- Володя, что вы думаете о нашей работе? Такое впечатление, будто она
зашла в тупик, - спросил я.
Он улыбнулся и почесал затылок.
- По-моему, мы упускаем какую-то непредвиденную закавыку, очень
существенный пустячок...
Я вернулся в свою комнату и уселся у комбинированного
потенциометра-магнитометра. Кто-то оставил на предметном столике
микроскопа живую культуру нервной ткани с электродами, фиксированными на
ядре и протоплазме клетки.
На экране осциллографа плавали электронные зайчики, точно повторяя одни
и те же циклы жизни: малый, средний, большой...
"В чем же этот секрет жизни? Как тщательно она хранит тайнy от самой
себя!
Жизнь и ее вершина - человеческий разум спрятали в область,
недосягаемую познанию, свою собственную сущность. Вот они, два электронных
пятнышка диаметром в несколько микрон, бегают друг за дружкой как ни в чем
не бывало. И мы знаем, почему это происходит..."
На официальный запрос о состояния здоровья Анны Зориной ответа из
больницы не последовало. Просто через несколько дней к нам в институт
приехал сам лечащий врач, доцент Кирилл Афанасьевич Филимонов. Вначале он
разговаривал один на один с директором, а после они вызвали Володю
Кабанова, профессора Карпова и меня.
Директор института сидел за столом угрюмый и задумчивый, а Филимонов
долго откашливался, прежде чем начать сбивчивое и взволнованное объяснение.
- Мы здесь поговорили с Александром Александровичем решили, что... э...
нужно вас обо всем проинформировать. Понимаете ли, дело очень
сложное... Редкий случай в медицинской практике...
- Анна будет жить? - спросил Кабанов.
Водворилась тишина. Директор института тяжело вздохнул. У меня по спине
поползла холодная капелька пота.
- Нет. Наверное, нет...
Филимонов отвернулся. Он засунул руку в карман, послышался треск
спичечной коробки.
- Вы не имеете права так говорить! - закричал я, задыхаясь.
Он печально улыбнулся.
- Молодой человек, вы думаете, мне легко это говорить? Зорина вот уже
три месяца в больнице. Два месяца я знал о летальном исходе ее болезни, и
два месяца я молчал. Я мог молчать до конца. Но ваше письмо, ваше
замечательное письмо от имени всех товарищей... Знаете, я больше не
выдержал... я мог бы ответить так, как требует врачебная этика. Состояние
тяжелое, но надежда есть. Ведь всегда надежда есть, правда? Но я сам
коммунист...
У него задрожали губы, и спичечная коробка в кармане трещала еще более
неистово.
- Что у нее? - уже робко спросил Кабанов.
- Нарушена сигнальная система, регулирующая питание сердца. Вначале я
думал, что повреждены нервы. Но, оказывается, они совершенно целы.
Однако... Они не способны регулировать жизнедеятельность клеток сердечной
мышцы...
-А какова причина?-спросил профессор Карнов.
- Зорина четыре месяца тому назад ушибла третий позвонок. Именно в нем
оканчиваются нервные волокна, регулирующие сердечную мышцу. Ушиб оказался
фатальным...
- Разве ничего нельзя сделать?
- Я консультировался с ведущими нейрохирургами. Все они в один голос
утверждают, что эти нейроны спинного мозга не регенерируют...
Я не помню, как покинул кабинет директора, как вышел из здания
института и очутился на улице. Я шел долго-долго и оказался перед зданием
клиники, где лежала Анна. Когда я начал подниматься по ступеням к главному
входу, кто-то положил руку на мое плечо. Это был Володя Кабанов.
- Вы хотите, чтобы я к ней не шел? - спросил я злобно.
- Ты пойдешь к ней. И я тоже...
Мы стали подниматься, а ноги будто налились свинцом... На секунду мы
остановились.
- Ты не знаешь самого главного, - задыхаясь, произнес Володя.
- Что?
- Анна знает все... Какая-то дура, ее подруга из медицинского
института, принесла ей курс сердечных болезней... Там она нашла свою
болезнь... Она в упор спросила доктора Филимонова, что у нее, и
потребовала, чтобы он сказал ей правду. "Я понимаю, почему вы так
тщательно изучаете мой третий позвонок..."
- И он подтвердил?
- Он просто ничего не ответил. Он ушел. Он говорит, что ему стало
страшно встречаться с этой девушкой.
Мы вошли в вестибюль больницы и надели халаты. Вот он опять, этот
проклятый длинный коридор с натертым до блеска паркетным полом. Ноги
подкашивались...
- Только не нужно говорить о болезни, - взволнованно сказал Володя. -
Если она... Она первая не будет говорить о смерти... И мы не будем. Мы
будем говорить о работе, слышишь! О том, как успешно идет наша работа! Она
идет чертовски успешно! Не сегодня-завтра тайна жизнедеятельности клетки
будет раскрыта! Это будет революция в науке, революция более важная и
более светлая, чем овладение атомной энергией. Понимаешь? И еще мы будем
говорить, какие замечательные у нас люди и как асе ее любят. И ты,
особенно ты, должен говорить, как ты ее любишь.
Ведь это сущая правда. Наберись мужества. Ты идешь не на похороны, не
оплакивать, не жалеть. Ты идешь вселить человеку самое важное - веру в
могущество человеческого гения, веру в его разум, в силу его благородных
устремлений. Ты идешь к своей любимой девушке, чтобы передать ей частичку
огромного мужества, которым полон наш народ. Пойми, Сергей, это не просто
посещение больной. Нет! Ты несешь ей бессмертную веру в будущее... Будет
такой момент, когда я вас оставлю вдвоем. Это будет для тебя самым
страшным моментом.
Но ты не должен думать о смерти... Тверди про себя: "Она будет жить,
она будет жить". Сам поверь в эти слова. И тогда все будет хорошо.
Инна лежала, забросив руки за голову, и, когда я вошел, прежде всего
увидел ее глаза. На исхудалом, мвртвенно-бледном лице они казались
огромными, удивленными. Я долго, не отрываясь, целовал её щеки, лоб, губы,
прежде чем произнес первые слова:
- Здравствуй, моя дорогая.
- Здравствуй... О, и Владимир Семенович пришел...
- Здорово, курносая. Ты что же это так долго бездельничаешь? Нехорошо,
нехорошо, милая дочка.
Володя был всего на два-три года старше меня, но он иногда называл нас
сынками и дочками.
- Ну-ка, дай пульс, - сказал Володя и достал Анкину руку из-под одеяла.
- Смотри, какой хороший пульс. Штук двадцать ударов в минуту!
- Да вы что, Владимир Семенович! У Наполеона был самый медленный пульс.
Говорят, сорок ударов. А у нормального человека шестьдесят-восемьдесят.
- Правда? - неподдельно удивился Володя. - А я и не знал.
Водворилось минутное молчание. Я заметил, что бледные губы Анны были
плотно сжаты, как будто бы она решила ни за что на свете никому не
говорить что-то такое, что знала только она...
- Так вот, Аннушка, - начал я. - Прежде всего всеобщий привет и
многоголосые пожелания скорейшего выздоровления.
- Спасибо...
- Во-вторых, твоей подружке Вале Грибановой присвоили почетное звание
биоювелира. Правда, знание это еще правительством не утверждено, но она на
него, бесспорно, имеет право. Девчата, которые собирают дамские часики в
колечках, не идут с нашей Валей ни в какое сравнение. Она из отдельных
молекул собирает клетку любой бактерии, от ядра до оболочки. Ты
представляешь, что это за искусство?
- Здорово, - восхищенно шептала Анна. - И откуда это у нее...
- Она до поступления к нам в институт кончила курсы рукоделия, -
серьезно вставил Кабанов.
Анна тихонько засмеялась.
- И все же в таких тонких делах девушки незаменимы, правда? - спросила
она.
- Безусловно, - заметил Володя.
Я крепко сжал худенькие плечи Анны. "Это никогда не случится, никогда",
- пронеслось у меня в голове.
- Ну и что получилось после того, как Валя собрала бактерию?
- Видишь ли, - начал за меня отвечать Кабанов, - во время сборки,
наверное, потерялся какой-то маленький винтик. Знаешь, как это бывает с
часами, вот машинка пока и не работает...
- А может быть, не винтик, а пружинка? - весело опросила Анна.
- А может быть, и пружинка. Но мы ее обязательно найдем. Наверное,
недели через две-три, вот шуму-то будет, а? Как ты думаешь?
- Скорее бы, - поворачиваясь на бок, прошептала Анна. - Мне так
хочется, чтобы это было скорее. Между прочим, Сережа, я здесь прочла
несколько медицинских книжек, главным образом по нейропатологии. Советую
почитать и тебе.
Там есть много интересных исследований нервных клеток. По-моему,
кое-что может пригодиться в работе.
- Обязательно прочту, Аннушка. А тебе, говорят, читать нельзя.
- Чепуха, - теребил меня Кабанов. - Читай все, что интересно и полезно.
Придешь в лабораторию и поможешь Грибановой найти ту самую пружинку. А
теперь разрешите откланяться. Я понимаю, у вас тут свои разговоры есть.
Только ты того, не сильно докучай девчонке!
Володя поцеловал Анкину руку и сильно тряхнул меня и плечо.
Мы остались вдвоем.
- Твое замечание о пружинке мне нравится, - сказал я, думая совсем о
другом. Я смотрел в усталые, но ровно сияющие, спокойные глаза, и мне
казалось, что я никогда не любил их так сильно, как сейчас.
- Странная вещь жизнь. - Анна откинулась на спину. - Я много в
последние дни думала о сущности жизни. Почему она такая? Почему движение
составляет ее незыблемую сущность? И я пришла к парадоксальному выводу,
который в формальной логике называется тавтологией. Жизнь потому и есть
жизнь, что она означает вечное движение. В физике мы говорим, что не
существует вечного двигателя и что построить его нельзя. А жизнь как раз и
есть пример вечного двигателя, начавшего работать миллионы лет тому назад
и не прекращающего своего движения ни на секунду.
- Да, - я прижал голову к ее груди.
- А смерть - это только условность... Это не прекращение движения
вперед.
Это только этап бесконечной эстафеты.
- Да...
Я слышал, как отчаянно билось её храброе сердце...
- И еще у меня появилась одна интересная мысль. Знаешь, какая? Физика
знает четыре состояния вещества. Самое простое - газообразное, более
сложное - жидкое, еще более сложное - твердое и затем такое странное
четвертое состояние - плазменное. Мне кажется, что жизнь - это есть
какое-то другое, сложное, пятое состояние материи. Науке понадобились
многие годы, чтобы выяснить причины, почему одно состояние материи
отличается от другого. А сейчас вы, то есть мы, штурмуем пятое состояние...
- Это так здорово, то, что ты говоришь...
- Я почему-то уверена, когда ученые раскроют тайну пятого состояния,
Человек не будет знать старости. Ведь познать сущность жизни - это значит
управлять ею. Ты согласен?
- Да...
- Мне представляется, что сейчас, в данный момент, и у нас в
лаборатории, и во всех других лабораториях мира, где изучают живую
материю, ученые ворвались в незнакомый мир, и им кажется, что все можно
объяснить только местными четырьмя состояниями, Наверное, поэтому ученые
не замечают чего-то очень существенного, что составляет интимную природу
пятого состояния...
Анна стала быстро и мелко дышать...
- Подними меня, пожалуйста, чуть-чуть...
Я приподнял ее и прижал к груди.
- Сережа, вот что мне еще кажется. Жизнь как-то должна быть тесно
связана с постоянным движением чего-то... Не перебивай... Всем известно,
что в организме постоянно циркулируют по нервным волокнам электрические
сигналы регулирования.
Такие же сигналы циркулируют в виде электрохимических потенциалов и в
одной-единственной клетке. Мне кажется, что, если бы как-то втолкнуть в
искусственно созданную клетку вот эти самые законы ее самоуправления, она
стала бы жить...
Я отодвинулся от Анны и внимательно посмотрел в ее огромные глаза.
- Повтори, что ты оказала, - прошептал я.
- Я говорю, в искусственно созданную клетку нужно как-то втолкнуть
сигналы регулирования...
- Как ты себе это представляешь?
- Не знаю, Сережа... Я только уверена, что пятое состояние вещества -
это такое состояние, когда материя становится вечной хранительницей
информации о своей сущности, вечным вместилищем законов своего бытия... Я
только не знаю, как это нужно сделать... О, если бы я знала...
- Анна, дорогая! Когда я слушаю тебя, мне начинает казаться, что вот
сейчас, сию минуту, мы касаемся пальцами чего-то самого тонкого, самого
главного и таинственного. Пятое состояние, вечное хранилище информации...
Милая моя, любимая, как ты до всего этого додумалась? Довольная, радостно
и гордо она откинулась на подушку.
- Кому, Сережа, как не мне, думать о смысле и содержании жизни... Да и
времени у меня для этого более чем достаточно... Было... - добавила она,
едва шевеля губами. В это мгновение мы оба думали об одном и том же, но
один из нас ни единым дыханием не выдал своих мыслей...
Пятое состояние, пятое состояние... вечное хранилище законов своего
собственного бытия... Анка умрет... Что такое жизнь? Вечное движение
электронных точек на экране осциллографа?.. Четыре известных состояния
вещества и пятое неизвестное?..
Это была страшная ночь после посещения Анны. Я видел в темноте ее
прекрасные глаза, знающие все-все, до последней точки, В полумраке
больничной палаты она упорно искала истину, и, может быть, в этих поисках
скрывалась смутная надежда... Пятое состояние... Мне казалось, что я сойду
с ума. Как можно ввести в искусственную клетку информацию, как? В живой
клетке она есть. Это показывают приборы. Любой момент её жизни
сопровождается потоком информации. Ее можно точно измерить, записать,
нарисовать. А как ввести? Неужели нет никакого пути спасти Анну?
"Летальный исход", - эти страшные слова произнес доктор Филимонов, и я не
мог, я отказывался понимать их смысл... Анна - физик. Но она идет дальше
того, что известно, она ищет новые пути, она не пережевывает термодинамику
и квантовую механику. Она понимает, что мир построен не только на них, что
он шире, богаче, сложнее, диковиннее! Мы знаем все винтики, из которых
построена жизнь... А вот...
Вдруг я вскочил с кровати! Меня охватил ужас. Не помню, когда я
заметил, что часы в моей комнате остановились, мысль о том, что их нужно
завести, то и дело приходила мне в голову. Сейчас она возникла у меня
снова, и я заржал, как в лихорадке. Я ощупью приблизился к старинным
часам, открыл дверцу и вставил заводной ключ в гнездо. Пружина затрещала,
и часы медленно начали отстукивать секунды...
"Не может этого быть...- про себя шептал я, - я, наверное, схожу с
ума...
Не может этого быть..."
Часы медленно тикали, а я смотрел в темноту и видел...
"А если это так и есть... Что, если это так и есть..."
Другой голос говорил:
"Чепуха. Это не так просто..."
"Но ведь никто не пробовал..." - возражал я сам себе.
"Значит, ты считаешь, что пружинка не потеряна?"
"Может быть, нет... А может быть, и да..."
"Тогда, как же ее завести?" - спрашивал внутренний голос...
"Ага, понимаю... Нужно немедленно действовать. Понимаешь, немедленно!"
Я включил свет и быстро оделся. За окном было еще темно, но мне было
все равно. Нужно действовать!
На улице моросил дождь. Ни автобусов, ни троллейбусов. Одинокие
электрические фонари. За углом, у "Гастронома", телефон-автомат.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг