьких вороненка, изрядно почерневших, копошились в гнезде, а
третий стоял в стороне на фанере. Он наклонил голову и смотрел... на
крохотный трупик своего братца, В его стойке и в том, как он держал
голову, было что-то странное. Я заметил, что он действительно был
крупнее всех и, главное, совершенно белый. Он стоял неподвижно и с
каким-то удивленным птичьим вниманием смотрел на мертвый растрепанный
комочек у своих ног. Затем он глянул в мою сторону, и я чуть не
вскрикнул, увидев его глаза. Они были огромными и круглыми, как у
совы.
"Мутационный урод, - сразу решил я. - Результат воздействия
рентгеновских лучей".
Через два дня умер еще один птенец, а на следующий день еще. Ира
плакала дни напролет, бабушка втихомолку молилась богу, а меня
пожирало любопытство, что будет с четвертым, с белым вороненком.
Удивительно, что после того, как издох последний черный
вороненок, обе взрослые птицы стали вести себя так, как будто бы у них
никого больше не осталось. Они не обращали никакого внимания на
выжившего птенца, не кормили его, не следили за ним. Более того, они
переместились на задвижку печной трубы и стали стаскивать туда всякий
хлам, чтобы сделать новое гнездо. Белого птенца с огромными глазами
они полностью оставили на попечение моей дочки.
А он стал расти буквально на глазах. Особенно разрастались его
голова и глаза, которые он всегда таращил то на Ирочку, то на меня, то
на бабушку. Когда ему исполнилось двадцать дней, он уже ел в два раза
больше, чем его взрослые родители. У этой птицы были совершенно
недоразвитые крылья, лапки были широкими, на коротеньких ножках,
туловище не продолговатым, а круглым.
- Папа, он так любит сахар и конфеты, - как-то объявила мне Ира.
- Он даже говорит, когда ему хочется сахара.
- Говорит? Как же он может говорить?
- А так: "И-кррр, и-крр". Я его все учу, учу, а он еще не может
сказать правильно "сахар".
Я рассмеялся.
Очередные дела в клинике захлестнули меня, и я долго не обращал
внимания на уродливую ворону. Тем более что мне никто об этом не
напоминал. Даже бабушка как-то свыклась с тем, что у нас поселились
птицы - две взрослые, черные, и одна молодая уродливая, белая как
снег. Я только замечал, что на черных ворон теперь ни Ира, ни бабушка
не обращали никакого внимания. Зато они усердно ухаживали за белой
птицей.
III
Белая ворона напомнила мне о своем существовании самым
неожиданным образом.
Дело было вечером, когда вся наша семья собралась за столом пить
чай. Я рассеянно крутил в стакане ложечку, вспоминая результаты
сложного рентгеновского просвечивания одного больного.
Внезапно мой взгляд упал на пальцы Ирочки. Она бесцеремонно
запускала их в банку с вареньем и затем отправляла прямо в рот.
- Перестань, что ты делаешь? - рассердился я.
- А я так хочу, - сказала она и снова полезла руками в банку.
Я взял ее маленькую ручонку и, хлопая по ней, стал приговаривать:
- Вот тебе, вот тебе за это.
Дочка захныкала, и в это самое время на мою руку вначале упал, а
затем вцепился в нее острыми когтями огромный белый ком. От
неожиданности я не мог даже пошевелиться.
- Не трронь! - услышал я хриплый, гортанный голос.- Не трронь ее!
- зловеще прокаркала ворона.
Я в ужасе уставился на птицу. Собственно, теперь это уже была не
птица, а какой-то огромный пуховой шар, с большими, как у человека,
глазами, и широким ртом, кончавшимся вместо губ разросшимися вправо и
влево костяными пластинками. Чудовище таращило на меня глаза, из
которых искрилась хищная злоба. По обе стороны глаз под зарослями
мягкого пуха двигались какие-то желваки, как двигаются скулы у
взволнованного человека.
- Не трронь, - повторило чудовище.
На мгновение мне показалось, что я сошел с ума.
Затем, оправившись, я тронул птицу второй рукой, пытаясь ее
согнать. При этом она так больно вцепилась в мою кисть, что я заныл.
- Будешь? - спросила она.
Я отрицательно покачал головой.
- Ага, ага, моя Светка за меня заступается! Светочка, пусти папу,
он больше не будет, - радостно хлопая в ладоши, залепетала дочка.
Я почувствовал, как когти уродливой птицы разжались, и она, все
еще не сводя с меня злых глаз, неуклюже прыгнула на стол и застыла
перед моим лицом.
Заметив, что я не на шутку взволновался, Ира подошла ко мне.
- Папочка, не сердись, - заговорила она, гладя меня по голове, -
она хорошая и умная-преумная.
- Это ты ее научила говорить? - спросил я, не сводя глаз с белой
вороны.
- Это она научила меня говорить, - произнес урод, и его глаза
изобразили что-то вроде человеческой улыбки.
Мне стало не по себе.
- Да, это я научила ее говорить все-все! - повторила Ира.
- А что она еще может делать? - спросил я механически.
- Она умеет читать книжки и декламировать стихи. Она только
летать не умеет. Она прыгает. Правда, Светка?
- Правда, - ответила ворона.
- Умная птица, белая, - пропела бабушка. - Не то что те два
идола.
Я рассеянно посмотрел на двух идолов, сидевших на печной
задвижке. Нахохлившись, они с любопытством рассматривали все
происходящее внизу. Затем я перевел взгляд на белую ворону. Она была
круглой как шар. Туловище как-то слилось с головой, из-под него
торчали толстые желтоватые лапы.
Разглядывая диковинную птицу, я медленно растирал расцарапанную
до крови руку. Ворона вдруг раскрыла рот и спросила:
- Больно?
- Да, больно, а что?
- Нужно помазать йодом. Нужно позвать доктора.
- Видишь, какая она умная. Она все знает, - выкликнула Ира, с
восхищением любуясь своей воспитанницей.
- Совсем как живой человек, - промурлыкала бабушка.
- Черт возьми, она у меня умнее, чем попугай! - воскликнул я.
- При чем тут попугай? - вдруг возразила ворона. - Попугай только
повторяет, но ничего не соображает.
Как ошпаренный кипятком, я вскочил со стула. В этот момент моя
последняя надежда рухнула.
- А ты разве соображаешь?
- Конечно, я все соображаю. Я даже знаю, как тебя звать.
- Вот видишь, какая она, моя Светка. Совсем как взрослая,
закричала дочка.
- Как же меня звать? - нерешительно спросил я.
- Папа, - ответила ворона очень отчетливо.
Я остолбенел. Не потому, что она произнесла это слово, а потому,
что в нем я усмотрел тревожный и роковой смысл. Ведь это я и никто
иной виноват в том, что на свет появилось это уродливое существо.
Пока я молча смотрел на уродливую птицу, Ирочка достала из своего
шкафчика большую книжку с картинками и стала спрашивать:
- Светка, кто это?
- Корова.
- А это?
- Лошадь.
- А это?
- Курица.
Ворона назвала все, что было изображено на картинках, без ошибки.
Во второй книжке она прочитала какие-то стихи. Да, именно
прочитала по слогам, как читает их моя Ира. К концу вечера между ней и
Иркой завязалась оживленная беседа, а я смотрел на них и думал, думал
до боли в голове, стараясь себя убедить, что эта белая ворона - не
мыслящее существо, а что-нибудь вроде талантливого, пусть даже
феноменального, но все же попугая.
В этот вечер произошло еще одно событие, о котором следует
сказать.
Когда Ирчонок зачем-то выбежала в соседнюю комнату, а я встал
из-за стола, чтобы немного успокоиться и привести свои мысли в
порядок, в это самое время с печной задвижки сорвались обе старые
вороны, набросились на белого урода и стали его клевать.
Он, совершенно беззащитный, запрыгал по столу и закричал:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг