Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
висевшего солнца внезапно померк.  Рваные,  быстро несущиеся полосы, будто
тени  хищных  птиц,  пересекли разбухший тусклый  диск.  Впервые  за  весь
ленивый знойный день в пыльных кронах шевельнулся ветер.
     Вадим Алексеевич вошел,  и его разом охватила банная духота.  Дом, за
дождливые недели напитавшийся,  как  губка,  влагой,  а  затем  разогретый
жаркими погодами,  теперь испускал пар.  Нестерпимо пахло  прелым тряпьем,
котами, затхлостью нежилых углов.
     Повинуясь  бессознательному любопытству,  Заборский тронулся  наверх.
Доски  лестницы подавались под  ногами,  точно  клавиши.  На  дворе  опять
захлопотал ветер, ему ответили гулкие вздохи и посвисты в недрах особняка,
заколыхались под потолком клочья паутины.  Вадим Алексеевич сделал еще шаг
- и вдруг ступень,  которой он едва коснулся подошвой, провалилась. Канула
вниз, словно нарочно подпиленная.
     Левая нога  Заборского скользнула в  пустоту;  присев,  он  удержался
судорожно стиснутыми пальцами за  хлипкие перила.  Пришло  жгучее  чувство
реальности.  Боже мой,  да зачем он здесь -  ответственный работник,  отец
семейства,  интеллигентный,  уважаемый человек сорока шести лет от  роду?!
Если бы дочь-студентка, которую он вечно бранит за разгильдяйство, увидала
его  в  таком  положении,  или,  скажем,  кто-нибудь из  подчиненных,  или
наоборот -  из партийного руководства полюбовался,  как главный архитектор
огромного города висит на гнилой лестнице в пяти метрах от пола,  опасаясь
шагнуть вверх или начать спуск!..
     Неужели все  дело именно в  е г о  дочери,  в Насте?  Немногие знают,
какая боль  постоянно  гложет  подтянутого,  респектабельного  Заборского,
какая  обида на судьбу...  Это так страшно,  когда твое дитя,  плоть твоя,
которую совсем недавно держал ты на руках крошечной и  беспомощной,  вдруг
становится  чуждым,  враждебным  созданием,  опрокидывает  все  надежды...
Настя,  Настенька...  Вот с той бы,  с черноглазой гулять  по  набережной,
кормить ее шоколадом, беседовать на всякие отвлеченные темы - о Вселенной,
о прошлом,  о будущем...  Говорят, не выбирают родителей; получается, увы,
что детей тоже не выбирают.
     Вадим  Алексеевич медленно вытянул  ногу  из  пролома,  носком  туфли
попробовал следующую доску.  Как будто надежно... Почему же он все-таки не
возвращается,  почему столь упорно стремиться наверх? Только ли ради того,
чтобы  очистить  совесть  перед  полузнакомой  школьницей  Ирой?  Да  нет,
разумеется. Не только. С незапамятных (а впрочем, по ощущению - вчерашних)
мальчишеских времен  Заборский  привык  действовать наперекор  собственной
слабости.  Должно быть,  потому и выбился в люди. Например, доказывал, что
ничего не боится - ни завтрашней контрольной по математике, ни темноты, ни
вечно  пьяного  полуидиота из  соседнего двора  по  прозвищу  Билли  Бонс.
Доказывал всем окружающим...  но прежде всего себе.  И сейчас тоже - себе.
Если он поддастся слабости, раздражению, уйдет, не осмотрев дом полностью,
- останется в душе саднящая точка. Стыд.
     Поднявшись  наконец  на  площадку,  Вадим  Алексеевич  увидел  справа
дверную раму, а за ней - комнаты, сплошь заваленные рухнувшей штукатуркой.
Туда не тянуло.  Зато справа обреталась дверь почти целая,  только с дырой
на месте замка и  плотно притворенная -  а что же возбуждает исследователя
больше, чем закрытая дверь?..
     Заборский не без волнения отворил - и очутился в коридорчике меж двух
фанерных перегородок.  Здесь когда-то разделили часть зала на клетушки. Но
дальше  расстилалось пространство потемневшего паркета,  на  котором  тоже
хватало штукатурки,  однако больше было  старых газет.  Слежавшаяся пресса
образовывала толстое одеяло перед устьем большой,  до потолка,  изразцовой
печи в углу.  (<Черт - отличные изразцы, прошлый век - надо бы их ободрать
отсюда,  прежде чем рушить!..>)  Зоркий глаз архитектора сразу отметил под
печью с  полдюжины еще не покрывшихся пылью лимонадных бутылок.  Очевидно,
здесь собирались.
     Косоугольники света на полу погасли,  будто кто-то разом заслонил оба
больших, вдребезги разбитых окна. Уже не отдельные пряди туч неслись через
небо  -  победно  разворачивалось тяжелое знамя  грозы.  Вадим  Алексеевич
подумал,  что  обвалившиеся потолки -  плохая  защита  от  ливня.  <Зря  я
отпустил машину,  -  вспомнить, что ли, юные годы? - в <Авангарде> я тянул
на  первый взрослый -  рвануть кросс до автобусной остановки?  -  дыхания,
пожалуй, хватит, - а скорости? - сейчас разверзнутся хляби!..>
     К  Заборскому возвращалась его  привычная  ироническая трезвость.  Да
нет,  пожалуй,  жгучая досада,  такая,  что впору заплакать. Обманула Ира.
Безжалостно обманула та,  которую  он  только  что  любовно представлял на
месте своей дочери.  Конечно,  раз она с  дружками устраивает здесь тайные
пиршества,  ей  никак не желательно,  чтобы дом сносили.  Но выдумать ради
этого  целый  фантастический сюжет,  явиться к  главному архитектору!  Ах,
скверная девчонка,  врунья,  дрянь,  дрянь... Купился, старый дурак, - вот
тебе!
     Он   решительно  повернулся  уходить,   но   помешкал,   вспомнив   о
предательской лестнице.  Что ж, отступать некуда... Заборский сделал шаг -
и замер.  За спиной тихонько звякнуло.  Еще раз,  еще...  Похоже,  что две
стоящие рядом бутылки ударяются боками.  Подземные толчки?  Да нет,  он бы
почувствовал.
     Вадим  Алексеевич снова  поглядел в  сторону  печи,  разрисованной по
белому тысячами затейливых синих фигурок. Понятно, рядом с печью никого не
было.  Плотно  закрытую  чугунную дверцу  покрывал слой  пыли.  Больше  не
звенели бутылки;  зато наступил черед иных,  еще  более загадочных звуков.
Казалось,  что  дом  кряхтит и  почесывается,  пронизанный некими токами в
преддверии разгула стихий.  Шелестело, скреблось, шуршало и взвизгивало то
в одном конце зала, то в другом, то за стенкой, то под самыми ногами...
     Заворчав,  электрически полыхнуло небо.  Что-то мягко упало в  печи и
завозилось,  тряся  изнутри  дверцу.  Главный  архитектор  пятился,  боясь
оказаться спиной к залу. За ним проскрежетало и громко щелкнуло...
     Вадим  Алексеевич обернулся прыжком,  лицо  его  исказилось.  Дверь в
конце коридорчика,  через которую он  вошел сюда,  не  прикрыв ее,  стояла
захлопнутая.  Издав нечто вроде короткого храпа,  Заборский рванул на себя
ручку - но дверь, лишенная замка, держалась крепко, словно взятая на ключ.
     И тогда главный архитектор города побежал -  не чувствуя ног, ринулся
обратно мимо перегородок, наискось через шепчущий, бормочущий пустой зал к
лишенному стекол окну.
     Он успел еще услышать,  как визжит на несмазанных петлях,  отворяясь,
заслонка печи.
     Если  бы  в  окрестных домах  оставались жители и  кто-нибудь из  них
выглянул полюбоваться вечерней грозой - он увидел бы незабываемое зрелище.
Сквозь оконную раму  во  втором этаже  особняка вымахнул,  не  удержавшись
затем на ногах,  мужчина в отличном светлом костюме, с лицом перепачканным
и  обезумевшим.  А  если бы наблюдатель еще и  знал в подробностях историю
<поисков контакта> - он, безусловно, отметил бы, что беглец воспользовался
именно тем окном,  в котором лет тридцать пять назад,  спасаясь от ночного
ужаса,  собственным  телом  высадил  стекла  нынешний  помощник  прокурора
республики Петр Приходько.


                                    VI

                              <Директору  ...го  областного краеведческого
                              музея доктору сельскохозяйственных наук
                              Гордейчуку Я. М.
                              от лаборанта отдела зоологии и палеонтологии
                              Нестеренко Б. Г.

                            3 а я в л е н и е

          Прошу освободить  меня  от  занимаемой должности по собственному
     желанию>.

     Все.  Остается лишь поставить число и  подпись.  Два дня он  мучился,
прежде чем принять это решение; но теперь оно бесповоротно. Мама, конечно,
расстроится:  ей так нравилось, что Богдан <пошел в науку>. Но ничего. Она
поймет,   что  сын  больше  не  может  оставаться  там,  где  его  жестоко
оскорбили...
     - Нестеренко, на ковер!
     Не  сразу  обернувшись на  голос  беспечной  секретарши  Леночки,  он
подумал,  что  так  даже лучше.  Старик и  рта не  успеет раскрыть,  чтобы
выложить порцию обидных слов,  - а тут Богдан хлоп ему на стол бумагу! Это
будет хорошая пощечина.  Пусть не считает себя всесильным... Богдан быстро
подписался,  черкнул дату и, взяв листок, вышел вслед за Леной. На секунду
ему  стало жаль расставаться со  своим отделом,  с  привычной за  два года
работы  большой  темноватой  комнатой;  с  товарищами в  застиранных синих
халатах -  каждый колдует за своим столом;  да и стола родного стало жаль,
такого обжитого,  где он и  писал,  и рисовал,  и препарировал...  Поборов
себя, Богдан твердо закрыл дверь.
     Войдя  в   кабинет  директора,   он  увидел  там  своего  завотделом,
Павловского. Рыхловатый, рано облысевший, Роман Викторович скромно сидел в
углу,  и  вид у него был такой,  точно Павловского внезапно разбудили и он
еще  не  успел  прийти  в  себя.  Более  того  -  растерянность читалась в
поведении Якова Матвеевича. Директор явно не знал, как начать разговор.
     Походив взад-вперед с папиросой и зачем-то поправив стеклянную поилку
кенаря, Яков Матвеевич наконец выдавил из себя:
     - Такие  дела,  брат...  Получается,  что  мы  с  тобой  опять должны
вернуться к старой теме, к твоим домовикам!
     - А  я  не хочу к ней больше возвращаться!  -  удивившись собственной
смелости,  громко  сказал  Богдан.  Против ожидания,  Яков  Матвеевич лишь
дернул седой бровью и примирительно ответил:
     - Ладно,  ладно!  Знаешь,  кто старое помянет...  -  Он взял со стола
бумагу,  протянул ее мятежному лаборанту.  -  Вот...  Как снег на голову -
заинтересовались твоими  зверушками серьезные  люди.  То  есть  не  именно
твоими и не благодаря тебе, но чем-то очень похожим. Почитай-ка...
     Это было письмо,  отпечатанное на машинке;  обычный лист, не казенный
бланк,  но  подпись внушала легкий  трепет:  <П.  К.  Приходько,  помощник
прокурора республики>. Высокопоставленный юрист писал, что к нему на прием
явилась школьница,  специально приехавшая из областного центра, откуда был
родом  сам  Приходько.  Девочка,  оказывается,  знает понаслышке о  некоем
детском приключении прокурора,  а именно о том, как лет тридцать пять тому
назад  в  старом  нежилом доме  Приходько столкнулся с  весьма странными и
скорее всего неизвестными науке ночными животными.  Школьница и ее друзья,
как бы  приняв эстафету от сверстников юриста,  <опекают> этот дом,  так и
оставшийся незаселенным.  По  ее сообщению,  неведомые существа продолжают
тем  или  иным образом обнаруживать свое присутствие.  Поскольку особняк в
самом  близком  будущем  подлежит  сносу,   Приходько  просит  сотрудников
краеведческого музея  произвести  тщательное  обследование.  Адрес:  улица
академика Грабовского, 34.
     В  груди  Богдана точно  лопнула глухая перегородка,  мешавшая сердцу
биться  свободно.  Слезы  навернулись на  глаза.  И  даже  директор  вдруг
показался не  столь уж  неприятным:  ну,  погорячился человек,  с  кем  не
бывает... Лаборант незаметно скомкал за спиной свое заявление.
     ...То был   вторник;   а   в  пятницу  они  с  Романом  Викторовичем,
руководившим   <экспедицией>,   выехали   на   улицу   Грабовского.   Всей
исследовательской  техники  был  у них потрепанный УАЗ-469 - музей никакой
поисковой аппаратурой не располагал.  Правда,  Богдан заикнулся,  что надо
бы-де   попросить   у  военных  прибор  инфракрасного  видения;  но  Роман
Викторович объяснил,  что на согласование и  получение  допуска  к  такому
прибору  уйдет  не  один  месяц,  а  до  сноса особняка осталось не больше
недели...
     Лаборант заранее разыскал по  телефону Иру  Гребенникову (разумеется,
это  она ездила в  столицу к  Приходько).  Когда <уазик> вкатился во  двор
тридцать четвертого номера,  там уже ожидала небольшая группа ребят, среди
которых Богдан как-то  сразу  выделил щуплую девчушку в  линялых джинсах и
голубой  ветровке.  Поразили ее  глаза  -  непрозрачные,  пугающе  темные,
особенно  по  контрасту  с  бескровным  некрасивым  личиком.  Были  в  них
недетская тоска и страстное ожидание...  чего?  Разгадки чуда?.. Остальные
выглядели вполне  буднично:  щекастая румяная  вертушка,  которую товарищи
именовали Натахой;  робкий Виталий,  из  числа тех  стремительно растущих,
хрупких  ребят,  которым  всегда  коротки рукава  и  брюки;  подозрительно
глядящий исподлобья, надутый, капризного вида бутуз, по имени Олег.
     Богдан,  конечно,  ожидал,  что их посвятит в  тайны дома черноглазая
Ира,  но на деле случилось иначе.  Его и Павловского буквально потащила за
собой шустрая Натаха.  От нее не отставал верный паж Виталик;  Олег плелся
по пятам,  делая вид,  что все ему трын-трава,  но на самом деле сгорая от
любопытства;  и  лишь  зачинщица держалась поодаль.  На  все,  что  делали
зоологи,  она поглядывала даже с некоторой неприязнью...  И уж наверняка с
великим недоверием.
     Однако  больше  всего  поразило Богдана поведение Романа Викторовича.
Шеф  бродил  по  особняку  ленивыми медлительными шагами,  качая  головой,
слушая непрерывную трескотню Натахи...  и  ничего не делал.  Даже под ноги
смотрел главным образом для того, чтобы не споткнуться и не выпачкаться. В
то  время,  как  Богдан излазил все  паутинные углы,  заглянул и  посветил
фонариком во  все  дыры,  измазался по  уши,  дважды чуть не  покалечился,
разыскивая  любые,  хотя  бы  минимальные  <вещественные доказательства> -
клочки  шерсти,   остатки  пищи,   экскременты,   -   Павловский  с  явной
брезгливостью обходил грязные места,  груды штукатурки и  не скрывал,  что
торопится окончить осмотр.  Скоро он даже начал подгонять лаборанта:  мол,
есть неотложные дела в музее...
     Наконец,  Натаха подвела их к  самому <таинственному> месту в  доме -
тому,  где,  по  мнению <искателей контакта>,  начинался путь к  обиталищу
ночных ловкачей.  В  стене  под  лестницей зияли два  отверстия размером с
книгу -  выводы неведомых труб или стоков;  кто теперь разберет,  для чего
они были сделаны?  Оттуда глядела темнота, полная и неоспоримая, хоть режь
ее ножом, пахло чем-то сладковатым, дурманящим.
     Роман Викторович остановился перед одним из проемов,  не выпуская изо
рта сигареты,  и сказал,  что не видит реальной возможности исследовать их
глубину.  Виталик,  начитавшийся фантастики, возбужденно забормотал что-то
насчет тележки с маленькой видеокамерой. <Ну, брат, таких штук у нас нет и
быть не может!> -  подражая директору, развел руками Павловский. Молчавший
до сих пор Олег, мрачно сопя, предложил закачать в <норы> воду через шланг
или бросить по  дымовой шашке.  Мгновенно перейдя от созерцания к  ярости,
Ира зашипела на опешившего бутуза: <Сначала я тебя туда самого засуну!> Ее
глаза на  меловом лице расширились так  жутко,  что Богдана пробрал озноб,
будто от встречи с  т е м и...
     Павловский поспешно согласился с Ирой:  конечно же,  такие варварские
методы не подходят,  да и  вряд ли что-нибудь дадут!  Он цеплялся за любой
предлог, чтобы поскорее свернуть поиски. Тем более что все усердие Богдана
оказалось тщетным.  Единственными животными, чье присутствие в заброшенном
доме не вызывало сомнений, были бродячие кошки...
     По  дороге в  музей Роман Викторович клевал носом и  только один  раз
очнулся от сонной одури, чтобы воскликнуть: <Ну, цирк! Ну, кино!..> Богдан
стиснул зубы,  удерживаясь от грубого ответа.  Он мучил себя,  лихорадочно
перебирая варианты:  что  делать,  какие еще исследования можно провести в
старом доме при их  полной приборной нищете и  бессилии?  Тем более что от
вечно  дремлющего,  ко  всему  безразличного  Павловского  никакой  помощи
ожидать не приходится.  Всей энергии шефа хватит лишь на то, чтобы сегодня
же  накатать письмо об  отрицательном результате осмотра;  Яков Матвеевич,
злорадно посмеиваясь и  отпуская шуточки  насчет  того,  что  не  у  одних
лаборантов бывают  мозги  набекрень,  это  письмо  подмахнет и  отправит в
столицу; бедняга прокурор вздохнет и распрощается с детскими фантазиями; а
дом снесут. Что же все-таки еще можно предпринять... в одиночку?
     Или не в одиночку?
     Вечером следующего дня Богдан позвонил Ире Гребенниковой.
     ...Они  гуляли  по  проспекту  Дружбы,  ели  мороженое  из  вафельных
стаканчиков и приглушенно беседовали. Если бы прохожие могли услышать этот
разговор,  они  наверняка усомнились бы  в  душевном здоровье нескладного,
сутулого,  рукастого молодца, еще сохранявшего мальчишескую развинченность
движений, и его бледной большеротой спутницы.
     - Так ты, значит, предполагала заранее, что у нас ничего не выйдет?
     - Не предполагала, а знала.
     - Зачем же ездила к прокурору?
     - Я еще раньше к Заборскому ходила,  главному архитектору города... -
Ира задумалась;  прошла несколько шагов молча,  стараясь ступать в ногу  с
Богданом,  потом пожала плечами:  - Ну,  надеялась на что-то. Что, скажем,
мне поверят и дом не станут сносить.
     - Просто так поверят,  на слово?  Без доказательств?  А  с виду вроде
умная девочка!..

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг